Адам Робертс - Стена
Однако по мере того, как дед произносил эти слова, страстность проповедника в его голосе угасала, и к концу предложения священник перешел почти на шепот. На нижней реснице задрожала еще одна слеза и затем скатилась по щеке.
– Он был другом, – тихо произнес дед.
– Я знаю, – отозвалась ма и, протянув руку, дотронулась до отца.
Однако ее прикосновение как бы вернуло деду его прежнюю самоуверенность. Он резко встал и громко проговорил:
– Сегодня мы его кремируем, и было бы неплохо, если бы на этой церемонии присутствовали все жители деревни. Он был великий человек. Хороший человек. Мы должны сжечь его и послать его душу вместе с дымом вверх по стене. Бог ждет его душу. Бог сидит наверху стены и видит все.
Гордо расправив плечи, дед прошествовал к двери и оставил их дом.
Некоторое время Тигхи наблюдал за тем, как его па и ма обменивались взглядами. Затем ма покачала головой и встала из-за стола.
Помогая па производить в доме обычную утреннюю уборку, Тигхи спросил:
– Дед был очень близок с Констаком, верно?
Па быстро взглянул на него и сказал:
– Вообще-то да, они были очень близкими друзьями. Знали друг друга много лет. Гораздо больше, чем ты прожил на свете.
Однако Тигхи поймал себя на мысли, что его больше интересует, в какой момент ночи умер старый Констак. Когда Тигхи находился в доме Уиттера или после? Шелест голубиных крыльев в звездном свете; рвотная масса изрыгается из горла Тигхи подобно холодному блеску души, оставляющей тело. Все это наполнило его голову странным ощущением.
Когда все неотложные дела по дому были сделаны, а па и ма пошли в хлев посмотреть козу, которая должна вскоре дать приплод, Тигхи отправился в деревню. Внизу, на выступе главной улицы пара младших проповедников деда готовили погребальный костер, кое-как связывая в пучки сухие стебли высокого бамбука. Тигхи постоял около и поглазел на их работу. Люди сновали по улице взад-вперед, и кое-кто присоединился к Тигхи в его пустом времяпрепровождении.
Священники тем временем принялись сгибать тонкие бамбуковые доски, придавая им нужную форму. В получившийся короб поместят тело покойного Констака. По краям священники положили еще травы и бамбука. Поглазев немного, зеваки уходили.
Тигхи поднялся по общественной лестнице и пошел вверх по ряду более коротких выступов, располагавшихся выше и правее деревни. Здесь находились механические мастерские. В одной из них, где ремонтировали и изготавливали часы, работал его друг детства Акате. Он был ровесником Тигхи, однако его семья не относилась к числу обеспеченных, и потому Акате большую часть времени проводил в закутке рядом с мастерской, работая с различными часовыми устройствами при дневном свете.
– Ты слышал? – спросил Тигхи, неторопливо приближаясь к другу. – Этой ночью умер Констак.
– Все уже знают это, – ответил Акате, не поднимая глаз и продолжая копаться в маленьких часах.
Они были сделаны из пластмассы, и потому колесики и шестеренки износились и расшатались. Акате смазывал механизм коробочки.
Тигхи опустился на траву перед Акате.
– Ты пойдешь на похоронную церемонию?
– Если успею покончить с этим. – Акате поднял голову. Один глаз у него был по-прежнему прищурен в типичной манере часовщика. – Вчера один человек продал моей ма запчасти к энергоблоку. Теперь у нас полный набор.
– Набор чего? – спросил Тигхи, хотя он совершенно не разбирался в деталях часовых механизмов.
– Понимаешь, это что-то вроде мембраны, которая, как думает моя ма, служила экраном. У нас есть также зубцы от этой штуки, и каждый зубец промаркирован символом. Я даже смог различить некоторые из них – «Р», «А» и что-то похожее то ли на «Ц», то ли на «С».
– Это хорошо, – сказал Тигхи без энтузиазма. – Так ты идешь?
Акате пошмыгал носом и опять посмотрел на часы:
– Не знаю. Может быть. А может быть, и нет. Какая-то чудная пластмасса. Клей никак не берет ее, а если и берет, то потом она отламывается в этом месте. Видимо, в пластике есть какой-то ингредиент, который сопротивляется клею.
– Похоже, ты не слишком большой любитель религиозных церемоний, – заметил Тигхи.
Он сорвал травинку и стал крутить ее, подставляя солнечному свету. Между стебельками травы у его ног суетился удивительно красивый лилово-красный жук. Иногда он заползал на травинку и полз по ней, пока она не сгибалась под его тяжестью и не сбрасывала жука.
– Знаешь, я думаю о Боге.
– Бог, – повторил Акате скучным голосом.
– Ну да. Ты же знаешь, что нас учат, будто он сидит на верхушке стены, – проговорил Тигхи. – И видит Вселенную.
– Насчет таких дел тебе лучше порасспрашивать своего деда, – посоветовал Акате.
– Но ты же знаешь об этом.
– Конечно.
– И тебе это кажется правдой?
– Я как-то не задумывался.
– Дело в том, что я слышал кое-какие другие истории, и они заставили меня задуматься. А что, если Бог не сидит наверху мира? Что, если Бог живет у подножия стены – что, если он построил стену, чтобы не пускать кого-то? Чтобы отгородиться от чего-то?
Акате отложил в сторону инструмент и поднял голову. В его глазах мелькнула догадка.
– Вот оно что, – проговорил он задумчиво. – Я слышал, что ты ухлестываешь за этой девчонкой, Уиттершей. А всем известно, что ее па – старый чудак, который не дружит с головой.
– Да ладно тебе, – отмахнулся Тигхи, не поднимая глаз от травинки в руке. – Я же просто спросил.
– Лучше бы тебе поостеречься, вот что я скажу, – произнес Акате. – Со старым Уиттером опасно дружбу водить. Если бы мой дед был священником, я бы не стал болтать с каждым встречным, а тем более с таким человеком. И я бы трижды подумал, с кем поделиться насчет странных космических теорий.
Он покачал головой и презрительно фыркнул:
– Ты думаешь, что Уиттерша стоящая девчонка? Ты же сын принца, в конце концов. Она ниже тебя. Ведь твои па и ма владеют полудюжиной коз, не так ли?
– Мы потеряли одну козу, – уныло сказал Тигхи.
– Да, я слышал, но суть дела в другом. Ты родом из уважаемой, достойной семьи и можешь найти себе девушку куда лучше, чем дочь торговца обезьянами. Она недостойна тебя. Во всяком случае, так считает моя ма, а я думаю, что она разбирается в этих делах.
– Уиттерша – нормальная девушка, – стоял на своем Тигхи.
– Ясное дело, но есть девушки и получше ее, вот и все. И остерегайся ереси, Тигхи. Даже твой дед-проповедник в случае чего не поможет тебе. Кроме того, ты же лучше других знаешь, какой он.
– Дед сегодня приходил к нам домой.
Акате не ответил.
– Он зашел к нам, и в глазах у него были слезы. Его очень расстроила смерть его друга, смерть Констака.
Акате опять принялся колдовать над часами.
– У моей ма есть что сказать по этому поводу, – пробормотал он, явно на что-то намекая.
– Что? – спросил Тигхи, искреннее удивленный.
Однако Акате хранил молчание.
Тигхи побрел назад через деревню. Солнце сегодня палило нещадно, и он снял рубашку. Жизнь в деревне шла своим чередом. Смерть не сделала в ней бреши. Тигхи подумал о слезинке, дрожавшей на реснице деда. До этого ему не приходилось видеть старика плачущим. Смерть одного человека могла так глубоко задеть рассудок другого, и все же деревня продолжала жить, словно ничего не произошло, словно в ткани жизни не произошло никакого разрыва.
Тигхи спустился на выступ, где жил старый Уиттер. Его дочь занималась важным делом – заготовкой обезьяньей шерсти. Поймав животное, она крепко зажимала его между ног и соскребала волосы бритвой. Обезьяна визжала и рычала, однако Уиттерша не ослабляла хватки. Сбритые волосы она бросала в сумку из плотной ткани. Шерстью обезьян обычно набивали матрацы и подушки. Когда Тигхи поздоровался с Уиттершей, та в ответ состроила ему гримасу.
– Ты грязнуля. Утром мне пришлось повозиться, чтобы убрать с выступа твою блевотину. Фу, какая гадость, – сказала девушка с кислой миной на лице.
– Я ничего не мог с собой поделать, – оправдывался Тигхи. – Уж слишком густой и едкий дым шел из трубки твоего па. Отчего он такой? Чем твой па набивает свою трубку?
– Эта штука слишком сильная для такого пай-мальчика, как ты, – сказала она.
– Не говори так, – произнес Тигхи, слегка уязвленный. – Извини за вчерашнее. Я понимаю, как неприятно было убирать за мной. Знаешь, я думал о том, что твой па говорил вчера вечером.
– Вот как?
– Ты слышала?
– Я знаю, где правда, – сказала девушка, проводя бритвой по ноге обезьяны, которая изо всех сил старалась вырваться.
Самец выглядел очень комично, одна сторона его тела, будучи выбритой, приобрела розовый цвет, как у младенца, а другая все еще оставалась черной.
– И я знаю, что твоему деду очень хотелось бы столкнуть моего па со стены за ересь.
– Я же не виноват, что он мой дед, – примирительно проговорил Тигхи. – Не думаю, что это ересь. По-моему, он говорил разумные и правильные вещи.
