Александр Ярославский - АРГОНАВТЫ ВСЕЛЕННОЙ
— «Я, дружище Чемберт, я! Звоню из Парижа… Здоров, как стадо четвероногих, и счастлив, как тысяча ослов…
— А у меня есть женка, Чемберт!.. — маленькая, славненькая и такая хорошенькая… Вот она сейчас стоит у окна и краснеет, что я вам ее расхваливаю.
— Вы, смотрите, не вздумайте за ней ухаживать, а то я теперь выздоровел и кровожаден, как испанец, моментально вызову вас на дуэль!..»
— «Поздравляю вас, мистер Горянский… — Горянский уловил в его голосе оттенок грусти.
— А как ваши успехи?»
— «Великолепно, мистер Чемберт!.. Идеально!.. Сногсшибательно!..
— Я не только добился десяти верст в секунду, но я, кажется, сумею избавить вас от всех материальных затруднений…
— Ликуйте, Чемберт! Мы — Крезы, мы — Ротшильды!.. Богатство всех банков обоих континентов — ничто в сравнении с тем, что будет у нас через два дня!..
— Победа, Чемберт!.. Полная победа!.. «Победитель» взлетит к звездам! — это так же верно, как то, что я сейчас расцелую эту маленькую белую мышку, которая дуется на меня вот здесь у окна…
— Дружище Чемберт, мне надоело дожидаться! — Я здоров, как вагон поросят, как стадо коренастых кретинов…
— Я не могу больше ждать, вышлите за нами машину сегодня же. Я хочу пожать вашу твердую честную руку, хочу вздохнуть воздухом моего острова, хочу видеть моего старшего брата, сына луны и неба — Чигриноса…»
— «Мистер Горянский, — послышался радостный голос Чемберта, — я сделаю распоряжение сию же минуту, только не повредило бы это вам — может, вы еще не совсем поправились?»
— «Пустяки, Чемберт, я крепок, как паровоз… Я готов боксировать с Джонсоном и бороться с Геркулесом…
— Итак, Чемберт, я вешаю трубку…
— Значит, до скорого свиданья!..
— Л/з уже летит за нами?.. Что? Телефон из ангара испорчен и Мукс бежит в ангар?!
— Люблю Мукса, — очаровательный чертенок!..
— Вы знаете, если он вам будет очень надоедать, отпустите его к нам в Париж, — пусть прокатится по воздуху…
— Кто летит, — Джонни? — Ну, он его наверное, возьмет…
— Я окончательно вешаю трубку… — Значит, через три часа машина прибудет к нам? — До скорого свиданья на острове, дружище Чемберт!»
— «Собирай пожитки, Елена! Сегодня мы определенно покидаем Париж».
— «Я рассержусь на тебя, Володя, если ты так будешь говорить обо мне своим друзьям. — Тебе смешно, а мне совестно».
— «Не сердись, детка!.. — сказал Горянский, вставая с кровати, закутанный в одеяло, как римлянин в тогу. — Давай помиримся!»
Он привлек ее к себе и вкусно поцеловал, исполняя обещание, данное по телефону Чемберту.
Елена отбивалась, смеясь, и делала вид, что сердится.
Незаметно проходило время.
Звонок внизу напомнил им, что пора отправляться.
— «Это — за нами», — сказал Горянский уверенно. Он был прав.
Елена пошла отворять.
— «Здесь живет Елена Родстон?» — раздался голос в прихожей.
Через минуту маленький черный Мукс в необыкновенной ширины брюках и в тирольской шапке с перьями вкатился в комнату и с радостным восклицанием бросился к Горянскому.
— «Мистер Горянский! Вот хорошо, что вы выздоровели!..
— А как интересно лететь! Какой большой Париж внизу, а сверху — какой маленький!..
— А знаете, — я не боялся, — вот спросите у Джонни!»
Горянский опустил руку в его пышную, черную шевелюру и погладил по голове.
В дверях стояла улыбавшаяся Елена и вошедший Джонни.
— «Гуд дэй, мистер Горянский!.. Аппарат — в вашем распоряжении.
— Когда изволите отправляться?»
— «Сейчас, Джонни, сейчас!» — ответил Горянский, пожимая ему руку и с удовольствием вглядываясь в его крепкое обветренное лицо.
— «Как же мы поднимемся?.. — вспомнила осторожная Елена. — Ведь сейчас — день, тебя знают в лицо. — И потом появление аппарата возбудит всеобщее внимание…»
— «Ерунда!.. — махнул рукой Горянский, — пойдем напролом!
— К чертовой матери шпиков!.. — Они надоели мне хуже горькой редьки…
— Улетим, Джонни, не правда ли? — Ведь французы нас не задержат?»
— «Оль-райт! — мистер Горянский. — Как вам будет угодно, а только не может этого быть, чтобы французы задержали англичанина!..
— Вот только, если мистрис говорит, что вас могут узнать, то разрешите предложить вам это…» — он протянул Горянскому каску авиатора с громадными наушниками и наглазниками.
Это была превосходная мысль — каска делала Горянского совершенно неузнаваемым.
— «Молодец, Джонни! — Беги за автомобилем, Мукс! — Только обязательно закрытый и поприличнее… — Горянский радовался, как ребенок, предстоящему отъезду.
— Позови консьержку, Елена! Квартиру твою мы на всякий случай оставим за собой, она еще может пригодиться…»
— «Мы уезжаем, — заявил Горянский появившейся консьержке. — Квартиру считайте за нами… Вот вам плата вперед за полгода. За вещами вы присмотрите».
Консьержка удалилась, оглашая воздух изъявлениями преданности и восторга.
Вместо нее появился Мукс, сияющий, и объявил, что автомобиль у дверей.
Елена собирала последние свертки.
— «Где машина, Джонни?» — осведомился Горянский.
— «В воздухе, мистер, над Марсовым полем… На две тысячи метров…»
— «Там, наверху!» — дополнил Мукс, тыкая в потолок черным пальцем.
— «Как? — удивился Горянский, — так вы — не одни?»
— «Нет, — ответил Джонни, — с машиной Апфель… Я спустился у северных предместий, а его послал в воздух… Нас предупреждал Чемберт о предупреждении мистрис и мы приехали к вам на метрополитене, но вы не беспокойтесь: мы можем сообщить Апфелю в любую минуту, на аппарате есть радио-телефон, а у меня в кармане — приемник».
— «Прекрасно, — сказал Горянский, — тем лучше, — мы проучим всех парижских шпиков. — Ты готова, Елена?»
Мукс, Джонни и Елена стали переносить в автомобиль необходимые вещи; Горянский просил Елену брать с собой как можно меньше.
Потом Елена закрыла дверь и передала ключ консьержке.
Через пять минут все четверо мчались в закрытом автомобиле по направлению к Марсову полю.
Не доверяя слабому приемнику Джонни, Горянский сам привел в действие свой прибор. Минута — и он уже разговаривал с Апфелем:
— «Алло! — Л/3! — Апфель!» — говорил Горянский.
— «Слава богу! — послышался радостный голос летчика, — «а я уже целый час кружу над Парижем, — Джонни и Мукс — с вами?»
— «Все здесь, успокойтесь Апфель… — Аппарат маскирован на французский лад?»
— «Да, господин Горянский!»
— «В исправном состоянии? — Баки защищены? — Прекрасно!.. Ну, вы — смелый человек, Апфель! — Я надеюсь на вас!..
— Спускайтесь на 300 метров и кружите над Марсовым. — Через пять минут мы будем там».
Марсово поле было уже близко. Вырисовывался четко огромный, изящный и кружевной абрис Эйфелевой башни.
Над полем кружилось, как и всегда, несколько учебных военных аппаратов. Горянский сразу узнал Л/з — изящная птица парила над полем широкими плавными кругами; ее маскировка французскими военными отличиями предохраняла ее. Ее, очевидно, принимали за испытываемый новый военный аппарат и мало обращали на нее внимания. Пока все шло прекрасно.
— «Спускайтесь!» — телефонировал Горянский Апфелю.
— «Есть, мистер!» — отвечал Апфель.
Изящная птица резко наклонилась и плавно планировала к подножью Эйфелевой башни, куда медленно подъезжал автомобиль.
Но тут экспансивность Мукса внезапно спутала все планы Горянского: увидев спускавшийся Л/з, не в силах, по-видимому, сдержать душивший его восторг, Мукс мячиком выпрыгнул из автомобиля и бросился навстречу, размахивая белым носовым платком и крича что-то нечленораздельное.
Елена высунулась из окошка и стала звать Мукса обратно.
Шофер остановил автомобиль.
Какой-то человек в военной форме подошел близко к автомобилю и внимательно посмотрел на Елену.
— «Ба! — мадемуазель! Да ведь мы, кажется, с вами знакомы?!
— А как вы думаете, сгорел или не сгорел ваш дружок?»
— «Сыщик! — сразу узнала Елена масляную физиономию. — Боже мой, что теперь будет?!» — она в испуге задернула занавеску и, откинувшись на сидение, задыхаясь, шепнула об этом Горянскому.
Сыщик между тем вскочил на подножку и, откинув дверцу, заглянул внутрь автомобиля.
— «Что же вы от меня спрятались, милочка? — Э, да вас тут трое!
— А сгоревший-то, оказывается, жив! — кивнул он на Горянского, который, как назло, был в этот момент без каски.
— А так вот оно что! — Нас, оказывается, надули!»
— «Парень! — обратился сыщик к шоферу, — я агент полицейской префектуры. Это — государственные преступники, ты мне за них отвечаешь».
— «Милостивый государь! — обратился он к Горянскому, направляя на него револьвер, — я вас арестую. — И вас, барышня, тоже.
