Джек Макдевит - Эхо

– Мы привезем вас обратно, как только закончим, – сказала я. – Это ненадолго.

Она задумчиво посмотрела на деньги:

– Ладно. – Она поднялась на ноги. – Я получу деньги, даже если он нас не впустит, ладно?

– Хорошо.

– Меня это вполне устроит. Позвольте, я возьму пальто.

Был один из тех морозных дней, когда в небе нет ни облачка, солнце ярко светит, а температура опускается намного ниже нуля. Мы поднялись в воздух, и Бетти-Энн направила меня в сторону самой высокой горы в округе. Внизу почти ничего не двигалось – даже замерзшая река.

– Это Огами, – сказала она. – На касиканском языке означает «смерть».

Я не удержалась от смеха:

– Довольно-таки мелодраматично.

Касикане жили в этих краях больше тысячи лет и до сих пор составляли немалую часть местного населения. Северные территории в течение долгого времени принадлежали только им, и у них возникли собственные язык и культура. Происхождение касикан все еще являлось предметом споров.

– Почему ее называют рекой смерти?

– На этот счет есть легенда, – сказала Бетти-Энн.

А когда ее нет?

– Может, расскажете? – попросил Алекс. Он обожал мифы и небылицы – все-таки его бизнес во многом опирался именно на них.

– История гласит, – начала женщина, – что Лайо Висини, легендарный касиканский герой, отправился по реке на плоту, взяв с собой сына. Они плыли по течению, почти ни о чем не беспокоясь, когда их застиг врасплох калу. – Так называли большого ящера с четырьмя лапами и приличным аппетитом. – Попятившись, отец случайно столкнул мальчика за борт, и река унесла его прочь. Говорили, что даже много лет спустя Висини приходил на берег реки и оплакивал сына. В конце концов чувство вины перевесило: он бросился в реку и утонул.

Мы с Алексом переглянулись. Я решила сменить тему.

– Может, позвонить сперва Бэзилу, а не сваливаться как снег на голову? – спросила я.

– У него нет коммуникатора.

– Вот как? – Я думала, что в справочнике просто нет номера.

Бетти-Энн показала направо. Среди деревьев виднелась заснеженная крыша.

– А вот и дом Бэзила.

Опустившись на поляну, мы вышли и зашагали по расчищенной дорожке к дому, вслед за Бетти-Энн. С севера дул морозный ветер. Дверь приоткрылась, и из нее выглянул мужчина с ястребиным лицом:

– Кто там?

– Это я, Бэзил, – ответила Бетти-Энн. – И еще люди, которые хотят с тобой познакомиться.

Бэзил был худ. Волосы падали на глаза, в которых читалось недоверие. Неухоженная черная борода закрывала большую часть рубашки.

– Кто они такие, Бет? – прорычал он.

– Господин Таттл, – сказал Алекс, – я Алекс Бенедикт, а эта молодая леди – Чейз Колпат. Мы историки и хотели бы, если можно, немного поговорить с вами.

– О чем? – спросил он, давая понять, что у него есть дела поважнее, чем развлекать каких-то придурков.

– Мы пишем историю Управления планетарной разведки и астрономических исследований. Ваш отец внес немалый вклад в его деятельность.

Он улыбнулся. В глазах его промелькнуло презрение.

– И что?

– Это был весьма важный период. В последние сто лет мы сделали немало открытий.

– Я имею в виду, почему для вас так важен мой отец?

До этого Алекс надеялся, что с сыном проблем не будет. Он постарался, чтобы его голос звучал по-прежнему ровно:

– Как я уже сказал, он внес немалый вклад.

– Он так ничего и не нашел. – Бэзил перевел взгляд с Алекса на Бетти-Энн. – Рад снова видеть тебя, Бет.

– И я тебя, Бэзил. – Она подошла к Бэзилу и скромно чмокнула его в щеку. – Надеюсь, ты не сердишься, что я их сюда привела?

– Нет, все в порядке. – Он отступил в дом, пропуская нас. – Думаю, все-таки стоит зайти внутрь.

По обстановке было видно, что здесь живет мужчина: головы сталкеров на противоположных стенах, мебель ручной работы, разбросанные повсюду одеяла. Еще одно одеяло висело на стене, неизвестно для чего. На окнах – раздвинутые толстые занавески. Рядом с входной дверью – картина: река на фоне освещенного серпом луны неба. Из кухни доносился запах еды. В камине потрескивали поленья.

– Неплохо обставлено, – без тени иронии заметил Алекс.

– Мне нравится, – сказал Бэзил таким тоном, словно давал понять: меня не одурачишь.

– Мне тоже.

Алекс остановился перед картиной с изображением реки, выглядевшей так, будто ее купили на распродаже.

– Это Притчард, – заметил Бэзил. – Обошлась мне недешево.

– Великолепно. – Вряд ли картина могла стоить много, будучи репродукцией, но Алекс, разумеется, не стал указывать на это. – Как давно вы здесь живете, Бэзил?

Бэзил задумался.

– Двенадцать лет, – наконец ответил он. – Где-то так. – Он показал на стулья. – Садитесь.

Мы сели.

– Что вы хотите узнать?

– Ваш отец всю свою жизнь посвятил исследованиям. Поискам иных цивилизаций.

– В смысле – инопланетян?

– Да.

– Ну в общем, да. Он почти ничего об этом не рассказывал.

– Он ведь так ничего и не нашел?

– Не нашел.

– Не мог ли он на что-нибудь наткнуться – на руины или артефакт, на что-нибудь, одним словом, – и не обмолвиться об этом никому?

Бэзил рассмеялся – нет, скорее фыркнул:

– Поверьте мне, если бы папаша нашел хоть что-то, об этом сразу же узнали бы все. О нем говорили бы во всех сетях мира. Только ради этого он и жил.

– Значит, вы даже не сомневаетесь в этом?

– Алекс, – медленно проговорил Бэзил, словно обращаясь к слабоумному, – повторить еще раз? Мой отец всю свою жизнь потратил на погоню за тем, чего нет. Он был мечтателем. Ничего так и не нашлось, но он продолжал свои поиски, пока наконец не решил, что жизнь пошла насмарку.

– И оказался прав?

– Думаю, да.

– Жаль, что вы так считаете…

Бэзил пожал плечами:

– Сейчас это не имеет значения. Он наткнулся на пару заброшенных поселений. Заброшенных, естественно, нами – людьми. Одному из них было две или три тысячи лет. В обоих случаях люди куда-то исчезли, но никакой тайны в этом не было. По одному виду этих мест он мог понять, что инопланетяне тут ни при чем. Вот и все. Думаю, он мог преподнести эти находки как свой большой успех, но они его попросту не интересовали.

– Как он вообще увлекся поисками иных цивилизаций? Не знаете?

Бэзил снова пожал плечами:

– Откуда мне знать, черт побери! Думаю, он просто был одиноким человеком. Ему надоели мы, надоела его семья, и он отправился искать других.

– Большинство мужчин в таких случаях ищут другую женщину.

– Угу. – Бэзил встал и подошел к окну. Снаружи не было видно ничего, кроме деревьев и снега на фоне серого неба.

– Вы когда-нибудь летали вместе с ним?

– В экспедицию? – Он задумался. – Один раз летал, еще мальчишкой. Мы уехали на пару месяцев, и матери это не слишком понравилось. Возможно, именно потому они в конце концов и развелись. – Он направился в кухню. – Бетти-Энн, хочешь выпить?

– Лучше чего-нибудь горячего. – Она положила руки на подлокотники, словно собираясь встать. – Давай я принесу, Бэзил?

– Конечно, – кивнул он. – Если ты не против. Как насчет твоих друзей?

– Что у вас есть? – спросил Алекс.

– Не так уж и много, – ответила Бетти-Энн, даже не заглядывая в кухню. – Пиво. «Корфу». Могу приготовить вам «Микки-мансон». – Она посмотрела на Бэзила. – У тебя еще осталось?

– «Мансон» звучит неплохо, – заметил Алекс.

– А что будете вы? – спросила я у Бетти-Энн.

– Кофе.

– Тогда мне тоже.

– Мне пиво, Бет, – сказал Бэзил.

Она скрылась в кухне, и с минуту мы слышали, как открываются двери шкафа и звенят бокалы и чашки.

– Ваш отец умер довольно молодым, – сказала я.

– Сто тридцать один год. Угу. Жаль.

– Он часто летал один?

– Как я слышал, почти постоянно. За несколько лет до смерти он ушел на пенсию, после чего все время был не в духе. Не думаю, что он нуждался в компании: она всегда была ему без особой надобности. Пожалуй, его нельзя было назвать общительным.

– Не знаете, почему он был не в духе?

– Думаю, потому, что сдался.

– Интересно, знал ли он о приближающемся шторме?

– Сомневаюсь, что отца это волновало. Он думал, будто он бессмертен, ел вредную пищу, никогда не обращался к врачу. Если бы он знал о шторме, то решил бы, что так даже интереснее. Знаю, не стоит так говорить о собственном отце, но сомневаюсь, что он был умнейшим человеком планеты.

– Вы когда-нибудь ему об этом говорили?

– Пару раз. Он отвечал, что я, мол, беспокоюсь по пустякам.

– Мне очень жаль, – сказала я.

– Знаю. Всем жаль. Можно было легко избежать того, что случилось, стоило лишь проявить больше благоразумия. Но, насколько я помню, он всегда шел напролом. Во всех случаях.

– Вам, наверное, было очень тяжело.

– Никогда не понимал, что мама в нем нашла. – Бэзил помолчал – видимо, решал, стоит ли продолжать. – Даже когда он был дома, это не очень чувствовалось.

– В смысле?

– Казалось, будто он где-то далеко. У него не находилось времени для меня. Для нас… – В голосе его прозвучала грусть, куда более сильная, чем он готов был признать.