Фрэнсис Вилсон - Охота на клона
— Зачем?! Да ты с пятидесяти метров не попадешь в стену «Северного Бедекера»! Ты гораздо лучше бегаешь, чем стреляешь.
— Знаю. Но возможно, случай сбежать не представится. Может, кинжал?
— Это имеет какое-то отношение к поискам Баркема?
Я кивнул:
— Имеет.
Он поскреб длинными пальцами подбородок.
— Наверное, лучше мне защитить свои капиталовложения. Есть у меня для тебя одна штучка. Раздевайся до пояса!
X
Как только мы очутились в кабине арендованного флитера, Харлоу-К потребовала вернуть ей грин-карту. Но я сказал, что она еще мне понадобится. Ей мои слова не пришлись по вкусу, но выбора у нее не было.
Панель управления запросила данные о пункте назначения; Харлоу-К протянула мне координаты, которые она записала на клочке бумаги. Я вернул ей бумажку и велел прочитать вслух то, что там написано. Сказал, что не разбираю ее почерк.
Так и есть. Дело в том, что я почти не умею читать — разве что слов мало, они простые и написаны печатными буквами. Никогда не учился читать. С цифрами у меня все обстоит прекрасно, но чтение — бесполезный навык. Как и у большинства людей, у меня никогда в жизни не было необходимости читать. И вот вам пожалуйста — рядом со мной сидит грамотный клон! Ей ни к чему знать, что я практически неуч.
Она прочитала данные вслух, флитер взмыл вверх, и мы отправились на поиски.
Если не считать того, что кожа у меня зудела от контактов на запястьях — от нагрудного пульта дистанционного управления, которым снабдил меня Элм, — путешествие было приятным. Мы почти не разговаривали; я всячески старался избегать упоминания о вчерашнем дне и пребывании у Йокоматы. Джин Харлоу-К рассказывала о книгах, которые прочитала недавно. Интересно, подумал я, она просто выставляется или правда пытается поддержать разговор? Для тупого клона она знает поразительно много!
Меньше чем через две десятых после того, как мы вылетели из Бруклина, мы уже парили над Мэнским заповедником. Не представляю, почему некоторых так тянет в Мэн. Холодные скалы, холодный ветер, холодная вода. И деревья — множество деревьев. Наш мегаполис не распространился так далеко на север и, возможно, никогда туда не дойдет. Пещера находилась прямо под нами — черная дыра в скальной породе, довольно высоко над уровнем моря.
Я посадил флитер и повернулся к ней:
— Повтори еще раз, что ты здесь делала.
— Взяла коробку, которую дал мне Кайл, и отнесла ее в пещеру.
— Коробка была большая?
— Примерно вот такая. — Она очертила в воздухе прямоугольник размером сантиметров двадцать пять на десять. Как раз подходящий размер для того, чтобы спрятать там сто ампул с земом. — Я принесла коробку в пещеру, и голос откуда-то из темноты сказал, куда ее поставить. Я поставила коробку и ушла.
— И все? Больше ничего?
— Ничего. Я села во флитер, который доставил меня сюда, велела вернуть в порт Эл-Ай. Там мы должны были встретиться с Кайлом и вместе улететь в челноке.
— Но он так и не пришел.
Она печально покачала головой:
— Нет.
У меня в голове все начинало мало-помалу складываться; оставалось лишь обследовать пещеру, чтобы подтвердить зародившиеся подозрения.
Харлоу-К я оставил во флитере под предлогом того, что я взял куртку, а она нет. Я пошел в пещеру, светя себе фонариком из флитера. Как только я вышел, в лицо мне хлестнул порыв соленого ветра. Мне было как-то странно, что все вокруг меня настоящее. Никаких голограмм. После мегаполиса живая природа сбивает с толку. На просторах побережья Мэна я почувствовал себя голым и незащищенным. И обрадовался, когда наконец оказался в уютной и тесной темной пещере.
Его я обнаружил почти сразу. Я услышал вой и скулеж и пошел на звуки.
Не знаю, каким образом с ним сотворили такое. Должно быть, это изобретение марсианских колонистов. Я сразу понял, что здесь побывал марсианин — он оставил свою метку, нацарапал ее в грязи рядом с тем, что осталось от Баркема: большой круг, а в нем прочерчена линия экватора, и вдоль нее еще четыре кружка.
Нетронутой у Баркема осталась только голова. Она сидела прямо на прозрачной коробке, с открытым ртом и остекленелыми глазами, и моргала в свете луча моего фонарика.
Кроме спинного мозга и основных нервных стволов, никакого туловища не было. Ни кожи, ни мышц, ни костей, ни внутренностей. Все съедено, изгрызено, расплавлено — не знаю. Короче говоря, у него не было тела, и все. На запястьях и лодыжках еще сохранились остатки мышечной ткани, однако они соединялись с остальным только нервными узлами. Кажется, его нервы покрыли каким-то изолирующим слоем, чтобы на некоторое время сохранить их жизнеспособность, а потом растянули во всю длину прямо на каменном полу пещеры, усыпанном обломками горных пород. Там, где раньше у Баркема была грудь, теперь находился аппарат «сердце-легкие». Аппарат тихо шипел, нагнетая воздух в трубки, вставленные в его дыхательное горло, и пыхтел, прокачивая по артериям ярко-алую кровь, а по венам — более темную.
Он повизгивал при каждом моем шаге.
Сначала я подумал, что он боится, думая, что вернулись его мучители. Но потом я понял: просто он чувствует каждое сотрясение воздуха, и каждый мой шаг причиняет ему невыносимую боль.
Я подошел поближе и заглянул ему в глаза. Если у него и были мозги, сейчас он почти совсем их лишился. Нервная система, растянутая на холодном полу пещеры, окончательно свела его с ума.
Однако зрачки его еще реагировали на свет: они сузились.
— Боженька… — От долгих криков его голос стал таким хриплым, что почти не был похож на человеческий. — Это… ты, боженька?
Я понял, что он меня не видит. Он разговаривает со светом и выталкивает из себя слова, приноравливаясь к аппарату, подключенному к обрубку шеи.
— Ага, точно. Он самый.
— Можно… мне… умереть сейчас, боженька? С меня… хватит… боженька… я готов.
— Еще рано. Сначала ответь на несколько вопросов.
Он плотно сжал веки.
— Потом… боженька… Потом… После смерти.
— Нет, сейчас. — Я не дал ему возможности снова возразить. — Ты кинул марсианина, верно?
При упоминании марсианина он задохнулся, глаза закатились, лицо перекосилось от ужаса. Я понял, что мне надо продолжать в том же духе.
— Да или нет?
Мне показалось, он пытается кивнуть, но кивать он не мог, так как мышцы шеи были отделены от тела.
— Да… но толь…ко на нес…колько… флаконов.
— И он явился за остальными.
Он всхлипнул:
— Я… все ему… отдал.
— И все же он сотворил с тобой такое.
Он снова попытался кивнуть, а потом с трудом простонал:
— Урок…
Верно. Марсианин преподал ему хороший урок. Марсианин славится своей жестокостью. Когда узнают о том, что он сделал с Баркемом, больше никто не осмелится обмануть его.
— Значит, он смылся с земом и с деньгами.
— Нет… Он думает… что деньги… у Йоко.
Значит, марсианин получил свое. Подручный Йокоматы попытался кинуть его; видимо, Баркем подсунул в коробку несколько флаконов с простой водой, но марсианин раскусил обман. Марсианин забрал зем, за который он заплатил. Сейчас он, несомненно, уже находится на полпути к Марсу.
Зато Йокомата не получила денег. Ей не заплатили! И теперь она рвет и мечет. Ей необходимо вернуть свое прежде, чем все узнают о том, что ее первый помощник обманул ее. Если она останется без наркотика, без денег и без Баркема, она, что называется, потеряет лицо.
— Где деньги?
— Боженька… разве… ты… сам… не знаешь?
— Конечно, знаю. Но тебе полезно покаяться в грехах. Очистить душу от скверны.
— В порту Эл-Ай… В камере хранения… я там их спрятал…
— А ключ?
Он всхлипнул — а может, попытался засмеяться?
— Я спрятал его… только ты… сможешь его найти.
— Где?
— У существа… которое… создал… не ты.
Тут он снова захрипел и закатил глаза. Чем больше я спрашивал, тем сильнее он закатывал глаза и хрипел. Я испытывал сильное искушение дотронуться до оголенного нерва, чтобы привлечь его внимание, но мне было противно даже думать о том, чтобы прикоснуться к нему.
Я сменил тему:
— То есть у девушки из Дайдитауна?
Он широко раскрыл глаза:
— Ты… и правда… бог!
— Мы это уже выяснили. Зачем она тебе сдалась?
Его верхняя губа дернулась; лицо перекосилось в подобии презрительной усмешки.
— Дура… глупый клон… она… такая тупица… ей ничего… не надо знать.
— Точно. Она по твоему приказу отвлекала внимание, пока ты пытался толкнуть десять украденных флаконов Лютусу. Ты обещал жениться на ней. Она любит тебя!
Он издал булькающий звук.
— Дура, клон… хотела… слинять…
Я ничего не ответил.
— Боженька… можно мне… теперь… умереть?
