Стивен Дональдсон - Запретное знание
Морн.
– Они провели какое-то время в запрещенном космосе.
Ангус поежился на своем стуле. Его не волновал запрещенный космос. Его волновала Морн Хайланд. Она была единственным живым существом, которое могло выдать его последнюю тайну; уничтожить его последнюю надежду.
Он был жив, потому что заключил с ней сделку. Сдержала ли она слово? Будет ли она придерживаться условий и дальше?
– Мин, – продолжал директор, – что говорилось в последнем сообщении Ника?
– Оно было коротким, – ответила Мин, словно подавляя в себе внезапное желание огрызнуться. – В нем говорится: «Я спас ее для вас, черт бы вас побрал. Сейчас вытаскивайте меня отсюда. Если вы этого не сделаете, я не смогу спасти ее от амнионцев».
Для Ангуса величайшей опасностью было не то, что Морн могла попасть к амнионцам. А может быть, то, что он был запрограммирован на ее спасение, чтобы доставить ее назад в ПОДК – и она не сдержит свое обещание.
И тем не менее при мысли, что он увидит ее снова, сердце у него забилось сильнее.
За своим ником, Тавернье выглядел так словно в любую минуту его вырвет.
– Боюсь, – заметил Диос, – Нику Саккорсо не слишком можно доверять. Но он не может совершенно игнорировать возможность того, что младший лейтенант ПОДК может попасть в лапы Амниона.
Не изменив ни позы, ни голоса он обратился к директору ДП:
– Отведите Милоша на «Трубу». Убедитесь, что он помнит инструкции. Напомните ему о последствиях их нарушения. Не бойтесь ему наскучить – небольшое повторение не принесет вреда.
– Я хочу несколько минут поговорить с Ангусом. Я отправлю его, когда закончу.
Взгляд Мин помрачнел.
– Вы думаете, это безопасно?
– А вы думаете, что нет? – задал вопрос Диос.
Она мгновенно поднялась. Ее лицо в полумраке казалось непроницаемым и твердым.
– Пошли, Милош.
Руки Тавернье сильно дрожали, когда он вынимал ник изо рта, бросал его на пол и вставал. Он шел перед Мин так, словно она сопровождала его на казнь.
Они были уже у дверей, когда Уорден тихо сказал:
– Не стоит обижаться, Мин. Даже я могу обойтись время от времени без защиты. Если я не могу рискнуть, судя по своим расчетам то на что я годен?
– Я задаю себе этот же вопрос, – ответила она грубым голосом, – почти каждый день. – И когда они с Милошем вышли, директор улыбнулся ей вслед.
Улыбка не придала ему радостный вид. Она сделала его похожим на человека, выносящего приговор. Блеск глаза выдавал, что он ненавидел это; презирал со страстью слишком сильной, чтобы можно было подобрать ей название.
Может быть, подумал Ангус в панике, Уорден Диос готов вынести приговор самому себе. А может быть, он готов совершить ошибку, которая увеличит его, Ангуса, шансы.
Но это было непохоже.
В одиночестве с Уорденом Диосом он сидел и потел. Директор изучал его и ничего не говорил. Он чувствовал на себе глаза Диоса, закрытый глаз, щупающий его в поисках его тайн. Он хотел опустить голову – хотел поскорее покинуть комнату. Он был не тот человек, чтобы смотреть в лицо директору ПОДК; слишком много страха сидело в его душе. Пусть отпустит их с Милошем на «Трубу». Пусть отпустит его к людям и местам, которые он понимает. Тогда у него появится шанс. Здесь – он пропал.
Тем не менее, страх приучил его к ненависти – а ненависть питала его силу. Он ненавидел Уордена Диоса; ненавидел все, что защищал директор ПОДК. Он ненавидел полицейских и законопослушных граждан; ненавидел романтиков и идеалистов. Он ненавидел их, потому что они всегда ненавидели его.
Его ненависть позволила ему заглянуть в глаз Диосу.
– Вы теряете время, – прохрипел он. – «Потребность срочная», вы помните?
– Скажи мне правду, Ангус, – ответил Уорден, словно не менял тему. – Эти помехи – не прерывания скана. – Его взгляд был зафиксирован не на лице Ангуса, а на его груди – на излучениях сердца и легких. – Это – чепуха. Ты редактировал доказательства против себя в информационном ядре.
Переполненный страхом и ненавистью Ангус не дрогнул; он даже не опустил глаз. Вместо этого он выдохнул:
– Вы сошли с ума. Если бы я мог проделывать подобные трюки, меня бы здесь не было. Я сидел бы в каком-нибудь месте вроде Биллингейта и стал бы богатым, проделывая этот трюк с каждым нелегальным кораблем в космосе человечества.
– Нет. – Директор был убежден. – Ты не тот человек. Ты слишком сильно ненавидишь – ненавидишь всех. Ты не стал бы помогать людям типа Ника Саккорсо, даже если бы это принесло тебе богатство.
Через мгновение он вздохнул.
– Но ты можешь молчать. Поверишь ты или нет, но твоя тайна останется тайной. Я не буду спрашивать, как ты это делаешь. Я не могу позволить себе знать это. Этот «трюк», как ты называешь его, самое взрывоопасное знание после лекарства иммунитета Интертеха. Тогда меня переиграли. Я не предлагаю, чтобы меня переиграли снова. Для меня было бы самоубийством, если бы ты выдал то, что знаешь.
Без перехода, словно все происходящее было частью какого-то целого, объединенного по принципу, до которого Ангус не мог докопаться, Уорден сказал:
– Замри, Джошуа.
Огненный ураган паники захлестнул Ангуса, когда шизо-имплантаты отключили его. Продолжая смотреть на директора ПОДК, он стал клониться вперед, пока голова его не легла на стол – он вел себя словно зверек, внезапно попавший в яркий свет фар.
– Есть два способа рассматривать происходящее, – заметил Диос, поднимаясь на ноги. – Один – что я отослал Мин для ее собственной безопасности. – В руке он держал большую черную коробку. – Если бы она знала, что я собираюсь сделать, она не смогла бы скрыть своего облегчения. – Он мог держать ее в руке все время. – Рано или поздно она выдаст себя.
Открыв коробку, он обошел стол. Когда он оказался за спиной Ангуса, он положил коробку и начал стягивать с Ангуса скафандр.
Хотя Ангус не мог сфокусировать взгляд, он узнал коробку. Это была аптечка первой помощи.
– Я, вероятно, выкрутился бы, если бы она разбудила в Хаши подозрение, и он догадался, что я делаю. Он опасен – не потому, что приходит к неверным выводам, а потому, что делает верные выводы по неверным причинам. Именно это он сделал, когда предложил использовать Милоша для контроля за тобой.
Как только он добрался до надреза между лопаток Ангуса, он перестал стягивать скафандр. Рывком он снял бинты. Его руки были тверды как камни, когда он взял скальпель из аптечки. И быстро сделал новый надрез. Тампоном он убрал кровь с компьютера Ангуса.
Ангус взвизгнул бы, если бы мог контролировать свой рот – или голосовые связки.
– Но кто действительно меня беспокоит – это Годзен, – продолжал Уорден, разговаривая сам с собой. – Если Мин сделает нечто, что вызовет его подозрения, то мы с ней погорим окончательно. С этой точки зрения я действительно должен рискнуть сам.
И мгновенно странная холодная пропасть заполнила часть мозга Ангуса. Из его компьютера был вынут информационный диск.
– Если посмотреть на это с другой стороны, то я защищаю сам себя. – Диос положил диск на стол и достал из своей коробки другой. – Если бы Мин знала, почему я это делаю, она первая бы повернулась ко мне спиной. – Как только новый диск был вставлен, Ангус почувствовал, как программа перегружается. – Я, вероятно, не проживу так долго, чтобы беспокоиться о том, что случится, когда Годзен предаст меня.
Ни торопливость, ни тревога не повлияли на действия Диоса, когда он свел края надреза, и заклеил их новой порцией плазмы. Из аптечки он достал новый бинт и прикрепил его к спине Ангуса.
Убрав старый диск и бинт, он поправил скафандр Ангуса и застегнул замки на нем. Затем он отошел.
Несколько шагов – и он оказался вне поля зрения Ангуса. Не в состоянии видеть четко, автономно моргая, Ангус смотрел, как директор обошел стол и подошел к тому месту, где сидел Милош.
Уорден обошел стол и изменил позу Ангуса, чтобы директор ПОДК и его новейшее орудие могли смотреть друг на друга.
Диос сел на стул Милоша – под светом – словно хотел убедиться, что Ангус будет видеть его насколько это возможно. Тем не менее, Ангус лежал на столе, вытянув шею, словно перед казнью.
– Ангус, – сказал Уорден спокойно, выпятив на Ангуса свою челюсть, сломанный нос, свою повязку и нормальный глаз. – Я сменил твой операционный диск. Ты знаешь это – твой разум работает, хотя ты не можешь двигаться. Ты не сможешь определить разницы. В любом случае, большая часть изменений очень тонкая. Но даже если бы это было не так, ты бы не узнал этого, потому что ты не можешь сравнить две программы. Насколько тебе известно, тот диск, который находится в тебе – единственный, который существует.
Ангус моргнул, потому что его мозг решил, что он должен моргнуть. Его сердце и легкие продолжали работать. Что-то в поведении Диоса подсказывало ему, что он услышит нечто архиважное, пик всей ситуации.
