Дары инопланетных Богов - Лариса Кольцова
— Чем же заплатила ты? — полюбопытствовала Икринка.
— Да зачем тебе знать?
— Я слышала, что тебе пришлось уступить домогательствам моего отца.
Нэя замирала, глаза стекленели как у куклы. — Кто же так говорит?
— Да говорят. Одни местные подонки из Академии. Я туда и не хожу из-за этого.
— Вот идиоты! Да разве такому как твой отец надо кого-то домогаться? Вот уроды, да… — и она замолкала, ничего не поясняя. — Твой отец, он же недосягаем никому из них. Ему стоит захотеть, и они выстроятся в очередь к нему. Но ему никто не нужен. Даже те из них, кто мнит себя элитой духа. Да откуда они тут?
— В Академии есть одна, работала лаборанткой до меня у Антона. Иви. Элита, как ты говоришь. База данных секретного «Лабиринта» отдыхает по сравнению с её познаниями. Рассказывала, что у них в этом самом «Лабиринте» работала одна, подобная тебе. Её приблизил к себе начальник Антона. Она ходила так, что никто не видел её лица, она поднимала его к небу, настолько была горда. Аристократка. А тот тоже ни перед кем не скрывал своей якобы любви. Позволял ей всё. Она едва не главнее его стала в том большом здании, где и находится тот исследовательский центр. Перед нею все сотрудники заискивали, а она мнила себя всеобщей управительницей над всеми, не исключая и собственного начальника, над которым верховодила не только в постели. Но где она теперь? Никто не знает. Родители не нашли её. Сбежала от позора.
Это не касалось её, только других. — Ложь! — но поспешность, с какой Нэя отвергала подобные сведения, говорила о том, что она не хотела знать правды жизни. Не нуждалась в ней.
У Нэи всегда было душисто, она обожала ставить свежесрезанные цветы в прозрачные ёмкости, наполненные водой. Затейливые вещички, статуэтки частоколом стояли на разноцветных полочках, куклы, тупо и неподвижно глядящие блестящими глазами на Икринку, разодетые в немыслимые наряды, сшитые руками Нэи.
— Ты играешь в них? — спросила презрительно Икринка, — тебе просто не хватает детей. Это же очевидно. Почему ты ещё не мать? Ведь у тебя был муж?
— Откуда ты можешь знать, чего мне не хватает? Мои куклы память о моей прошлой жизни, о тех днях, когда я не жила одна, меня любили, баловали, меня окружали любящие люди.
— Не обижайся. Но так всегда говорила моя старшая мама Инэлия. Она играла с моей куклой. Расчёсывала ей волосы как живой, сажала на колени и даже баюкала, пела ей песни. «Раз уж мне суждено было стать женщиной, я не могу не желать детей. Но гибель возлюбленного не дала мне столько детей, сколько хотело моё сердце. Я родила троих, а могла бы намного больше». Да ведь все знали, что бабушка моя полусумасшедшая. Откуда трое? У неё была одна дочь, одна внучка — я. Дедушка назло ей подхватывал всегда: «Инэлия! Только я один знаю о том, что ты неизлечимая потаскушка, зачем же о том знать невинной нашей куколке…». Дедушка всегда называл меня «куколкой». Он, хотя и умный, всё же и сам не совсем нормальный… — Икринка прерывала своё повествование об играх скорбной на голову бабушки, о запоях больного дедушки.
— У меня обязательно будут дети, — отвечала ей Нэя.
— От моего отца? — Икринка опять возвращала лицу презрительное выражение, — он бросит их также, как и меня. Он любит только себя. Разве сравнима ты с моей мамой? Но и её он не любил так, как она того заслуживала.
— Твоя мама не любила его, Икри.
— Потому что она была слишком умна.
— Ум ничего не решает в делах любви. Разве ты любишь Антона умом?
— Не знаю, чем я его люблю. Но безумные уж точно не способны ни на какую любовь. Вот моя старшая мама, она даже в лицо никого не запоминает. На другой же день забыла Антона начисто. А когда он приехал за мной, спросила: «Вы кто, юный красавец»? Вот он обалдел! Вероятно, подумал, ну и семейка! Один цветочки рисует на стенах в доме, а из них высовываются дети! Ну не безумец? Ты видела такие огромные цветы или столь крошечных детей? Другая спит с куклой как с дочерью, которой уже нет. И в придачу к ним папа, который свалился со звёзд. Разве могу я быть нормальной, учитывая всё это? — В зелёных прозрачных глазах стыл смех, но добрым смех её не был. И Нэя вдруг впервые подумала об Антоне, как о своём зеркальном отражении, в том смысле, что ему тоже придётся вкушать от подобного плода с запрятанной в глубине горькой и твёрдой косточкой, настолько дочь похожа на отца, которого любила и она, Нэя. И невозможно понять, где правда их речей переходит в издевательскую насмешку. И где их требования к другим превышают реальные возможности этих других.
Она угощала юную подругу сладостями. Фруктами из местных оранжерей, каких никогда не ел Антон, а только представители высшего уровня управления, к которым, понятно, не принадлежала Нэя — тряпичных дел мастерица. У неё даже оказался вовсе уж экзотический кофе! Но Икринка больше любила сладкие душистые напитки из фруктов и прочих съедобных плодов-растений.
— Тебе хорошо тут платят, — отметила Икринка, привыкшая к практичности в бедной провинции.
— Ну, да, — ответила Нэя, уйдя в сторону от практичных вопросов. Как и обычно.
Они любили валяться в постели среди атласных подушечек и болтать о том, о чём нельзя говорить с мужчинами. Нэя объясняла ей многие вещи и тайны женской и мужской природы. Она невероятно много знала столько интересного, о чём Икринка и понятия не имела в своей провинции. Она не имела стыда в том, в чём сама Икринка была сущей невеждой. Рассказывая об интимных тайнах, переданных ей лично старшей мамой Ласкирой, — а та была в молодости
