Пацан - Павел Сергеевич Иевлев

от твоей лысой поклонницы. Какие-то тряпочки лежат стопочкой на баке. Не на том баке, который ёмкость для топлива, а том, который передняя часть палубы корабля. Поскольку мы с тобой, надеюсь, будущий экипаж речного судна, то надо привыкать называть всё правильно. Похоже, пока мы спим на корме, наша голосистая гостья может залезть на палубу и не рехнуться. Она нас не видит, может быть, дело в этом. А может быть, и нет, понятия не имею, как это работает. В общем, пойдём мерить одежду, пацан. Я уже и ответный дар приготовил, кашу, разумеется. Со вкусом хелидоры. Поскольку завтракать мы будем такой же, то я уже снял пробу — похоже на копчёную колбасу, сделанную из заплесневелых носков дохлого бомжа. Да ладно, не пугайся — я съел свою порцию и ничего, жив. Хотя желание повстречать где-нибудь в пустошах технолога с завода концентратов выросло ещё сильнее. Накопились у меня к нему вопросы кулинарного характера. Впрочем, люди постоянно жрут всякую гадость, взять вот хоть вьетнамцев с их жареной селёдкой. Кто жил с ними в одном общежитии, тот не забудет этот запах никогда.

— Вот, видишь, твоя лысая мадам вполне обучаема, — удовлетворённо прокомментировал Ингвар, поправляя на мальчике пояс штанов. — Длинноваты чуть-чуть, но это ерунда, это мы подвернём.

— Спасибо тебе, лысая женщина! — крикнул Ингвар в сторону берега. — Не побрезгуй и ты нашим даром — хелидороподобным концентратом, надеюсь, не идентичным натуральному. Не хотел бы я встретить однажды того хелидора… Вот тут положу, смотри. Не спеши, заберёшь, когда сможешь. Не думаю, что на это кто-то позарится.

***

— Да, пацан, мост определённо видал лучшие времена, — сказал Ингвар задумчиво. — Будь мы на машине, дальше пришлось бы идти пешком. Но поскольку мы и так пешком, то ничего не теряем. Пешеходный проход уцелел и выглядит достаточно прочным. Пошли потихонечку. Держись за перила, а то лететь далеко. Ты не боишься высоты, надеюсь? Вроде бы нет, как я погляжу. Вот и ладушки. Топай, топай, не бойся, я рядом. Если что, грохнемся вместе, если тебя это как-то утешает. Но не должны. Это только кажется, что он от ветра качается. На самом деле, если этот пролёт до сих пор не упал, то вряд ли рухнет именно под нами. Не такие уж мы толстые. Ты так вовсе ничего не весишь, по-моему: кожа, да кости, да синие глазки. В чём душа держится? Видишь, перешли. Дальше хоть на танке катайся, даже автомобильный кусок цел.

— А ну, стойте, вы, там!

Из стоящего на спущенных шинах ржавого автобуса вышел мужчина в сильно потрёпанной одежде с внушительной ржавой железякой в руках.

— Видите черту на мосту?

— Видим, — коротко ответил Ингвар.

— Это моя «зона смерти».

— Зона смерти?

— Ну, расстояние, с которого меня клинит.

— Я это называю «агрорадиус», — поделился Ингвар.

— Да хоть «дистанцией поцелуя», друг. Но ещё шаг, меня сорвёт с катушек, и я вас порешу вот этой острой железкой. А мне бы не хотелось, потому что кровь и кишки не украшают пейзаж да и завоняются быстро.

— Понимаю, не спорю. Кишки не всем по нраву. Но не мог бы ты тогда уйти ненадолго на тот берег? Нам с пацаном надо перейти реку.

— Нет, друг. Не мог бы, даже если бы хотел. Видишь? — он поднял драную выцветшую рубаху. Под ней обмотанный тряпками железный обруч, обхватывающий мужчину под выпирающими рёбрами. На обруче закреплена цепь, уходящая куда-то под автобус. — Так что мост вы не перейдёте, извини. Для того я тут и сижу.

— Не понял, — озадачился Ингвар, — ты сидишь на цепи, как сторожевая собака, и охраняешь мост? Зачем?

— Чтобы никто его не перешёл, разумеется. По-моему, это очевидно, друг. И ты лучше не пробуй, потому что я тощий, но сильный. И зарубает меня так, что вообще ничего не могу с этим поделать. Ты-то ладно, а пацана жалко будет, я детей давно не видел. Живых, в смысле. Кстати, как так получается, что вы вместе и не поубивали друг друга?

— Природный феномен, — отмахнулся Ингвар, — статистическая флуктуация. Не обращай внимания. Ты мне лучше скажи… Как там тебя зовут, ты сказал?

— Я не сказал. Димитр.

— Так вот, Димитр, не подскажешь, кто тебя на цепь посадил-то? Кому так помешает, если мы мост перейдём?

— Веришь, друг, я не в курсе.

— Это как так может быть?

— Да как оно бывает? Кто-то нашёл меня спящего и оглушил. Навернул чем-то по тыкве, шишка потом две недели была. Пока человек без сознания или спит, на него у других крышу не срывает.

— Интересная информация, спасибо.

— Да на здоровье, друг. Я думал, это все знают. Прихожу в себя на цепи вот здесь. Рядом пакет жратвы, бутыль воды, вязанка дров и всё такое. В автобусе, вон, лежаночка организована, кухонька, уютно всё, грех жаловаться. Извини, но в гости по понятным причинам пригласить не могу, но поверь на слово — жить можно.

— И что, никак не освободиться?

— Ну, как тебе сказать… С одной стороны, если сильно заморочиться, то можно, наверное, постепенно цепь перепилить. Да хоть об бетон звено перетереть. Долго, муторно, но в конце концов справился бы…

— Но?

— Но зачем? Куда я пойду-то? Сам поди видел — и идти некуда, и прибиться не к кому. А здесь меня кормят. Приходит человек, кладёт жратву на край моей «зоны смерти», палкой задвигает внутрь — и всё. Опять же, рыба. Мне снастей дали, леска длинная, с моста достаёт. Иной раз неплохо клюёт, к слову. Позавчера вот такого леща вытащил!

Мужчина показал руками, какого, и Ингвар уважительно покивал.

— Воду достаю ведром на верёвке. Для питья кипячу, а помыться и так можно. А главное, друг, в этом есть хоть какой-то смысл. Сижу, никого не пускаю, приношу пользу. Даже если не знаю, какую и зачем. Тот, кто мне жратву приносит, ничего не говорит.

— Вообще ничего?

— Ни слова. Я и так и этак спрашивал — отворачивается и уходит. Так что, друг, не знаю я, почему они никого на том берегу видеть не хотят. Но я вас не пустил бы, даже если б мог. Ничего личного, служба.

— И тебя такая жизнь устраивает?

— Кого