Алексей Корепанов - Зона бабочки

Конечно, никакого СМЕРШа давным-давно уже не существовало, но ведь должна же была оставить эта структура какое-то потомство?

Вскоре, в военкомате, когда пришла пора обзаводиться приписным свидетельством, Герман после некоторого колебания рассказал о своих способностях. Как ни странно, выслушали его без недоверия и насмешки и посоветовали поступать в военное училище.

А потому все оставшееся до окончания школы время прошло у Германа под знаком подготовки к этому поступлению. Он еще усерднее стал заниматься спортом, добавил сюда регулярные визиты в тир, который находился в том же горсаду, и налег на учебу. Он был уверен в собственных силах и знал, что у него все получится.

Так оно и вышло.

Только далеко не сразу. Желающих стать профессиональными защитниками Отечества, как оказалось, было немало, и отнюдь не все при поступлении зависело от самого Германа, его знаний и умений. Экзамены он сдал, но не прошел по конкурсу. Однако унывать не стал и, устроившись на вагонзавод (в школе их обучали токарному делу), начал ждать призыва в армию. Рассчитывая, что вот уж там-то свой шанс точно не упустит.

Видимо, какие-то пометки в его документах в военкомате сделали, потому что проходить срочную службу довелось ему всего две недели и в какой-то непонятной воинской части под Москвой. Собственно, никакой службы и не было, а было сидение в казарме в обществе еще семи остриженных одногодков. Двоих из них он потом вновь встретил, уже в другом месте.

Это сидение закончилось тем, что их вывезли на полигон. И там, в присутствии группы мужчин в военной форме, но без каких-либо знаков различия, Герман, как и другие, должен был определить наличие замаскированных ям-ловушек. Это было очень похоже на его волжские тренировки, и он, благодаря никуда не подевавшейся сирене, без труда справился с заданием.

Это оказалось первой проверкой. Потом были и другие — и с минами, и со стрельбой… Что такое для командиров их солдаты? Всего лишь средство, причем такое, что всегда можно заменить равноценным.

Впрочем, испытания продолжались недолго. Промаявшись еще неделю в казарме — пока неторопливо раскручивались колеса армейской машины, — Герман с сопровождающим проделал путь на электричке до Москвы, а от Москвы, поездом, через Ярославль — до Вологды. А там уже его посадили в военный автофургон и повезли невесть куда.

Как потом выяснилось — в училище. Оно не значилось в списке тех военных учебных заведений СССР, куда можно подать документы и попробовать поступить. Это училище не только не афишировало себя, но, напротив, тщательно маскировалось. Его как бы и вовсе не существовало, и не знали о нем даже очень хорошо осведомленные о разных советских военных секретах господа из агрессивной Организации Североатлантического договора, то бишь НАТО.

Вот тогда и вспомнил Герман о жизненном узоре. Вспомнил — и даже немного испугался: неужели действительно все предопределено, и он попал именно туда, куда и должен был попасть по некой Высшей Воле? Правда, он тут же успокоил себя: если вектор этой Высшей Воли совпадает с вектором его, Германа Гридина, желаний — то что же тут плохого?

Но осадок, как говорится, остался.

Уже гораздо позже Герман узнал, что вопрос о его зачислении решался со скрипом. С одной стороны, и комсомолец, и спортсмен, и аттестат хороший, без троек, и по способностям своим необычным попадает сразу на «желто-зеленый» уровень. Но, с другой стороны, дед по материнской линии имел судимость. Тогда к таким вещам относились очень серьезно, и не одна карьера прерывалась, еще и не начавшись, из-за «несоответствующих» родственников, пусть даже и давно покинувших этот мир. И мать была в разводе.

Обо всех этих колебаниях и сомнениях Герман и не подозревал, что сберегло ему немало нервных клеток. И осадок пропал — не до осадка было. Он полностью отдался учебе.

А учеба была — о-го-го! Не только задачки у доски решать и сочинения писать, как в школе. Да, были и задачки — сугубо практические, и нечто, похожее на сочинения, тоже было, только касались они не образа Чичикова в поэме Гоголя «Мертвые души» и не трагедии русской деревни в лирике Есенина.

Психологическая и волевая подготовка. Ведение скоротечных огневых контактов. Рукопашный бой. Боевые перемещения. Воздушно-десантная подготовка. Минно-техническая подготовка. Обучение языкам. Работа в «скафандре».

И прочая, и прочая, и прочая. Пять лет подряд.

Плюс постоянная тренировка собственных экстраординарных способностей, выработка умения в нужное время быстро приводить себя в состояние сверхготовности. Любой дар нужно развивать и закреплять. Хотя, конечно, могло случиться и так, что вот он есть, дар, — а вот его уже нет. Несмотря на тренировки. Бог дал — бог взял… Ведь Герману так и не смогли объяснить, что же это за сирена такая, и откуда она взялась. Не смогли, потому что сами не знали.

Вместе с ним в группе были и те двое, с кем он пролеживал койки в подмосковной воинской части. Один не доучился. Исчез. А вместе с другим, Саней Столяровым, Герман после училища попал в группу «Омега». Потом Сани Столярова не стало, и они тщательно анализировали обстоятельства его гибели. Учились на ошибках.

Много чего было и в училище, и после. Особенно — после…

5

Нестерпимо защекотало в носу. Наташа громко, от души, чихнула и открыла глаза. Запустила палец в ноздрю и извлекла оттуда раздавленного рыжего муравья. Совсем рядышком с собственным лицом она увидела нижнюю часть велосипедного колеса — пыльная потертая резина, тронутые ржавчиной спицы и застрявший в них клок сена. Наташа перевела взгляд выше и обнаружила, что лежит на боку у сосны-ветерана, и над все так же привязанной к багажнику велосипеда сумкой роятся вездесущие мухи.

«Что такое?» — испуганно подумала она, вскочила с травы и, заправляя в брюки почему-то выбившуюся футболку, начала недоуменно озираться.

Все на поляне было как прежде, вокруг стояла такая же тишина, и даже дятел перестал стучать. Вот только уголок малинника, выходящий к ручью, был примят, словно заезжал туда грузовик. Вперся, придавил кусты, развернулся — и сгинул. Или и раньше так было, а она просто не заметила?

Наташа с замирающим сердцем прислушалась к себе: нигде ничего не болело. Вот вроде бы только что обрывала ягоды — и… А что — «и»? И очнулась за двадцать метров, возле велосипеда. Помутнение сознания какое-нибудь? Пестицидов нанюхалась, просыпавшихся на лес с самолета-«кукурузника», что обрабатывает поля? Выбралась из малинника, себя не помня, а здесь, на полянке, под сосной, сомлела окончательно? Или голову напекло?… Да какое ж тут солнце?

Наташа взглянула на чистое небо — и мысленно ахнула. Солнца там, где ему положено висеть, уже не было, и угадывалось оно за верхушками сосен совсем в другой точке, гораздо правее и ниже.

Нет, не краткий обморок с ней случился, а пролежала она тут часа два, если не больше. Что-то серьезное? Но ведь никогда раньше ничего…

Она прижала ладони к щекам и чуть не заплакала от страха. И тут же подумала:

«Жорка! Он же там, наверное, с ума сходит! К обеду не вернулась. И Серафима Ивановна…»

Наташа схватила было руль велосипеда, но сообразила, что корзинки-то нет, зобни бабушкиной. Бросилась в малинник, продолжая вслушиваться в себя, — да нет, все вроде в порядке, — отыскала корзинку. А уже возвращаясь к велосипеду, решила: мужу — ни словечка! Лучше потом тихонько в больницу сходить, провериться. Может, что-то с давлением? Езда велосипедная во вред пошла?

Выехав на дорогу, Наташа отмахнулась от таких мыслей и вовсю налегла на педали. Когда до деревни осталось всего ничего, позади, вдалеке, раздался нарастающий треск. Наташа не оборачивалась, но когда мотоцикл зарычал прямо у нее за спиной, все-таки вильнула к обочине, притормозила и оглянулась, поставив одну ногу на землю. И увидела растрепанного бледного Жору верхом на «ковровце». Глаза у Жоры были испуганные и сердитые. Он уронил мотоцикл прямо в подсохшие конские «яблоки», подскочил к ней и крепко прижал к себе. А Наташа осталась стоять неподвижно, не выпуская руль, — чтобы велосипед, подобно «ковровцу», не грянулся на дорогу вместе с сумкой, набитой сельповскими «разносолами», и лукошком, где малины и так было всего ничего. Жора хоть и обнимал, и на поцелуи не скупился, будто жена вернулась с того света, но отчитывал ее по полной программе. И Наташа на него, конечно же, ничуть не обижалась.

Все получилось, как она и думала. Жора вернулся с рыбалки, узнал от Серафимы Ивановны, что Наташа укатила в Новиково — и начал ждать. Сначала просто ждал, потом заволновался, и к волнению в конце концов примешался и страх. Мало ли что могло случиться! Упала с велосипеда и ногу сломала или еще чего похуже… Гадюка укусила… Угодила под колхозный грузовик, ведомый то ли похмельным, то ли по новой залившим глаза шофером… Свернула на речку искупаться — и…