Джек Макдевит - Эхо

– Вы были единственным его ребенком? – спросила я.

– Да.

– Он хотел, чтобы вы пошли по его пути?

– Чейз, сомневаюсь, что его вообще это волновало. – Он нахмурился. – Хотя, может, я и ошибаюсь. Однажды или дважды, еще в детстве, я говорил ему, что если он не найдет инопланетян, я сам отправлюсь на их поиски. Пожалуй, я говорил неправду, но считал, что должен сказать именно это.

– И как он отреагировал?

– Посоветовал держаться от этого подальше. Сказал, что я разобью себе сердце.

Из кухни выглянула Бетти-Энн:

– Бэзил, ты как-то раз говорил мне, что он одобрял твой образ жизни?

Бэзил посмотрел на нее и рассмеялся:

– Собственно говоря, да. За несколько недель до смерти он велел мне не слишком перетруждаться. Я подумывал о карьере врача. – Он снова рассмеялся, на этот раз громче. – Он рассказал мне о тайне жизни.

Алекс наклонился вперед:

– И в чем же она состоит?

– Наслаждайся. Живи сегодняшним днем.

– Удивительно.

– «Купи где-нибудь дом, поселись там и живи на пособие. Наслаждайся тем временем, что у тебя есть. Все остальное по большому счету не имеет значения». Конечно, это лишь пересказ его слов, но именно так он выразился.

Бетти-Энн принесла напитки. Кофе оказался вполне неплохим. В дом просачивался холодный воздух, и я поежилась, обхватив себя руками. Заметив это, Бэзил встал, подбросил в камин еще одно полено, пошевелил в нем кочергой и задернул занавески.

– Так будет лучше, – сказал он.

Алексу явно понравился «Мансон». Попробовав напиток, он что-то записал в блокноте, еще раз отхлебнул из стакана, закрыл блокнот и спроецировал с его помощью голографическое изображение плиты.

– Видели когда-нибудь такое?

– Конечно, – улыбнулся Бэзил. – Она хранилась у отца в кабинете.

– А он рассказывал вам, что это за предмет?

– Он говорил, что эта плита – из древнего поселения где-то в Даме-под-Вуалью. Не помню, где именно.

– Из человеческого поселения?

– Конечно.

– Он так и сказал – человеческого?

Бэзил поскреб бороду.

– Это было давно, – ответил он. – Не помню точно, что отец говорил мне тогда. Но он наверняка прыгал бы до потолка, если бы нашел следы инопланетян. И я не забыл бы об этом.

– Ясно. Спасибо.

– Алекс? – Он поколебался. – Вы… знаете что-то такое, чего не знаю я?

– В общем-то, нет. Мы просто пытаемся все досконально выяснить.

– Что ж… в ней было что-то необычное. В плите.

– Что именно?

– Не знаю точно. Но отец соорудил для нее специальный шкаф. Он не выставлял ее напоказ, как все остальное, и большую часть времени держал под замком. – Бэзил почесал в затылке. – Если честно, я про нее забыл. Это ценная вещь?

– Именно это мы, в числе прочего, и пытаемся выяснить. Ее нашли в Риндервуде, в саду нынешней владелицы дома.

– Нашего дома?

– Да.

– В саду?

– Да.

Бэзил покачал головой:

– Не понимаю.

– Когда вы видели плиту в последний раз, она была в шкафу?

– Да.

– Давно ли она появилась у вашего отца? Не знаете?

– Не думаю, что очень давно. Кажется, я не видел ее до того, как пошел в колледж. Он привез плиту незадолго до своей смерти, года за два-три.

– Бэзил, у вас есть идеи насчет того, как она могла оказаться в саду?

– Вероятно, из-за меня.

– То есть?

– После ухода из дома я почти не виделся с отцом. Иногда я бывал у него, но, похоже, ни мне, ни ему это не доставляло особого удовольствия. Когда он умер, я унаследовал все его имущество и продал. Помню, я предложил покупателям – кажется, по фамилии Хармон или вроде того – оставить себе любую мебель, которая им понравится. У меня для нее просто не было места. Скорее всего, шкаф они тоже оставили себе.

– Вас не интересовала плита?

– Наверное, я вообще о ней не вспомнил. Мне хотелось побыстрее все продать.

Алекс допил напиток и поставил стакан на стол.

– Превосходно.

– Хотите еще?

– Нет, спасибо. – Алекс на мгновение закрыл глаза. – Бэзил, мы не можем найти никаких сведений об экспедициях вашего отца – о том, куда он летал, что делал. Где-то он упоминал, что отметил множество мест как пустые – для тех, кто решит продолжить его дело. Но самой этой информации нигде нет. Он не вел дневника? Нет ли чего-нибудь, что поможет нам больше узнать о его деятельности?

– Конечно. Отец хранил журналы всех своих полетов. Насколько мне известно, туда заносились все подробности: куда он летал, что видел. Фотографии, карты, распечатки – все, что угодно.

– Отлично, – сказал Алекс. – Не позволите взглянуть?

– У меня их нет.

– А у кого они?

– У его друга. Хью Коновера.

– Как они оказались у Коновера?

– Я отдал.

– Зачем?

– Он задал мне этот же вопрос. Я решил, что они не представляют никакой ценности, по крайней мере для меня.

– Когда это было, Бэзил?

– Сразу после смерти отца.

– Ясно. Вы, наверное, не знаете, как найти этого Коновера?

– Не знаю. Я не видел его уже двадцать лет.

– Понятно. Наверное, его несложно разыскать.

– Как знать. Я слышал, что он живет на другой планете.

– Проверим. Спасибо.

Бэзил наморщил лоб, словно пытаясь что-то вспомнить.

– Кажется, я слышал, что он живет совсем один.

– Совсем один?

– Совершенно. Один на своей собственной планете, – рассмеялся он. – Он никогда не отличался общительностью, как и мой папаша.

И это сказал человек, живущий на вершине горы без коммуникатора.

Глава 5

Бог, видимо, любит археологов, раз он даровал нам такую богатую историю и несколько сотен планет с множеством заброшенных храмов, затерянных городов, военных трофеев и мест, о существовании которых мы успели забыть. В естественных науках осталось мало новых объектов для исследования, а сфера интересов археологов расширяется с приходом очередного поколения.

Тор Маликовский. Выступление перед членами

Всемирной археологической ассоциации по случаю ее переезда

из Барристер-холла в комплекс Университета Корчного (1402 год)

Хью Коновер, как и Таттл, был антропологом, и карьеры их были в чем-то схожи. Он тоже искал следы разумной жизни во Вселенной, но прежде всего его интересовали места, где высаживались и жили люди, – отдаленные форпосты, города, погребенные в джунглях или в песчаных пустынях, базы, основанные и внезапно брошенные на заре межзвездной эпохи. Если бы он наткнулся на нечто совершенно новое – что ж, хорошо, даже превосходно. Но он прекрасно знал, какова вероятность этого события. И ему хватало ума делать вид, что он не воспринимает эту возможность всерьез.

Как и Таттл, он был пилотом. Как и Таттл, он обычно путешествовал один.

Более того, Коновер добился некоторых успехов. Главным его достижением стало открытие неизвестной прежде космической станции двадцать седьмого века на краю Дамы-под-Вуалью. Это случилось в 1402 году. Он работал в этом направлении еще семнадцать лет и внес существенный вклад в историческую науку, но больше не обнаружил ничего столь же впечатляющего и в 1419 году вышел на пенсию. Три года спустя он объявил, что уходит, – и действительно ушел. Возможно, кто-то знал, где его искать, но в открытых базах такие сведения отсутствовали.

Мы продолжали собирать информацию о Таттле и попросили Джейкоба выяснить, к кому могли попасть его бумаги. Искину потребовалось всего несколько секунд на ответ:

– У меня нет таких сведений, Алекс.

– Что ж, – заметил Алекс, – я бы удивился, если бы мы что-нибудь нашли.

– Видимо, его не считали достаточно крупной фигурой, и никто им не заинтересовался, – добавил Джейкоб.

Никто не написал биографию Таттла, никто не удостоил его серьезной награды. Из интервью вырисовывался образ ограниченного чудака, «специалиста» наподобие охотников за привидениями, поклонников Нострадамуса и тех, кто мог различить облик Бога в Андреановом облаке. В прессе о нем почти не упоминалось. Имелись сообщения о его смерти и свадьбе, а также заметка о том, как он спас тонущего ребенка из реки Мелони во время летнего фестиваля. В общем, о Таттле не было известно почти ничего, если не считать его острого интереса к поискам инопланетной жизни.

Некоторые из коллег Таттла были еще живы. Мы встретились с кем смогли – с Уилсоном Брайсом из «Юнион рисерч», Джеем Пакстоном из Университета Йорка, Сарой Инагрой из Института Квеллинга и Лизой Кассаветес, которая давно ушла в политику и стала депутатом Законодательного собрания.

Некоторые из них бывали в риндервудском доме, но, само собой, это было очень давно. Никто не помнил о шкафе, а тем более о его содержимом.

– Собственно говоря, – сказала Кассаветес, которая, несмотря на свои сто шестьдесят лет, с улыбкой намекнула, что ее интерес к Таттлу ограничивался спальней, – я даже не помню, чтобы хоть раз входила в его кабинет.

Никто не был в состоянии объяснить, откуда могла взяться плита.

– Да, – сказал Брайс, высокий и неуклюжий, со слишком длинными руками и ногами; он выговаривал каждую фразу так, будто нам следовало ее конспектировать, – эти символы отдаленно напоминают позднекорбанские. Но взгляните на подлинную позднекорбанскую письменность…