Иэн Бэнкс - Черта прикрытия

Та, кем она стала ныне, признавала силу, стоявшую за этими аргументами, но полагала, что блюсти традицию по-своему разумно. Теоретически это, разумеется, неправильно, и с этим обычаем, конечно, надо бы что-то сделать, но ведь и вреда особого в нем нет. Он даже очаровывает своей эксцентричностью. В любом случае, ей совсем не хотелось остаться в истории Верховной Матерью, по чьему настоянию старому обычаю был положен конец.

Она постоянно размышляла, насколько достоверной может быть эта симуляция. Насколько реалистично и динамично это общество? Действительно ли существуют города, откуда прибывали к ним (если верить их словам) новенькие послушницы, любопытные путешественницы и представители благотворительного общества? Как ведут себя жители тех мест? Трудятся, учатся, терпят лишения, ищут выход из передряг — все, как в базовой Реальности?

А если этой симуляции позволено развиваться в нормальном темпе, не может ли быть так, что кто-то где-то уже додумался до отливки передвижных литер и книгопечатания, тем самым обессмыслив занятия монахинь Убежища и отправив всех их на свалку истории?

Она ждала, что однажды представитель благотворительного общества встретит ее улыбкой, полной сдержанного сожаления, и протянет свежий номер этой новенькой придумки, как ее там — периодической прессы?

Но копии манускриптов продолжали забирать, доставляя взамен пищу, воду, расходные материалы для письма и все, что было нужно по хозяйству, а ее жизнь тем временем клонилась к закату, по крайней мере в этом секторе Виртуальности. Она подозревала, что ей суждено умереть — если это слово здесь вообще обладало реальной значимостью — в обществе, не слишком отличном от того, в каком она родилась. После этого ей приходилось напоминать себе, что здесь она не родилась, но только проснулась, пришла в себя, будучи уже взрослой.

Настал год, когда среди новеньких затесалась девушка, которая посмела отрицать существование Богини. Она приказала привести ослушницу и говорила с ней словами старой Верховной Матери, сказанными некогда ей самой. Чей без всякого удовольствия показала послушнице потайную камеру с цепями, оковами и прочими орудиями боли. Зато она вспомнила, что в бытность ее молоденькой послушницей в темнице пахло куда хуже. Почему? Наверное, оттого, что она сама никогда никого туда не бросала. Впрочем, у нее могло притупиться обоняние. К счастью, новенькая покорилась ее воле, хотя и с неумело замаскированным презрением, и дальнейших мер принимать не пришлось. Она размышляла, удалось бы ей найти в себе силы для такого приказа, обернись дело не столь благоприятно.

Ее зрение постепенно ухудшалось и в конце концов испортилось совсем. Теперь она больше не могла вести дневник в обугленной книжице: буквы становились все крупнее и крупнее, и она поняла, что однажды ей придется отводить по странице на букву, чтобы различать текст. Но это бы ей не очень помешало, ведь за столько лет она, как ни старалась, так и не исписала книгу до конца, заполнив ее лишь на две трети. Вскоре за ней придет смерть, а в книжке до сих пор оставались чистые листы.

Но ей подумалось, что такие крупные буквы насмешат того, кто когда-нибудь прочтет записи, покажутся ему знаком себялюбия, так что мало-помалу она совсем забросила записи. Она уже давно изложила о себе все, что хотела, и продолжала вести дневник скорее по привычке, которая в последнее время стала ее утомлять.

Она стала рассказывать свои истории новеньким послушницам. Те, верно, думали, что она совсем из ума выжила, но она ведь была Верховной Матерью, поэтому они слушали да помалкивали. А может, в те дни молодежь наконец-то стали воспитывать в почтении к старшим.

Голосовые связки у нее тоже ослабели, но она продолжала ежедневно посещать часовню и долго сидела там с закрытыми глазами, восторженно внимая прекрасному, необыкновенному, восхитительному пению.

Наконец она так одряхлела, что не могла больше передвигаться и только лежала в ожидании смерти, и тогда к ней явился ангел.

ДЕВЯТНАДЦАТЬ

Тяжеловооруженный джлюпианский крейсер Укалегон[27] доставил Джойлера Вепперса в пещерный город Айобе на планете Вебецуа меньше чем за два дня — в сорок раз быстрее, чем мог бы это сделать корабль Сичультианского Установления. Вебецуа находилась на самом краю Сичультии, в маленькой звездной спирали под названием Чжунцзунзанский Водоворот. Среди этих старых, разбросанных довольно далеко друг от друга звезд лежала и система Цунга.

— Конечно, я говорю серьезно. Почему мне нельзя его купить?

— Они не предназначены для продажи.

— Почему?

— Это противоречило бы нашей политике.

— Так смените ее.

— Политику не меняют.

— Почему политику нельзя изменить?

— Потому что смена политики несовместима с политикой.

— Вы ходите по кругу.

— Я просто следую за вами.

— Нет. Я рассуждаю прямо и логично. Вы же уклоняетесь от ясного ответа.

— И тем не менее.

— ... что? Тем не менее все останется как есть?

— Да.

Вепперс, Джаскен, Сингре и полдесятка сичультианцев из свиты магната, а также ближайший помощник джлюпианского консула и офицер среднего ранга из команды Укалегона с некоторым трудом втиснулись в трософлайер, державший путь по одной из самых больших карстовых пещер Айобе. Пещера уходила вглубь примерно на километр и напоминала огромную узкую трубу, по дну которой текла извилистая речушка. Здания, террасы, бульвары и аллеи пещерного города тянулись от речушки вверх по трубе, нарастая уровень за уровнем, словно многовековые осадочные отложения. Примерно на середине пути ко входу в пещеру здания начинали походить на уступы скал, а некоторые постройки расположились даже выше, прильнув прямо к нависающему над городом навершию пещерной стены. Подвески трософлайера же были размещены еще выше. Рельсотросы были закреплены у свода на специальных консолях, и вся эта конструкция громоздилась над портальными платформами, как череда исполинских подъемных кранов. Свод пещеры был в нескольких местах продырявлен. Дыры, судя по их строго овальной форме, были искусственного происхождения, и через них стареющее вебецуанское солнце посылало на трассу косые плитчатые отсветы.

Яркость светила медленно нарастала, и планета получала от него слишком много света. Вебецуанские континенты состояли преимущественно из эродированного известняка, а это значило, что в глубинах планеты имеется разветвленная сеть карстовых пустот. Там укрывались от беспощадного солнца обитатели этого мира — автохтонные животные и сичультианские колонисты. Пригодные для проживания людей зоны располагались на слишком высоких или слишком низких широтах, и лишь полюса оставались оазисами свежего умеренного климата. Здесь на склонах холмов иногда можно было увидеть снег.

— Сингре, — обратился Вепперс к своему джлюпианскому конфиденту, сокрушенно покачав головой, — ты мое доверенное лицо и ближайший посредник в бизнесе. Я, пожалуй, могу даже назвать тебя своим другом, какой бы смысл вы, чудаки-инопланетники, ни вкладывали в это слово. Но в данном случае я вынужден общаться через твою голову. Или панцирь.

— Панцирь. Хотя в нашем языке смысл примерно аналогичного выражения сводится к тому, что я должен выйти за пределы области твоего влияния.

— С кем мне поговорить?

— О чем?

— О покупке корабля.

— Ни с кем. Такие вещи называют у нас неприкрытыми. Никто не станет вести с тобой таких переговоров.

— Неприкрытыми? Это означает то же самое, что и несовместимые с политикой?

— Да.

— Лейтенант, — Вепперс обернулся к судовому офицеру, парившему в воздухе за его спиной; двенадцать своих конечностей офицер аккуратно раскинул по блестящей металлической подушке, служившей ему, как и остальным джлюпианам, переговорным устройством и креслом, — это правда?

— Истинность какого высказывания вы желаете установить, господин?

— Правда ли, что купить один из ваших кораблей невозможно?

— Купить у нашего Военно-Космического Флота корабль, принадлежащий Военно-Космическому Флоту, невозможно.

— Почему невозможно?

— Это расходится с нашей политикой.

Вепперс тяжко вздохнул.

— Я это уже слышал, — сказал он, посмотрев на Сингре.

— ВКФ редко продает свои корабли и никогда — лучшие из них, — объяснил Сингре.

— Но ведь вы уже наняли его для меня и моих людей, — заметил Вепперс.

— Ничего подобного, — возразил офицер. — Мы продолжаем контролировать судно. Это не то же самое. Если мы продадим его вам, контроль перейдет к вам.

— Но ведь я не прошу многого, — настаивал Вепперс. — Всего один корабль. Я же не собираюсь покупать весь ваш флот. Это же такая мелочь. Вы, положительно, слишком придирчивы.