Борис Иванов - Скрижаль Дурной Вести
Продолжая начатое движение, Шаленый захватил правое запястье противника, но, вместо того чтобы швырнуть его через себя темечком в торец стальной дверцы сейфа, он подхватил ставшее будто ватным тело Бонифация, как малое дитя, опустил ворога в мягкое кресло и заботливой матерью наклонился над ним. От пережитого волнения Шишел чуть не проглотил проклятую стекляшку. К счастью, даже для его глотки изделие было великовато. Машинально, не спуская с Мелканяна недоуменного взора, он вынул перстень изо рта, обтер его о штаны и с усилием втиснул в задний карман, с досадой поименовав почтенного ювелира козлом. При виде возникшего из пасти разбойника Дьяволова Камня Мелканян снова икнул и, по всему судя, всерьез нацелился дать дуба.
Медицинских познаний Шаленого вполне хватило, чтобы по характерному перекосу физиономии и другим признакам смекнуть, что держателя ювелирной торговли накрыл не простой обморок. Медбраслета на запястье пострадавшего не было. Вряд ли наличествовал и вшитый сигнализатор — Шишел такие штучки угадывал по физиономии: не похож был Мелканян на человека, уж слишком озабоченного своим здоровьем. До сего времени.
«Ну вот, сейчас откинет правнучек Бонифаций свои крокодиловы штиблеты и отбудет к любимому прадедушке Элевтеру, — прикинул он. — А на мне, не ровен час, мокруха повиснет...»
К таким вот отягчающим обстоятельствам Шаленый относился с большим уважением, можно сказать, даже с трепетом. Этим, да еще, может быть, тем, что православный его Бог в благодарность за свечки, расставленные в церквах по самым неожиданным уголкам Обитаемого Космоса, оберегал Шишела, видно, для каких-то одному ему (Богу) ведомых нужд, можно было объяснить то, что, несмотря на свирепый вид и лихой норов, ни один, даже самый пристрастный, суд в Федерации не смог пришить Шаленому мокрухи. Поэтому и в этот раз Шишел поступил так, как ни в коем случае не поступил бы на его месте ни один нормальный взломщик: он в третий раз за последние четверть часа взял со стола господина директора телефонную трубку и стал набирать вызов. Только звонил он в этот раз не Гарику в «Кентербери», а в «Скорую помощь». Соединили его мгновенно.
— Слушаю вас, говорите... — обворожительным девичьим голосом пропел дежурный компьютер клиники.
— Я... У меня, кажется, удар... — изменив голос, прохрипел Шишел. — Я... не могу... пошевелиться...
— Сообщите номер вашего страхового полиса, пожалуйста, — потребовал полный скрытого очарования голос.
— О-о-о, пошли вы в задницу со своими полисами! — не меняя интонации, простонал Шаленый. — Нет, лучше приезжайте немедленно на Гранд-Театрал... «Расмус билдинг», «Джевелри трэйдс»... Кабинет директора... Здесь открыто...
— Не могли бы вы уточнить... — с глубочайшей заинтересованностью в голосе заверещал компьютер.
— Ничего я тебе уточнять не стану, сука... — замогильным голосом пообещал Шишел. — Загибаюсь я... Бонифаций я... Мелканян... Остальное найдете в своей долбаной базе данных... Поторопитесь... Проклятые копы...
Сообразив, что, увлекшись, он говорит лишнее — его отношение к городской полиции вряд ли интересовало службу «Скорой помощи», — Шаленый смахнул аппарат на пол, посмотрел на уже и вовсе бездыханного вроде Мелканяна и, обращаясь к почтенному ювелиру, произнес более чем соответствующую действительности сентенцию:
— Ну, отец, все, что мог, для тебя я сделал. Так что уж не обессудь...
Он вытянул из «пистона» своих джинсов пятибаксовую купюру, свернул бантиком и запалил над лампадкой Винтари-дин-Зинвари — принес жертву Строюму Богу Путаницы. После чего дал тягу.
* * *— Издевается, сволочь! — с некоторой поспешностью констатировал сержант Харрис, выразительно постучав по индикатору часов. — В конце концов, — он поднялся и поправил амуницию, — все это вызывает у меня, как у представителя... э-э... городских властей, сильнейшие опасения.
Он надавил на начищенную кнопку дверного звонка, и где-то в недрах «Джевелри» зазвучал далекий, но отчетливо слышный музыкальный сигнал. Последующие тридцать секунд ожидания не привели ни к какому результату.
— Пол... — отрешенно скомандовал сержант, и его приспевший с обхода пострадавших офисов флегматичный подчиненный начал застегивать свою расхристанную амуницию. Это ему стоило бы делать поскорее.
Потому что пару секунд спустя чуть ли не в живот неторопливого служаки уперся вывернувший с Маолейн скоростной флайер «амбуланс», из которого чертом из коробки выскочили массивный тип в белом халате с пришпиленной на нагрудном кармане опознавательной карточкой «Д-р Эдвард Т. Лири. НЕЙРОХИРУРГИЯ» и подтянутая китаянка в той же униформе.
— Где больной?! — с места в карьер начат доктор. — Черт возьми, не загораживайте мне дорогу, сержант! — Он решительно отодвинул Харриса с пути, намереваясь войти в открытые двери «Джевелри».
— Вам придется обождать, сэр, — сухо ответил тот, разворачивая служителя Эскулапа носом в стену. — Здесь проводится полицейская операция. Никто не вызывал «скорую».
Но не тут-то было: доктор Лири слишком хорошо знал, с кого в конечном счете сдерут три шкуры, чтобы хоть частично компенсировать страховку за ущерб, причиненный клиенту в результате несвоевременных действий службы «Скорой помощи», и поэтому даже огнедышащий дракон, буде таковой доставлен на место действия прямо из родного гнезда на Терранове, не помешал бы ему выполнить свой профессиональный долг — не то что какая-то полицейская бестолочь. Поэтому особого успеха усилия сержанта Харриса не имели, а высвободившийся из захвата кардиолог уверенно переступил порог вестибюля «Джевелри». И тут Пола, доселе бестолково взиравшего на происходящее, вдруг осенило.
— Да это такие же врачи, как я — архиепископ! — заорал он, заворачивая медсестре руку за спину. — Это те же суки, только в камуфляже! Решили пойти по второму заходу!
— Какова наглость! — поддержал гениальную догадку подчиненного сержант и в броске всей своей облаченной в спецбронекостюм тушей сшиб кардиолога с ног.
— Ки-я!!! — выдала боевой клич медсестра, с размаху всадив острый носок туфли меж ног незадачливому Полу, так и не успевшему как надо застегнуть защитную амуницию. Взятые в замок кисти рук она, не теряя времени, обрушила на оказавшийся незащищенным загривок сержанта Харриса.
— Второй раз за вечер об этом самом месте бьют мужика промеж промежности, — меланхолично констатировал давешний бурят или японец — водитель «роллса», по-прежнему без пассажиров следовавшего теперь обратным курсом. — Хотя каждый раз другого... Тенденция, однако... — и добавил, правда без всякой надежды обращаясь к заворожено сидевшему на парапете Уолту: — Так вам никуда не надо, сэр?
— Нет, — с сожалением констатировал тот. — Хотя, знаешь, подожди, если не торопишься. Вон там.
С этими словами он энергично поднялся, обошел пребывавшую в разгаре свалку в дверях и прошел прямо в святая святых «Джевелри трэйдс».
* * *За мгновение до того, как Шишел-Мышел вышел из зловонного проулка на совершенно пустынную Сурабайя-стрит, последний луч сомнительного украшения ночного небосвода Малой Колонии — Большого Бельмеса — погас в нагромождении туч. Стало душно и темно, как под мышкой у коренного обитателя далекой Африки. Но все-таки не как в могиле: по всему горизонту уже вовсю шла пляска молний — верный признак того, что до ливня остались считанные секунды. Рекламные зарева над Гранд-Театрал и далекое — над Деловым центром сошли почти на нет: видно, сказывалась сохранившаяся со времен Реколонизации привычка к светомаскировке. Только где-то у черта на куличках эхом отзывались словно с цепи сорвавшиеся сирены полицейских каров и то там, то тут по далеким стенам улиц-ущелий проскальзывал луч прожектора. «Нашли время для учений, заразы, — машинально подумал Шишел. — И так все нервы поиздергал из-за козла этого...»
Несмотря на полное безлюдье, прежде чем выйти на открытое пространство, Шишел привел себя в относительный порядок, постаравшись, насколько это возможно, свести на нет последствия двойного путешествия по шахте далеко не выбывшего из эксплуатации мусоропровода. На сей предмет у него был припасен дезодорант, напрочь отшибающий даже последствия контакта со скунсовой струей, — да вот незадача: проклятый аэрозольный баллончик был глубоко погребен под туго наполнившим все его карманы содержимым сейфа почтенного Мелканяна. Прокляв еще раз чертовых олухов, уволокших из-под самого его носа сумку с инструментами и вместительными отделениями для добычи, которую теперь вот пришлось транспортировать этак вот — словно наворованные на детском празднике конфеты, Шишел смирился с малоаппетитным душком, прочно прицепившимся к нему, пересек пустынную улицу и, возблагодарив Господа за то, что в видавшем виды «горби» не заглох движок и шпана не увела колеса за то время, что машина стояла без присмотра, с размаху грохнулся на сиденье. То, что, проделав это, он ограничился всего лишь четырехэтажным, не слишком кучерявым выражением своих чувств, объяснялось только его исключительной профессиональной выдержкой: чертов перстень, заткнутый в задний карман, впился в его филейную часть прямо-таки что твой штык. Если бы проклятая безделушка не зацепилась за прочную ткань джинсов, она немедленно полетела бы в сточную канаву, но пока Шаленый боролся с сопротивлением этих двух вступивших в неожиданный сговор предметов, приступ его бешенства сошел на нет, — в конце концов, все происшедшее было достаточно забавным. Он подкинул перстень на ладони и примерил его на безымянный палец правой руки. Невероятно, но перстень сел на него, будто на заказ сделанный. Странное ощущение — нет, скорее уж тень ощущения скользнула в дальнем уголке сознания Шишела: ему почудилось, что перстень гусеницей обвился вокруг его пальца и тихонько стиснул его. Он с каким-то дружеским почти что удивлением посмотрел на вещицу, потер камень о штаны, дохнул на него и тронул «горби». Когда на Сурабайя, завывая сиренами, вылетела пара машин оцепления, они — Шишел, «горби» и Дьяволов Камень — были уже слишком далеко, чтобы услышать их.
