Пасынок империи (Записки Артура Вальдо-Бронте) (СИ) - Точильникова Наталья Львовна

— У нас сидит клиент, — продолжил Александр Анатольевич. — Жалуется на ИБС, а нам надо с ним с помощью БП пообщаться. Гера сказал, что можно, но лучше в присутствии врача. Сможешь спуститься?

— Да, пять минут. На боли в сердце клиент не жалуется?

— Жалуется.

— Тогда надо подготовить. Я лекарства возьму. И как зовут клиента? Мне надо медицинские документы запросить.

— Салаватов Руслан Каримович зовут клиента.

— Ух, ты! А это законно? Я же свидетель.

— Ну, ты же ему смерти не желаешь, я надеюсь…

— Мы протестуем, — вмешалась Камилла. — Участие свидетеля в следственных действиях в другом статусе совершенно незаконно.

— Хорошо, — сказал Нагорный, — он будет участвовать в статусе свидетеля. Против очной ставки нет возражений?

— Нет, — вздохнула Камилла.

— Ну, вот и прекрасно, — кивнул Александр Анатольевич. — А пока Андрей Кравченко к нам спускается, Руслан Каримович, скажите мне, пожалуйста, признаете ли вы вину в подделке документов.

— Каких?

— Ага! Значит, есть еще.

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Да? А ваши моды понимают. Такой был замечательный всплеск на имени «Андрей». Так что вас связывает с Андреем Кравченко?

— Мы знакомы естественно. Он тюремный врач.

— И все?

— Все.

— Понятно. А что о Федоре Геннадиевиче Привозине помните?

— Я расследовал его дело. Хищение в особо крупных размерах.

— Замечательно. А почему под БП не допросили?

— У него ИБС, также как у меня. А я, в отличие от вас, под БП с ИБС не допрашиваю.

— ИБС ему сами написали?

— Кравченко ему написал.

Салаватов волновался по графикам бежал протуберанц за протуберанцем, а на изображении мозга, переданным модами, участок, отвечающий за страх, горел ярко-оранжевым.

— Руслан Каримович, мы Андрея под БП допрашивали, — заметил Нагорный.

— На справке его подпись. Не знаю, может быть, не его. Он не при мне подписывал. Мне просто передали справку.

— Кто передал?

— Пришла с адреса тюрьмы. Официально.

— Ладно, под БП мы этот разговор повторим, — заметил Нагорный.

— Смотрите, — сказал Салаватов, — вам отвечать.

— Я и не бегаю от ответственности. Теперь объясните мне, пожалуйста, почему у вас программа детектора по допросу Привозина выдала результат, что он лжет, а у нас совершенно противоположный?

Детектор тут же зарегистрировал всплеск эмоций, который никак не отразился у Салаватова на лице. Внешне он был совершенно спокоен. Вздохнул, пожал плечами.

— Техника несовершенна. Значит, у кого-то из нас барахлил либо детектор, либо программа.

— Допрос господина Привозина под БП подтвердил наш результат, — заметил Нагорный. — БП барахлит?

— Вы и его с ИБС под биопрограммером допрашивали?

— Наш врач не подтвердил диагноз, так что допрашивали. Врач барахлит?

— Не знаю. Почему я должен верить вашему врачу, а не моему?

— Ваш врач — это Андрей Кравченко?

— От него была справка…

В дверь постучали.

— Да, — сказал Нагорный, — заходите, Андрей.

На пороге появился молодой врач в таком же зеленом халате, как у Дмитрия Николаевича.

Кивнул Салаватову. Подошел к нему и протянул таблетку в пластиковой упаковке.

Тот таблетку взял, но пить не торопился.

— Руслан Каримович, под язык, — сказал Андрей и сел рядом с Герой, — я посмотрю состояние.

— Господин Кравченко, вы подписывали справку о состоянии здоровья Федора Привозина? — спросил Нагорный. — Я знаю ответ, но хочу, чтобы вы повторили это в присутствии господина Салаватова.

— Я подписывал справку, но там, кроме подозрения на депрессию больше ничего не было. Никакого ИБС, никакой стенокардии. У меня сохранилась копия. Ну, я вам давал.

— Угу, — кивнул Нагорный. — Так на каком этапе медицинская справка изменила содержание, Руслан Каримович?

— Не знаю.

— А ваши моды знают, — вздохнул Александр Анатольевич.

— Руслан Каримович, — вмешался Венгер, — ну, что вы, в самом деле! Тридцать лет работаете. Мы же видим все. Уже с тем, что сейчас записал детектор, можно к судье идти. А у нас еще экспертизы есть.

На слове «судья» и «экспертизы» детектор выдал пик, и зона страха на изображении мозга загорелась красным.

— Вы вторичные проявления волнения хорошо контролируете: не бледнеете, дышите ровно, но детектор ведь первичные регистрирует, — продолжал уговаривать Кирилл Васильевич, — а мозг реагирует автоматически, вы над этим не властны. Расскажите все просто. И нам поможете, и себе. Было бы из-за чего упираться, в конце концов. Подделка документов. Ну, придется к Старицыну съездить на пару месяцев. Ничего страшного. Вы можете больше вообще ничего не говорить, но все равно же придется.

— Кирилл Васильевич, я вас сейчас уволю, — сказал Нагорный. — Ну, нельзя врать подозреваемому, законом запрещено. Нас с таким допросом судья завернет. Ну, какой Старицын! Здесь не только подделка документов, здесь фальсификация доказательств. Это «Е3». Так что Руслан Каримович к Евгению Львовичу поедет, а не к Олегу Яковлевичу.

— Извините, Саша, старая школа, — сказал Венгер, — никак не привыкну. Но, Руслан Каримович, даже если к Ройтману, есть же разница на год или на три месяца?

— Нет никакой разницы, — тихо сказал Салаватов. — Раньше была. При Страдине судьи хоть что-то решали. Теперь у нас решают психологи. Сколько напишет психолог, столько и будет.

— Ну, мы сейчас скатимся в политическую дискуссию, — заметил Нагорный.

— Психолог не с потолка берет, — сказал Венгер. — И решение психолога очень четко коррелируется с тем, как человек себя вел на следствии. Неоднократно в этом убеждался. Если обвиняемый до суда меняет свое отношение к тому, что сделал, это учитывается на сто процентов.

Салаватов молчал, а детектор выдавал волнение и яркие пятна на изображении мозга. Подсказка утверждала, что бывший следователь обдумывает дальнейшую линию поведения и колеблется.

— Руслан Каримович, чтобы вам легче было принять решение, давайте об экспертизах поговорим, — сказал Нагорный. — Грубо работаете, даром, что тридцать лет. Не проверял раньше никто? Вы, что думаете, если вы подменили данные допроса Привозина на данные допроса пятилетней давности, мы этого не поймем? Элементарный поиск по базе на совпадение образов. Более того, вы даже текст частично оттуда скопировали.

— Ничего я не копировал, — буркнул Салаватов.

— А кто копировал? — поинтересовался Александр Анатольевич.

— Не знаю.

— И вы не заметили, что данные допроса Привозина вдруг резко изменились?

— Нет, они всегда такие были.

Детектор по-прежнему выдавал графики и утверждал, что слова Руслана Каримовича связаны с действительностью процентов этак на пять.

— Случайное совпадение с данными Дениса Осинцева?

— Не знаю, кто это.

— Серьезно? Совсем не помните?

— Нет.

— Это ваш клиент. Пять лет назад вы его отправили в Закрытый Центр.

— Тоже доказательства фальсифицировал?

— Как ни странно, нет. Совершенно за дело. Правда, слишком надолго, на два года. Но это уж не ваша вина, такова была судебная практика. И он все два года провел в блоке «А» заведения Евгения Львовича, несмотря на то, что психокоррекцию ему сделали месяцев за семь. Но тогда психологи не решали. Так вот Денис Осинцев вас прекрасно помнит и, между прочим, зла не держит. Глаза прятал, когда мы ему показали его допрос, но все подтвердил. И вы будете глаза прятать, если вам запись нашего сегодняшнего разговора показать года через два.

— Саша, — вмешался Венгер, — под БП Руслана Каримовича? Ну, уровень правдивости пять процентов. Что у нас Андрей думает? Насколько серьезная ИБС?

— Была когда-то, — усмехнулся Андрей, — диагностировали четыре года назад, моды подстраивали. И они благополучно справляются. Вообще не жалуются на критические сужения сосудов. И на тромбы не жалуются. Сосуды вычищены. Нет опасных зон. Хотя уровень холестерина высоковат, конечно, так что была и может возобновиться. Но это длительный процесс. За время допроса не начнется. Даже без таблетки можно обойтись. Но Руслан Каримович ее и не пил. И не надо. Нет необходимости. У вас были стрессовые боли, от напряжения мышц. Могу дать успокоительное.