Бен Бова - Венера
- Убирайся,- прошипела она.
И я ударился в бегство. На капитанский мостик.
Амарджагаль по-прежнему восседала в командирском кресле, там же, где я застал ее в прошлый раз. Казалось, она так и не покидала его ни разу за время моего отсутствия. Вид у нее был крайне усталый.
- Когда следующая вахта? - спросил я.
Ее познания в английском были весьма скудными. Может, именно поэтому она производила впечатление такой молчаливой и серьезной женщины, и недаром Фукс выбрал ее себе в заместители. Я повторил свой вопрос, стараясь говорить как можно медленней и громче. Взгляд ее скользнул к электронным часам на панели дисплея.
- Сорок две минуты.
- А когда мы входим в верхний слой облаков?
И вновь мне пришлось перевести свои слова на язык человеческих жестов и мимики, прежде чем она ответила:
- Полтора часа.
Я подошел к пульту связи и, перегнувшись через плечо сидевшего там сменщика, включил программу-переводчика. Вахтенный только посмотрел на меня, но ничего не сказал.
- Амарджагаль,- заговорил я, тщательно обдумывая каждое слово,- я сменю тебя на час. Отдохни и возвращайся, когда мы будем вступать в верхний слой облаков.
Синтетический голос компьютера повторил мои слова на незнакомом языке ее народа. Затем Амарджагаль что-то спросила.
- Какое ты имеешь право отдавать приказы? - ровно, без всякого выражения, спросил синтезированный голос.
- Я принимаю командование кораблем,- объявил я, не сводя с нее взгляда.
Она растерянно (или рассерженно?) заморгала, когда компьютер перевел мои слова.
- А что с капитаном?
- Капитан в лазарете,- объявил я.- Я говорю за него. Всем придется надеть шлемы при вхождении в облака, причем сделать это надо будет по моей команде.
Амарджагаль посмотрела на меня в затянувшейся паузе, пытаясь осознать сказанные компьютером слова. А может быть, и обдумывая их. Но ее стоическое лицо, всегда сдержанное, и темные непроницаемые глаза не выразили ничего.
- Ты не капитан,- наконец объявила она.
- Я - сын капитана,- сказал я.- И буду замещать его, пока он не поправится. Все понятно?
У меня не было ни малейшего представления о том, как она отреагирует. Она просто смотрела на меня, не сводя глаз и пытаясь сообразить, как действовать в новой ситуации. Амарджагаль осталась верна Фуксу во время восстания Багадура. И сейчас, если она примет меня как командира, весь остальной экипаж последует ее примеру. Если же она этого не сделает, тогда все может прийти к хаосу или, того хуже, к новому бунту.
Наконец она произнесла по-английски:
- Есть, сэр,- и поднялась с командирского кресла.
Я попытался сохранить каменное выражение лица и ничем не выказать мгновенно охватившей меня радости. Я весь трепетал внутри от восторга. Впервые в жизни я стал командиром, в руках моих была власть. Где-то, впрочем, в глубинах подсознания самокритичный внутренний голос предупреждал меня, что ничем хорошим это не кончится. Но я тут же напомнил себе, что зловещие прогнозы уже не сбылись тогда, на поверхности планеты, когда я вышел из самого ада. Я уже не был беспомощным, неопытным, испорченным ребенком.
По крайней мере, я на это надеялся.
Двое других членов экипажа на мостике бросили осторожные взоры в мою сторону, однако ничего не сказали. И вовсе не потому, что у нас были проблемы с языковым общением. Они видели, как Амарджагаль покинула мостик, и снова склонились над пультом в неприступном молчании.
Я вызвал график полета. Как я и предполагал, Фукс повел «Люцифер» по самой крутой кривой через облака, начиненные прожорливыми жуками, чтобы как можно скорее выскочить из этой зоны. По сути дела, «Люцифер» был дирижаблем, воздушным судном, плывущим в плотной атмосфере Венеры, немного помогая себе пропеллерами. Главной задачей экипажа было вносить корректировку в курс корабля, регулируемый ветрами. Мы не могли подняться к облакам никаким другим образом, кроме как выкачивая газ из емкости, заменяя его на более легкий, а потом и на вакуум, так, чтобы достичь верхней границы атмосферы.
Затем у нас были припасены ракетные двигатели, но на них можно стартовать только из верхних слоев. И уже потом добираться до орбиты. Я проверил цифры, заложенные в программу полета. Получалось так, что, если мы стартуем на ракетах преждевременно, то мы не сможем достичь орбиты Венеры, а лишь направим «Люцифер» по длинной баллистической траектории и застрянем в облаках. А на орбите нас ждал ядерный модуль-двигатель, чтобы доставить нас до Земли. Фукс припарковал его, оставив на орбите Венеры.
В общем, как ни крути, получалось, что с ракетами надо быть осторожными. Иначе нам не добраться до пускового ядерного модуля и тогда останется одно: зависнуть в атмосфере, пока жуки на сожрут корабль, или до нас не доберется жара, или же, наконец, просто кончится пища. Пожизненное заключение в аду. Которое, конечно, скорее всего, окажется недолгим.
Эти жуки не давали мне покоя. Они уже сожрали два корабля, чтоб им подавиться: Алекса и мой. И как бы ни хвастал Фукс насчет своего «Люцифера» с пресловутым запасом прочности, оставалось под сомнением, переживет ли корабль вторую атаку жуков.
И что же мне оставалось делать? Покрыть обшивку составом, о который они, фигурально выражаясь, сломают себе зубы? У меня даже отдаленного понятия не было, что это за состав, и чем он может быть, и где, наконец, его взять. И даже если бы я знал, то на его изготовление и распыление, на все про все у нас оставалось всего полтора часа, или девяносто минут. Эту цифру можно, правда, растянуть на секунды, чтобы она выглядела еще утешительнее.
В поисках, какие повреждения #9830;Люцифер» уже понес по пути через облака, я порылся в файлах капитана, в программе безопасности полета и бортжурнале технического состояния корабля. Однако поиски оказались безуспешными. Или Фуксу просто некогда было заняться осмотром повреждений, или эти данные хранились где-то под паролем, может быть, для того, чтобы исключить доступ к ним экипажа. Скорее всего, чтобы избежать паники.
Я хотел попросить помочь мне в поисках техника, сидевшего за пультом связи, но, как оказалось, он тоже находился не в ладах с английским. Точнее, он все понимал и даже вроде бы иногда кивал головой, но смысл моей речи все равно оставался для него тайной. То есть, он просто не понимал, чего от него хотят. Он удивленно смотрел на меня, сосредоточенно морща лоб, как Сократ на профсоюзном собрании.
- Файлы! Где файлы?
- ?
- Понимаешь, файлы? - Я показал руками, какие, по моему мнению, могут быть файлы.- По ремонту корабля. Ремонтные файлы. Меня интересует, видишь ли,- я стал жестикулировать,- состояние корабля после прохода через облака.
Он изобразил лицом полное недоумение. Кончилось все тем, что он снова отвернулся к пульту. На главный экран посыпались градом данные. Среди такого количества файлов можно было потеряться. У меня просто не хватило бы времени искать.
Тут на мостик вернулась Амарджагаль, и я понял, что мой час пробил. Освободив место за командным пультом, я тут же прибег к помощи языковой программы и задал ей тот же вопрос, с которым обращался к недоумевающему технику.
- Мы проводили осмотр и регистрацию повреждений,- бесстрастно перевел компьютерный голос.- Герметичность корпуса не нарушена.
- Но каков масштаб повреждений? - спросил я, ощущая жуткое неудобство от этого замедленного общения через компьютер. Это раздражало почти так же, как замедленная реакция «Гекаты» на управление. Время уходило катастрофически быстро… Я уже подумал о том, что лучше было бы вызвать на мостик Нодона.
- Недостаточно, чтобы пробить обшивку,- пришел ее ответ.
Я метался от отчаянья к безнадежности.
- Можно как-нибудь определить, сколько она еще выдержит?
- Кто выдержит? - был ответ.
- Обшивка! - компьютер перевел мои слова совершенно хладнокровно и буквально. Мне стало несколько стыдно за свою горячность, и я поспешил исправить положение, еще раз повторив всю фразу от начета до конца, уже более миролюбивым тоном.
Амарджагаль задумалась надолго: мне казалось, что истекает последний песок этого получаса, когда она ответила просто и лаконично:
- Нет.
Потом это же перевел компьютер, с небольшим запозданием. Я был в отчаянии, какое не овладевало мной еще никогда в жизни. Одно дело - рисковать собой, а тут так глупо вляпаться, принять команду над людьми и, стало быть, ответственность за их жизни в такой решающий момент!
Теперь до населенных жуками облаков нам оставалось каких-нибудь пятнадцать километров, а у меня до сих пор не было ни малейшего представления, как выбираться из этой передряги. Сдержав гнев и отчаянье, я вновь обратился к Амарджагаль через компьютер:
- Уходим по самой крутой кривой. Самой крутой, какая только возможна.
- Понятно,- передал мне ответ компьютер.
В черной ярости и негодовании покинул я мостик. Мы летели словно слепые щенята, из огня да в полымя, даже не имея понятия, как защититься. Ну что это за корабль, на котором не найти никакой документации! На полпути к лазарету меня озарила новая мысль: а какая, собственно, разница? Чего я, собственно говоря, всполошился? И я чуть не рассмеялся, когда все стало вдруг так просто и понятно. Ведь у нас все равно никакого другого выхода не оставалось.
