Эрик Браун - Полутьма
— Ты знаешь, где мы, мальчик мой? Беннетт окинул взглядом купол:
— Я его не узнаю…
Купол был похож на сотни других куполов, которые он каждый день видел на земле.
— Яне купол имею в виду, болван! Вот! — Он взмахнул рукой, указывая на дерн. — Это место. Ты знаешь, где мы?
Беннетт покачал головой:
— Я сдаюсь. Скажи мне.
— Это рай, мальчик мой, — широко усмехнулся отец. — Посмотри как следует на рай!
Во рту у Беннетта внезапно пересохло. Он не мог отвести от отца глаз. Он подумал: а почему, собственно, его так удивляет то, что перед смертью отец все-таки потерял рассудок?
— О чем ты думаешь, Джошуа? — рассмеялся отец. — Погоди, сейчас ты увидишь, кто у меня тут… — Он обернулся и крикнул в купол: — Мать! Выходи! Посмотри, кто к нам пришел!
Дверь распахнулась, и мать Беннетта — вернее, голограмма его матери в возрасте пятидесяти лет — вышла из купола. Она вгляделась в Беннетта с постным выражением лица — долгие годы фанатичной веры напрочь лишили ее всякой, радости, — и покачала головой:
— Джош? По-моему, он не похож на Джоша.
— Как ты это делаешь; отец? — спросил Беннетт. Отец рассмеялся:
— Простое программирование, мальчик мой. Система создания образа, построенная на всех видеофильмах и голограммах твоей матери.
Он помолчал и снова крикнул, повернувшись к куполу:
— Элла! Смотри, кто пришел к нам в гости!
— Нет, — сказал Беннетт самому себе. — Пожалуйста, не надо.
Когда миниатюрная фигурка его сестры выбежала из купола и бросилась к нему, Беннетт почувствовал внезапньй укол ревности. Элла в мемориальном саду годами принадлежала только ему. У них установились свои отношения, очень личные и ставшие почти реальными за эти долгие годы.
— Привет, Джош! Я играла с ракетами в гостиной. Хочешь поиграть со мной?
— Как-нибудь в другой раз, ладно, Элла? — выдавил он.
— Конечно, — улыбнулась она.
— Я несколько лет назад скопировал голограмму из мемориального сада, объяснил отец. — Мне все время хотелось использовать ее в моем ВР-модуле, но как-то руки до сих пор не доходили. Что ж… Лучше поздно, чем никогда. — Он рассмеялся. — Здорово, да?
Беннетт смотрел на изображение сестры, понимая, что у згой копии нет в памяти их долголетних разговоров. Эта версия призрака Эллы была дешевой подделкой, ничего не знающей о нем и его боли.
Он встряхнул головой, пытаясь прийти в себя. Все они просто программы, сказал он себе. Все! Дорогостоящие голографические проекции со сложными банками памяти.
— Вот видишь, Джош, что я буду делать, когда наконец сниму с себя покров земного существования?
— Хвала Господу! — произнесла нараспев его мать.
— Аминь! — откликнулась Элла.
Беннетт закрыл глаза, чтобы хоть на минуту отключиться от вида этого пошлого суррогата, который отец называл своим личным раем.
— А теперь нам с Джошем надо пару минут поговорить наедине, мать. Джошуа!
Когда Беннетт открыл глаза, отец поманил его за собой и пошел прочь от купола. Беннетт послушно поплелся за ним, желая только одного — поскорее закончить этот разговор и оказаться снова в реальном мире.
Отец остановился и повернулся к нему:
— Я рад, что; ты согласился позволить мне умереть, Джош. Я старый человек, и с меня довольно. Я просто хочу уйти. Ты видел, что меня ждет.
Он обернулся на купол, и улыбка смягчила его черты. Затем он снова бросил взгляд на Беннетта:
— Когда ты вернешься, скажи Сэмюэлсу, чтобы он начинал процедуру. И еще скажи ему — это очень важно, мальчик мой, — скажи ему, что я хочу остаться здесь, когда он будет вводить мне лекарство. Ты понял? Я не хочу, чтобы меня снова волокли в эту антисептическую палату и вселяли в мои жалкие останки. Ты понял, Джош? Передай Сэмюэлсу, что я хочу умереть с достоинством.
— Я передам, — ответил Беннетт.
— Я верю тебе, Джошуа, — кивнул отец, — Прощай, сынок.
Беннетт смотрел на отца, желая сказать что-нибудь подобающее случаю, но не смог найти слов. Он протянул руку, чтобы обменяться последним рукопожатием, и только тут вспомнил, что он не оснащен для осязаемых контактов в виртуальной реальности. Отец молча смотрел на него, понимая ошибку сына. Этот тупик пугающе символично отобразил отношения, которые были между ними всю жизнь. Беннетт смущенно и вяло помахал рукой и быстро вырвался из рая, сняв с себя ВР-очки.
Солнечное сияние, залившее тесную больничную палату, ослепило его, а когда глаза немного привыкли к свету, он увидел перед собой одряхлевшее тело отца. Изможденное, полумертвое лицо под очками имело лишь самое отдаленное сходство с тем человеком, с которым Беннетт разговаривал в мире виртуальной реальности. Время от времени костлявые руки этого полутрупа вздрагивали, а губы изгибались в гротескной пародии на улыбку отца в раю. — Мистер Беннетт?
Он поднял глаза и поймал пристальный взгляд Сэмюэлса.
— Я понимаю, что для вас это был настоявши шок. Беннетт потряс головой, освобождаясь от навязчивых видений.
— Я сказал ему, что согласен с его желанием. Бланки, которые я должен заполнить, у вас с собой?
В течение следующих двух часов, пока санитары готовили аппаратуру для введения летальной инъекции, Беннетта познакомили с душеприказчиком отца и его исповедником, который пробормотал банальные слова утешения и заверил его, что все это к лучшему. Беннетт подписал кучу самых разных бланков, отказов от претензий и других документов, включая распоряжения насчет похорон, и его, наконец, оставили в палате отца одного.
Он подумал было выключить ВР-модуль и поговорить с отцом — сказать ему то, чего он не смог сказать в эрзац-раю. Но потом решил, что ему практически нечего сказать старику. Пускай он лучше проведет свои последние минуты в раю, купленном на деньги, которые ему удалось утаить от кредиторов.
В полдень в палату вошли доктор Сэмюэлс, два санитара, душеприказчик и исповедник отца и встали возле кровати.
Беннетт вспомнил о желании отца умереть, не выходя из ВР-сайта.
— Доктор Сэмюэлс! Мой отец хотел, чтобы его не отключали от модуля.
Сэмюэлс нахмурился и глянул на душеприказчика.
— Закон штата требует, чтобы пациент подвергался эвтаназии без искусственных стимуляторов и подключения к виртуальной реальности, — объяснил тот.
— Да какая вам разница? Таково было его последнее желание.
— Поверьте мне, мистер Беннетт: ваш отец так накачан успокоительными, что он даже не почувствует, что он уже не в сайте. Пожалуйста, скажите мне, когда…
Беннетт подвинул кресло к койке и взял отца за руку. Она была уже холодной, словно смерть уносила его по частям. Беннетт кивнул доктору Сэмюэлсу.
Санитар снял с умирающего очки, и Беннетт с облегчением увидел, что глаза отца закрыты. Другой санитар выключил ВР-модуль. Доктор Сэмюэлс кивнул Беннетту и нажал кнопку монитора, стоящего за кроватью.
Пока его отец умирал, перед глазами Беннетта невольно пробежали сотни образов — калейдоскоп событий из их совместной жизни, — и он почувствовал острое желание, чтобы все это происходило как-то по-другому.
Он сжал холодную ладонь руками, ив эту секунду умирающий приоткрыл глаза и посмотрел на него в упор. Беннетт, горьким и длительным опытом наученный разбираться в настроениях отца, почувствовал, что тот молча обвиняет его в предательстве.
Затем глаза отца закрылись, кардиограф запищал на одной высокой и монотонной ноте, и исповедник, стоявший в ногах кровати, начал торопливую молитву.
5
Беннетт ушел из больницы после полудня и сел на электропоезд, чтобы встретиться с Джулией в ресторане «Новая Луна».
Он приехал раньше нее, сел за столик под открытым небом возле озера, заказал пиво и стал смотреть на лебедей, плескавшихся в воде. Ему не хотелось встречаться с Джулией и выслушивать ее жалобы и придирки. Он решил придумать какой-нибудь предлог, чтобы поскорее удрать.
Он уже приступил ко второй кружке нива, когда Джулия подошла со стороны озера. Она улыбнулась и помахала рукой, но Беннетт знал по опыту, что ее хорошее настроение ничего не значит: каждый раз, когда их встречи сводились к подробнейшему перечислению его недостатков, она для начала делала радостный вид, чтобы скрыть свои намерения.
Джулия заказала в баре кофе и осторожно понесла его через лужайку — высокая загорелая женщина тридцати с небольшим в длинном красном платье. Она была босиком, и Беннетт задумался, кого же она ему напоминает. И почти сразу вспомнил: Тен Ли Тенека тоже ходит босиком. Это было единственное сходство между обеими женщинами. Джулия самый настоящий прагматик, верящий лишь в то, что существует здесь и сейчас. По крайней мере эта черта была у них с Беннеттом общей. Она села напротив него, ответив на его взгляд коротким кивком:
— Привет, Джош.
