Наталия Ипатова - Врата Валгаллы

Вот теперь, сероглазый, только не отпускай!

Это было, как ложкой зачерпнуть мед, как выровнять пикирующий флайер у самой земли, как вынырнуть с глубины, хватая воздух… Сладко, трепетно, нежно… Милая, любимая, хорошая моя… Нетерпеливо, напористо, сильно. Слишком много, чтобы, как казалось, это можно было вынести… Слишком мало, чтобы на этом остановиться.

Холодное молоко из высоких стаканов, которое они пили на террасе, забросив ноги на табурет: он — только в шортах, она — в его рубашке. Сок груши на подбородке. Душ, рушащийся с потолка сразу на обоих. Огонь свечи сквозь вино в хрустале. Мокрые цветы.

Смех.

* * *

Улетать или остаться -

не тебе решать, не мне бы, -

серый ветер разберется,

кто ему назначен в долю.

Проклятый комм надрывался где-то у самого уха, но найти его на ощупь, не поднимая головы, а только хлопая ладонью по тумбочке, оказалось задачей немыслимой. Натали натянула на голову подушку, Рубен, отчаявшись, сел. На тумбочке браслета не оказалось. Под подушкой — логично было предположить, что именно туда он сунул комм, когда торопился сдернуть его с руки — тоже пусто. Последовал краткий лихорадочный обыск с насильственным переворачиванием рядом лежащего тела, сопутствующим делу умоляющим мычанием, сдавленным смехом и вынужденной задержкой, и наконец браслет обнаружился в складках простыней.

— Это может быть только па, остальные заблокированы — пояснил он, садясь и поднося комм к уху. Экранчик-циферблат светился в темноте голубым, обводя тонкой линией профиль Рубена и часть его плеча. Прием он включил на полный, видимо, из деликатности. Глубокий громкий голос, создав эффект третьего в комнате, заставил Натали сесть, прижимая к груди скомканную простыню.

— Малыш, ты в Тавире?

— Да.

Харальд запнулся на секунду. Рубен терпеливо ждал.

— Новости, ясное дело, не смотришь?

— Ясное дело.

Пауза.

— Что?…

— Вылетай, — выдохнул отец. — Прямо сейчас.

Рубен коротко ругнулся.

— Вам там, в министерстве, совсем делать нечего? Объявлять общевойсковую сразу… Эээ, па… число какое? Мать Безумия!…

— Позднее, — судя по голосу, Харальд Эстергази позволил себе мимолетно улыбнуться. — Я не могу сказать тебе больше. Шпарь домой, ты нужен.

Из темного угла Натали в оцепенении наблюдала, как разнеженного сибарита рядом с ней, романтичного ленивого баловня сметает коротким ледяным шквалом до самой базальтовой основы — офицера Космических Сил. Где он только прятался эти два… три?… дня. Что-то менялось в лице, в манере держать голову, в складке между бровей. Озноб ударил ее, как плеть.

— И еще, — добавил Харальд. — Лишних полчаса у тебя нет.

Рубен рывком встал. Щелчок, с которым отключился комм, еще висел, не растаяв в воздухе, а выпускник Академии уже скрылся за дверью ванной, откуда донесся плеск воды и жужжание электрической щетки. Кажется, прошла всего минута, и он появился: бравый, подтянутый, блестящий.

— Ты можешь остаться здесь, — сказал он, наклоняясь к Натали. Девушка вздрогнула — ей почему-то казалось, что Рубен, подхваченный вихрем, забыл про нее. — Мы не выбрали лимит, ты можешь еще поспать и уехать аэробусом. У меня времени — только саквояж схватить.

— Я поеду с тобой.

* * *

А моя судьба ломка и легка,

как прозрачная труха-шелуха -

не смотри на меня — по осенним ветрам

я сама себе не своя.

Лишний час вместе. А разве она не знала, что будет именно так? Любовь в чистом виде оказалась обжигающе болезненной, как концентрированная кислота. Извернувшись под пристяжным ремнем, Натали сидела боком, молча, бездумно наблюдая, как Рубен гонит машину в редком утреннем потоке. Оставляя его в сердце вплоть до малейшего движения бровей, до мимолетного взгляда в свою сторону. Напоминая себе, что кроме этого, здесь ей не принадлежит ничего.

Менялось давление, над поверхностью Зиглинды несся циклон, влекший за собой смог и мусор. Как всякий ярко выраженный гипотоник, Натали чувствовала себя совершенно обессиленной и больной.

На ней было яркое платье счастливой расцветки, заказанное по каталогу, и бежевый вязаный жакет. Ну да, само собой, с княжеской кредитки, но надо же что-то надеть! Вечерний шелковый наряд, вызывавший почему-то неприятные ассоциации нечистоты, она отослала в пакете в первый же день. И эти вещи, навсегда связанные в сознании с тем, что казалось счастливым сном уже сейчас… нет, она, конечно, от них не избавится. Но — жить им обернутыми в пластик, на полке шкафа, до лучших времен… которые, может, вовсе не придут. Как засушенные цветы… как воспоминания, иголочки на сердце, вонзающиеся в нежную, пронизанную нервами плоть, когда оно начинает сокращаться слишком резво. Ибо спетая песня — прощай. Пилоты Эстергази не принадлежат своим женщинам… даже если бы у нее хватило смелости так назваться. Они и себе-то не принадлежат. Пилоты Эстергази причислены к драгоценностям короны. Уже сейчас видя и ощущая его рядом с собой, Натали знала, что он ушел.

«Вампа» ринулась на посадку носом вниз, Натали ощутила внутри себя неприятно знакомое перемещение внутренностей. У Рубена, судя по выражению лица, внутренностей не было вовсе.

Наземный паркинг, облицованный стеклоплитой, был пуст, если не считать цилиндрического лимузина-монстра с темными стеклами. Заложив вираж, да такой, что ветер ударил по редким прохожим, Рубен приземлился рядом, дверь в дверь.

— Ну… — лицо у него было скорее озабоченное, чем потерянное. Они поцеловались, неуклюже обнявшись, в честной попытке компенсировать обоюдную неловкость продолжительностью поцелуя. Потом вылезли из флайера одновременно с разных сторон. Ветер схватил Натали за волосы и приставил нож к горлу, она прикрыла ладонью глаза — от пыли.

Рубен, не оглядываясь, перебежал к лимузину, ожидающему с открытой дверью, придерживая рукой фуражку нырнул на сиденье рядом с водительским. Последнее, что отложилось в жадной до подробностей памяти Натали, была рука с краешком манжеты, захлопнувшая за собою дверь.

Транспортники ждали, выстроившись в линию вдоль взлетного поля, аппарели были опущены, что сделало грузовики похожими на ехидно ухмыляющихся бегемотов. Государственный флаг с золотым диском и молотом трепетал на ветру. Пилоты в походной форме стояли длинным рядом, идеальным черным пунктиром, пересекающим поле из конца в конец. Крылья Империи. Из динамика гремел хор из Nabucco Верди, и пыль неслась клубами, не сдерживаемая ничем.

Ты прекрасна, о Родина наша,

Необъятны твои просторы…

Медитативная сосредоточенность охватила строй, который на глазах серел, покрываемый прахом Зиглинды, и который, тем не менее, угрюмо противостоял разбивавшимся о него ветрам.

Мать-Отчизна, твои сыновья

За тебя жизнь готовы отдать…

Тишина, лишь подчеркнутая шумом двигателей, доносившихся с периферии. Военные психологи отлично знали, что несколько секунд после исполнения гимна ноги не в состоянии оторваться от земли. Врастают в землю, и какое-то время нервная система практически парализована.

Вице-адмирал, отправлявший партию, поднял руку. Строй затаил дыхание. Офицер-заместитель, держа в ладони комм-усилитель, сделал шаг вперед.

— Авиакрыло!… Напра-аво!

Шорох ног, воспринимаемый как слитный шум.

— Полки!… Отсеки — по эскадрильям…

Пронзительный вой флайера, заходящего на посадку в оцепленную зону, прервал команду, которую все равно теперь было не разобрать. Три черные машины сопровождения шли следом, явно отставая: из осторожности, согласно Уставу. Вице-адмирал, беззвучно шевельнув губами, махнул рукой. Несанкционированное явление вышестоящего начальства вышибает почву из-под ног. Всегда.

— Отставить! — продублировал зам. — Нале-во! Смирна! Равнение на середину!

Сотни глаз придирчиво оценили посадку — немного резкую, но, в общем, академически правильную. А как же, все здесь специалисты. Сопровождение еще только опускалось, заключая объект в треугольник, прикрытый со всех сторон, а Кирилл уже откинул колпак и спрыгнул наземь. Сотни глаз отметили на нем черную походную форму и погоны лейтенанта. Волосы были взъерошены, воротничок — расстегнут.

— Я успел? Черные Шельмы… здесь еще?

Командующий указал направление, где между Молниями и Банши стояла эскадрилья, но Император разглядел и сам. Размашисто, почти бегом, будто его могли не подождать, или поторопить, подошел к комэску.

— Руб…

— Ваше Величество?

— Заткнись.

— Понял. Кир?