Антон Маевский - Спиральное море
Теперь осталось только следить за маневрами и надеяться, что артиллеристы справятся.
Макс фон Рейхенау тоже следил за маневрами. Вражеские корабли — оба — получили попадания, но продолжали двигаться так, словно ничего не произошло...
Нет, не совсем.
Макс взглянул на дежурного капитан-лейтенанта. Тот явно остолбенел. Не от внезапности атаки — тут-то как раз нет ничего необычного — а от динамики неведомых целей.
Артиллеристы "Шеера" просто не могли нормально прицелиться! Это что — корабль с массой линкора, с энергетикой линкора... и с инерцией, как у эсминца? Да не бывает же так!
Из какого-то тайника души высунул головку очень неприятный страх.
Что же это — в самом деле призраки, что ли?..
Самое удивительное — что "призраки" ни на секунду не прекращали огня. Как будто орудия были у них со всех сторон.
Спастись от этого можно было только контрманевром. Линейные крейсера (и линкоры тоже) его прилежно выполняли, но было ясно, что при таком раскладе защита — лишь вопрос времени. Сейчас артиллеристы той стороны приноровятся, внесут уточнения в рабочие программы...
И мы все пожалуем в гости к Тору, сказал Макс чуть ли не вслух.
Ну, пусть хоть недаром...
Он взял микрофон.
— Говорит флагман! Всем перенести огонь на правый "призрак"! Повторяю, на правый!
Следующие пять минут этого боя вспоминались потом участникам как сплошной бессвязный кошмар. Линейные крейсера теперь обстреливали "Венизелос", и только его. Такой интенсивности даже новейшая силовая защита могла не выдержать. Со своей стороны, командир "Каппеля" Ральф Муррей, оценив обстановку, тоже решил перенести весь огонь на один-единственный неприятельский корабль — как потом выяснилось, это был "Максимилиан фон Шпее". Все участники, кроме поврежденного "Сушона", бешено — на грани теоретически возможного — маневрировали, но ни у кого не было сомнений, что новые потери в кораблях последуют через считанные десятки секунд.
И тут на экранах возникла еще одна точка. Будто ниоткуда — взяла и зажглась. Маленький кораблик, движущийся прямо к эпицентру сражения.
Макс фон Рейхенау, конечно же, обратил на него внимание, но реагировать не счел нужным. Если там самоубийцы сидят — то и пусть самоубиваются, не до них...
В следующую секунду на всех каналах связи раздался голос.
— Внимание! Говорит император Велизарий Каподистрия. Повторяю, говорит император Велизарий Каподистрия. Я нахожусь на яхте, которую вы видите на экранах, в зоне огня с обеих сторон. Прошу прекратить бой и дать мне возможность начать переговоры.
Командир вражеского флагмана выглядел вполне заурядно. Круглое лицо, чуть курносый профиль, лоб с залысинами. Китель на нем был белый, со знаками различия, которых Макс не понимал.
— В каком вы звании? — поинтересовался он.
Чужой командир еле заметно улыбнулся.
— Контр-адмирал. Но это звание — временное.
— Как так?
— Так. У нас есть такая практика. А вы — капитан первого ранга?
— Фрегаттен-капитан, — поправил Макс.
Чужой командир кивнул.
— Итак, я контр-адмирал Алексей Торсон...
— Фрегаттен-капитан Макс фон Рейхенау. Благодарю за то, что вы прекратили огонь.
Торсон едва заметно пожал плечами. Совершенно невоенный жест.
— Не будем об этом. Как я понимаю, мы оба формально не являемся здесь главными. Но фактически ситуация в системе в данную минуту зависит именно от нас. Я... — он сглотнул, — обещаю, что наши корабли больше огня не откроют. По крайней мере, до предупреждения, что перемирие окончено.
Макс кивнул.
— Я ручаюсь в том же, хотя и не имею на это никакого права... Скажите, какого черта вы вообще на нас полезли? Всегда же был мир...
— Во-первых, я выполняю приказ, — сообщил Торсон. — Во-вторых, ваша сторона в гражданской войне была сочтена крайне опасной, и не только для Византии...
Торсон замолк, с явным удивлением глядя с экрана на собеседника.
Макс сообразил, что у него просто-напросто полезли на лоб глаза.
— Нет никакой "нашей стороны", — сказал он, с трудом сдерживаясь. — Я вообще не знаю, что происходит на Антиохии. И что там делает вице-адмирал Ангел, не знаю тоже, если уж на то пошло... Мы не участвовали в гражданской войне. Ни я лично, ни все наше соединение.
Торсон довольно долго молчал.
— Хорошо, что мы имеем возможность во всем этом разобраться, — сказал он. — Вы уверены, что человек, вышедший на связь — именно император?
— Уверен. Кроме внешнего сходства, он владеет всеми нашими кодами и шифрами. Я не могу представить, у кого еще может оказаться такая информация. Так что сомнений у меня нет.
— Хорошо, — сказал Торсон. — Мне вместе с полномочиями дали четкие указания: особа императора — неприкосновенна. Видимо, сейчас дело за техническими деталями... Я очень надеюсь, что мы договоримся.
— Да, — сказал Макс. — Но имейте в виду, что я с императором еще не беседовал. Мы только готовимся к стыковке.
— Я понимаю, — сказал Торсон со вздохом. — Не считайте нас чудовищами, пожалуйста. Мы подождем.
Император Велизарий был одет в черный мундир капитана цур люфт и держался скромно. От обычного капитана его отличал только маленький изумрудный знак ордена Константина Великого на груди. Да еще бородка. Мало кто в космофлоте носил бороды.
Встречавшие гостя офицеры "Шеера" отсалютовали и застыли. Велизарий прошелся вдоль их шеренги. Он не улыбался.
— Вольно, господа, — сказал он наконец. — Я понимаю, что вы ждете новостей, и прошу вас извинить меня. Прямо сейчас я хочу побеседовать только с одним человеком — с капитаном флагмана. Примете меня в своей каюте?..
Макс вышел вперед. На него вдруг надвинулось чувство чего-то необратимого.
— Прошу вас, ваша вечность, — сказал он.
— ...Это точно?..
Устроившийся на диванчике Велизарий сочувственно кивнул.
— Мне по должности положено быть самым информированным человеком в империи. То, что я с этим плохо справляюсь — другой вопрос... Точно. По-видимому, все население Антиохии погибло.
Макс молчал. Когда они шли сюда, ему казалось, что он готов ко всему...
Увы. Это было ошибкой.
— Что же от нас осталось?..
Велизарий вздохнул.
— Остался Карфаген — тоже не целиком, но остался. Ираклий совершенно цел, около него так и не появился ни один вражеский корабль. Плюс периферийные системы. Не так мало.
Макс молчал. Велизарий заложил ногу за ногу, и вдруг стало ясно — чего ему стоит спокойствие.
— Вы можете меня упрекнуть в том, что я не вмешался раньше, — сказал он. — И этот упрек будет вполне справедливым. Понимаете, в чем дело: я не мог использовать свою волю императора, рискуя, что ее проигнорируют. Если бы произошло такое... любой прецедент, который стал бы известен... этот механизм власти просто исчез бы. Навсегда. И мы оказались бы в комнате кошмаров, от которой потерян ключ. То есть это я так рассуждал... Я считал, что лучше уж дать сторонам выступить, по возможности связав и ослабив друг друга — и только потом вмешаться, выбрав нужный момент... Мне... казалось, что потери до этого момента не должны стать слишком большими. Земная логика... Простите. У вас кто-то на Антиохии... остался?
— Да.
Велизарий замолчал надолго.
— За то, что я натворил, я отвечу перед богами, — сказал он наконец. — И я, безусловно, не смогу остаться императором после того, как все это кончится. Но пока что у нас у всех есть работа. И мой императорский титул — инструмент для этой работы, который я не намерен пока отбрасывать. Тем не менее я не считаю, что имею моральное право требовать от вас чего-то. — Он еще помолчал. — Мне нужна помощь. Мне нужно несколько человек, в которых я могу быть абсолютно уверен. И я не вправе никому эту роль навязать. Я примерно объяснил вам, в чем дело, если хотите — задавайте вопросы. Любые. Если вы хотите понять, доверять мне или нет.
Собеседник все-таки помедлил. Ничего ж себе. Император тратит лично на него, Макса Рейхенау, время, которое именно сейчас стоит дороже самого редкого металла. Да еще и предлагает задавать любые вопросы...
— Кто уничтожил Антиохию?
— Ураниты.
— Зачем?
— Чтобы скрыть следы своей деятельности.
— Вы хотите сказать, что их вообще не волнуют человеческие потери?
— Я хочу сказать, что они вообще не люди.
— Очень интересно... Но убить-то их можно?
— Можно, — серьезно ответил Велизарий. — И необходимо.
— Понятно... А как с людьми, которые их поддерживали?
— Некоторые из них просто не знали, что творят. А те, которые знали, сейчас по большей части мертвы.
