Доступ запрещен (СИ) - Виктория Серебрянская
Воспоминание о брате как будто бы открыло во мне второе дыхание. Из последних сил я собрала украденную у Миншенга энергию, формируя плотный ком, по своей смертоносности могущий посоперничать даже со знаменитой черной дырой, и швырнула его в псионика. Все. Это мой предел. Если сейчас не получится…
Мне кажется, брат Айминя так и не понял, что произошло. Он до последнего жадно и предвкушающе усмехался, презрительно наблюдая за моими потугами. Мне кажется, он даже щиты ставил намеренно слабые. Такие, чтобы у меня получилось их сжечь, но не получилось добраться до разума. Наверное, думал, что это моя последняя атака. Так и вышло. Только последней она стала в первую очередь для него.
Миншенг усмехался и как-то предвкушающе перебирал воздух пальцами. Как будто паук, плетущий свою паутину. В то время, когда к нему летел мой снаряд из украденной у него энергии. Он усмехался, когда сгорающий щит слоями отмершей кожи сползал с его разума. Ликующая усмешечка пропала тогда, когда начало гореть и плавиться его сознание. Миншенг застыл с недоверием и всевозрастающим ужасом глядя мне прямо в глаза. И эти несколько мгновений ступора и решили исход нашей с ним дуэли.
Спохватись он хоть на мгновение раньше, скорее всего, сумел бы подавить и эту мою атаку. Но пси-энергия обладает очень высокой разрушающей способностью, и одного-единственного мгновения хватило на то, чтобы синаптические связи разума сгорели в яростном огне, уже растекшемся по всей его поверхности и сильно притушившем агрессивное сияние его силы.
Сложно сказать, как долго псионик горел, сжигаемый собственной пси-энергией. Это могло длиться мгновение, а могло — целую вечность. Я держалась из последних сил, наблюдая за его агонией только потому, что обязана была убедиться, что сделала все возможное для спасения Энрика и остальных. И с облегчением позволила сознанию соскользнуть в холодную ватную темноту, когда последний огонек, свидетельствующий об активности живого разума медленно и с облегчением погас. Я справилась. Энрику теперь ничего не угрожает. Он будет жить. С коггом он справится, я успела настроить автопилот и передачу сигнала. Значит, с ним все будет хорошо. А я… Я слишком устала…
* * *
— …заткнись, щенок! Не думай, что ты умнее меня!
Ярость в этом знакомом мне голосе накатывала волнами, хоть сам голос звучал приглушенно и странно. Как будто говоривший находился то ли в пещере, то ли в каком-то помещении с очень странной акустикой: звуки были гулкими, неприятно били по ушам и накатывали как прибой. То захлестывали с головой и звучали как сквозь толщу воды, то отдалялись и становились едва различимы. Я поморщилась и повертела головой, чтобы избавиться от наваждения, хотелось крикнуть, чтоб шли ругаться куда подальше от меня и дали поспать, а то я чувствовала сковывающую, свинцовую усталость. Но тело мне почему-то не подчинялось… Странно. Что со мной произошло? Я так не уставала даже в первые дни в Академии…
— Она же твоя дочь! — яростно прошипел в ответ еще один знакомый голос. Вот только вспомнить его обладателя у меня почему-то не получалось. Я точно знала, что мы знакомы, что нас что-то связывает… Но вот что?.. Память молчала. И я начала прислушиваться уже более заинтересованно в попытках определить, кто это ругается возле меня: — Как ты можешь так относиться к своим детям? К своей плоти и крови?
— Это ты на себя намекаешь? — насмешливо-мерзким тоном поинтересовался первый голос. — Или на нее? Так девчонку я не знаю и не чувствую себя ее родителем. Один-единственный сперматозоид совершенно ничего не значит для мужчины… Тебе ли не знать? — Голос стал вкрадчивым на краткое мгновение. А потом презрительно и наотмашь нанес удар: — Или ты про себя? А как же тогда инициированное тобой же признание родства на основании генной экспертизы? Неужели еще не успел поинтересоваться результатами?
На какое-то время в помещении повисла тяжелая тишина. Я даже снова начала погружаться в сон расслабляясь. Как вдруг в самое сердце ударил потрясенный голос:
— Этого просто не может быть! Как?!.
Первый голос холодно и самодовольно фыркнул:
— Может. И еще и как! Тебя, кстати, всегда интересовало, почему я так поступил с твоей матерью. Так вот, теперь ты знаешь. Ответ прост: я бы не отказался на ней жениться, если бы она честно мне все рассказала. Но она предпочла использовать меня втемную, выскочить замуж, будучи беременной от любовника… Ну что ж. В этой жизни за все нужно платить. За обман тоже.
— А я-то здесь при чем? — с горечью пробормотал второй голос. И от тоски, прозвучавшей в этом коротком вопросе, у меня почему-то болезненно заныло в груди. — Почему ты так со мной обращался? Я же не выбирал, в какой семье мне родиться…
— А ты думал, что я чужого ребенка воспитываю просто так? Вкладываю в него силы и средства? Ты думал, что мое состояние достанется тебе просто по праву имени? Нет! Его еще нужно заслужить! И кстати, ты был очень удобным рычагом давления не только на твою мать, но и на ее отца. Он с самого начала был в курсе и покрывал любимую дочечку, втихомолку потешаясь за моей спиной над зятем-идиотом. Чтоб ты знал, твой биологический родитель — нищий музыкантишка, неудачник, не сумевший даже выбиться на верхушку олимпа. Он подох от передозировки, когда тебе было шесть лет. Твоя мать в силу своего социального положения просто не могла выйти за него замуж. Да тебе с таким папашей был бы закрыт доступ не только в элитные учебные заведения, ты вообще вряд ли смог бы получить мало-мальское образование. Поэтому оцени, что я для тебя сделал. И кстати, по поводу моих капиталов: ты вполне можешь жениться на этой девчонке, раз уж так относишься к ней. И тогда никто ничего не узнает, тебе достанется все состояние по праву…
— Да катись ты со своими деньгами! — бешеный рык второго голоса огненным штормом прокатился по моим нервам, будоража и заставляя раздраженно ерзать на месте. — Мне от тебя не нужно даже ломанного кредита! Забирай свои капиталы с собой за грань! Или отдай на благотворительность! Мне плевать!..
— Что здесь происходит? — Ледяной незнакомый голос арктической стужей пронесся по помещению. — А ну, вон отсюда оба! Немедленно!
