Наталия Ипатова - Врата Валгаллы
— Хочешь в душ?
Натали помотала головой.
— Тут есть во что переодеться, — еще одна попытка, разбившаяся о стену.
Сюда, похоже, можно приехать совсем без вещей, с одной только кредитной карточкой. Вот она, карточка, угу. А счастье где?
Решетка, увитая цветами, отделяла вполне современную кухоньку, где немедленно скрылся Рубен. Отсюда видно было, как он решительно тычет в кнопки комбайна. Натали нагнулась, чтобы расстегнуть ремешки босоножек.
— Ух ты, страх какой!
Она вздрогнула и уронила туфлю. Рубен, присев на корточки, поднял ее, большим и указательным пальцами промерил длину шпильки. Натали, смутившись до смерти, поспешно втянула под подол босую ступню, выглядевшую так безнадежно беспомощно с розовыми следами от ремешков.
— И я еще выпендриваюсь со своей координацией. Вот выпей-ка.
Натали решительно замотала головой. Если внутрь нее попадет хоть глоток, эту прелестную комнатку неминуемо постигнет участь D-14.
— Пей давай!
Она отползла, упершись спиной в спинку кровати и не сводя с него затравленного взгляда.
— Господи, да это всего лишь чай.
Зажмурившись, она хлебнула горячего, сладкого и очень крепкого травяного напитка. Жар прокатился изнутри до самого желудка, и подействовал успокаивающе. Все, что было в ней напряженного, расслабилось, и тем не менее лицо, обращенное к Рубену, было одной умоляющей маской. Кто-нибудь тут еще хочет любви?
— Худо мне… не могу.
— Да откуда у тебя такие… дремучие представления о мужиках?
Невзирая на слабое неорганизованное сопротивление, Рубен вытряхнул ее из плаща и завернул в плед. Воспоминание о тихом смехе провожало ее, когда она падала в сон. Ты еще и добрый, черт бы тебя побрал.
* * *Натали проснулась резко, словно кто всадил ей локоть в ребра, с полной памятью обо всем, что было вчера. Не открывая глаз, мысленно оценила свое самочувствие. Не тошнило — со всей определенностью. Тело лежало на боку, колени подтянуты под самый подбородок, руки переплетены на груди. Осторожно отвела от лица плед: спала, оказывается, закутавшись с головой. Серый утренний свет просачивался под увитый лианами козырек террасы: утро было мягким.
Осторожно села, спустив на пол босые ноги, несмело обернулась. Утром всегда все выглядит иначе. Минуту или около того таращилась на широкую, обтянутую форменной рубашкой спину. Голову Рубен подвернул, словно прикрыв ее плечом. Поза под кодовым названием «меня вообще тут нет». Адекватный ответ на ее «не тронь меня». Не храпит. Это хорошо.
Чего хорошего? Разве ты ждешь ночей, когда это станет иметь значение?
Как крепко спит. Когда отрастет короткий курсантский ежик, черные волосы естественным образом лягут назад: открытое лицо. А вот депилятора на эти щеки уйдет немало. Ничего не поделаешь — тестостерон. Натали удержала ладонь — погладить. Насколько было бы проще, если бы она могла думать о нем плохо. Скажет тоже… Турандот!
Подобрав подол, чтобы не наступить на него ненароком и не наделать шуму, Натали проскользнула в ванную. Состояние вчерашней косметики на лице подтвердило самые худшие опасения, но… здесь была настоящая вода, хочешь — горячая, хочешь — прохладная! Не стандартный общежитский ионный душ, удаляющий грязь исключительно механически. Тут тебе и расслабление, и массаж, и утренний тонус.
Натали провела в ванной достаточно времени, чтобы укрепиться в своем решении. Нельзя брать то, чего хочется так сильно, потому что всегда платишь дороже. Кармический закон. Столько, сколько придется отдать за этого парня, у нее просто нет. Она сама отпирала для него все свои тайные комнаты. Когда он уйдет, она останется одна посреди пустого и гулкого пространства. И с ней не будет ни цинизма, ни снисходительности, ни спасительно дурных мыслей.
Где-нибудь в зарослях наверняка притаился корпус администрации, откуда можно вызвать такси. Не может быть, чтобы отсюда нельзя было выбраться.
А вот вползать обратно в открытое вечернее платье оказалось неприятно. Не то потому, что после ночи спанья в нем оно было, мягко говоря, несвежим, не то потому, что с утра его тонкие лямки, декольте и подол до самого полу выглядели не более уместными, чем она сама — в этом обустроенном гнездышке. Прикосновение шелка к телу, возбуждающее вчера, сегодня казалось склизким и напоминало… да все о том же: о схеме «пилот — стюардесса — мотель».
На цыпочках, стараясь не шуршать шелком, взяв туфли в руки, а в охапку — плащ, Натали выбралась из ванной. Кожу покалывало возбуждением и страхом. Особенно губы. Плащ, босоножки, сумочка на шнурке, на запястье. Кажется, все…
— Убегаешь?
Кровь хлынула ей в лицо. Ничего не может быть унизительнее, чем если тебя застигнут на цыпочках, с охапкой барахла, и ты при этом отскакиваешь к стене, выкладывая свои постыдные комплексы как на ладони. И глаза таращишь.
Рубен сел, молча потер ладонями лицо, поморщился. Вид утомленный и помятый, как всегда от спанья в одежде. И недовольный, ясен пень.
— Я что-то не так сделал?
— Нет, — выговорить это было трудно, а еще унизительнее было сознавать, что сейчас она начнет бессвязно блеять, что-де дело не в нем…
— Думала, ты вчера еще догадался. Я не белая кость. Я в стюардессы-то выбралась, обдирая локти и пузо. Из фабричного квартала, с приземных этажей. Не низший-средний класс, но низший-низший. Прннчипесс нету тут. Мне с тобой вровень не встать. Ходить, говорить, поворачивать голову, небрежно употреблять это клятое «отнюдь» — я училась стиснув зубы. У меня отец — пьяница, а о матери вообще лучше не вспоминать. Моим первым парнем был «бык». Ты… ты можешь дать очень много, но в результате оставишь меня совершенно ни с чем. Я… после тебя… долгонько не смогу с интересом по сторонам поглядывать.
Она замолчала, с отвращением сознавая, что все сказанное нельзя воспринимать иначе как чистое вымогательство, предполагающее, что в ответ распаленный юноша наобещает ей златые горы, законный брак и все звезды с неба. Какими словами докажешь, что все не так?
— Сколько отдавать сердца — человек сам решает, я не могу схватить тебя за руку со словами «достаточно». Я только мог предложить решить это обменом, не глядя: все на все.
Он не недоволен, кольнуло мозг. Он расстроен. Глаза в пол, пальцы — на висках. Почему у парней с утра такой похмельный вид?
— Я видела твою уважаемую мать. Мне не проглотить такой кусок пирога, Рубен.
— Тогда иди.
Он снова потер ладонями лицо, словно таким образом надеялся стереть с себя дурной сон. Натали нерешительно переступила босыми ногами. Опыта у нее было достаточно, чтобы сообразить, как она с ним поступает. Здоровый, красивый, покончивший с монастырским Уставом Учебки, казалось бы, навсегда и разлетевшийся не только заниматься любовью, но и любить. Строго говоря, тут вот девчонки их и берут — горячими. Натали ведь поощряла его, не так ли?
— Иди, — повторил Рубен хмуро, упершись локтями в колени. Что-то в его позе ударило ее, словно под-дых. Сколько еще он так просидит, когда за ней прошелестит, закрываясь, стеклянная дверь? Чем это кончится? Можно сказать наверняка: холодным душем, а после — несколькими сутками видео. Подряд, без разбора — фильмы, новости, викторины, а в промежутках — едой в постели, не глядя, без аппетита. Сожаления осыпались, увядая, как листья в сквере. В совершенной растерянности Натали сгрузила все, что занимало ей руки, в ближайшее кресло: босоножка упала на пол, от громкого звука вздрогнули оба. Сбежать, спасаясь от душевной боли — одно дело. Но лучше быть дурой, чем свиньей.
Села рядом, чуть прикоснувшись плечом. Растерянно пошевелила пальцами ног. Полжизни за обычное домашнее платье-свитер! Тихонько ткнулась лбом Рубену в плечо.
— Не надо.
Взято слишком высоко, чтобы быть правдой. Примитивная тактика — самая верная, главное — ошеломить. «Милый, ты меня любишь?» тут не сгодится. Мы напортили столько, что дело спасет только самое тяжелое вооружение.
— Я… эээ… слишком тощая, верно?
Рубен отвел наконец руку от лица, в чем была явная тактическая ошибка — ее надо было куда-то девать, не в воздухе же ей висеть. Женская талия… чем тебе не подходящее место? Ага, сам догадался.
— Ну… Я бы сказал, у тебя хорошие… аэродинамические характеристики.
Натали подняла лицо, с удивлением обнаружив на ткани рубашки мокрое пятно. Откуда? Загадку разрешил Рубен, пальцем сняв слезу с ее щеки. От сто плеча шел жар: температура тела у Эстергази явно на градус-пол-тора выше.
Вот теперь, сероглазый, только не отпускай!
Это было, как ложкой зачерпнуть мед, как выровнять пикирующий флайер у самой земли, как вынырнуть с глубины, хватая воздух… Сладко, трепетно, нежно… Милая, любимая, хорошая моя… Нетерпеливо, напористо, сильно. Слишком много, чтобы, как казалось, это можно было вынести… Слишком мало, чтобы на этом остановиться.
