Тимоти Зан - Дар Юпитера
Это была не компактная, цельная груда, как представлялось Фарадею; тела плавали более-менее свободно. Похоже скорее не на массовое захоронение, а просто на множество плавающих рядом друг с другом джанска. Тут и там попадались более мелкие животные — как джанска, так и некоторые хищники из тех, что после своей смерти сумели избежать зубов любителей падали и прошли сквозь Уровень Восемь. Было тут также множество обглоданных костей — по-видимому, то, что осталось от пиршеств пакра.
Но как бы ни выглядело это скопление тел, эффект оказался именно тот, что и предполагал Манта. Приборы показывали, что выше этого слоя доминировала низкоэнергетическая составляющая электромагнитного спектра: в основном инфракрасное излучение с незначительной добавкой коротковолновых радиочастот и видимого света. Как только экипаж зонда сумел пробиться между плавающими телами ниже этого слоя, обнаружилась сильная концентрация ультрафиолета, рентгеновских лучей и гамма-излучения, без которых не срабатывали в нужную сторону генные триггеры джанска.
Зонд подняли на станцию. Фарадей и остальные изучали сделанные им записи и вели кажущиеся бесконечными дискуссии с Латранесто и Мантой; инженеры и техники трудились над сооружением обшивки для ядерного оружия, способной выдержать высокое давление. Порой накал дискуссий становился очень высок; инженеры утверждали, что не в состоянии создать по-настоящему прочную обшивку с тем, чтобы одновременно сооружение не утратило маневренности, а Фарадей твердил, что с божьей помощью они справятся с этой задачей.
И в конце концов, когда все было оговорено, переговорено и сделано, назначили дату спуска.
— Манта?
Он перевернулся, вглядываясь в сумрак ночи. И увидел совсем рядом с собой Драсни; ее плавники легонько покачивались под порывами ветра.
— Привет, Драсни. Ты рано проснулась.
— И ты тоже. Я заметила, что уже какое-то время ты ворочаешься. С тобой все в порядке?
— Конечно. — Манта изо всех сил постарался, чтобы голос не выдал его.
Как выяснилось, можно было и не прикладывать этих усилий.
— Ты совсем не спал, правда? — спросила она.
Он состроил гримасу.
— Нет. Пытался, но не смог.
— Нужно было разбудить меня, — сказала она. — Я составила бы тебе компанию.
Манта ударил хвостом.
— Я пожалел тебя. Мы все так устали вчера.
Она подплыла еще ближе.
— Что-то не так? Это связано с машиной, которую люди собираются опустить сегодня на рассвете? Тебя волнует, сумеют ли они решить нашу проблему? Или ты опасаешься, что они снова могут передумать?
Манта заколебался. Что ответить на это? Ему очень, очень многое хотелось рассказать ей и еще больше хотелось выслушать ее, обсудить все с ней. Или просто молча, спокойно поплавать рядом.
Потому что он точно знал — больше у них ни времени, ни возможности для этого не будет.
Но он обязан не говорить ей ни слова. Если до нее дойдет хотя бы намек на то, что должно произойти, она просто испугается.
Нет. Для всех будет лучше, если этим долгим утром он просто уйдет один, безо всякого шума.
— Я действительно не знаю, как пойдут дела, — сказал он; лучше говорить правду или хотя бы наиболее безопасную часть правды. — Фарадей сказал, что они решили все проблемы и сумеют пробиться вниз. Но ведь Фарадей теперь не единственный Лидер. И мы уже имели возможность убедиться, в какие игры нравится играть этой Лайдоф.
Драсни нежно погладила его плавником.
— Все будет хорошо. Ты ведь когда-то был одним из них, и они сделают это, если не ради нас, то хотя бы ради тебя.
Манта негромко фыркнул.
— Конечно. Ты и… ну, Пранло… собираетесь сделать еще один заплыв на Уровень Один?
— Наверно. — Драсни сделала маневр, чтобы в тусклом свете получше рассмотреть выражение его физиономии. — Ты поплывешь с нами?
— Нет, — как можно небрежнее ответил Манта. — Люди хотят, чтобы я сопровождал их машину до Уровня Четыре. Обеспечил, чтобы она не привлекла внимания какого-нибудь бродячего вуука.
— Почему их это волнует? Ведь на машине нет ничьей крови, — недоверчиво сказала Драсни. — И как ты собираешься успеть вовремя убраться оттуда?
— О, не волнуйся, — ответил Манта. — Машине еще предстоит долгий путь вниз, до самого Уровня Восемь и сквозь него. Будет полно времени.
— Ну-ну, — по-прежнему хмуро глядя на него, сказала Драсни. Ясное дело, она не купилась на его байки, с сосущим чувством тревоги внутри понял Манта. — Знаешь, мы с Пранло, пожалуй, останемся и опустимся вместе с тобой. У Латранесто и без нас хватит джанска, чтобы проверить Уровень Один.
— Нет, нет, не надо, — быстро возразил Манта. — Гораздо важнее удостовериться, что все дети вне досягаемости взрыва. Кроме того, вы не можете сделать ничего, чтобы помочь мне.
— Да, но…
— Никаких «но», — твердо заявил Манта. — Мне вообще не требуется помощь. Вы с Пранло отправляйтесь наверх и убедитесь, что все покинули этот регион.
Долгое мгновение она молча плыла рядом. Потом очень нежно снова погладила его плавником.
— Хорошо. Но будь осторожен.
— Конечно, — заверил ее Манта. — Ну вот, уже светает. Я, пожалуй, поплыву наверх, чтобы быть наготове.
— Ладно. Если у тебя нет желания еще поговорить.
Ее лицо и тело светились в тусклом свете зарождающегося дня. Манта смотрел на нее, и внезапно, совершенно непрошеное, в глубине сознания вспыхнуло воспоминание. Эта человеческая женщина — Брианна? Кажется, так ее звали? Последняя женщина, которую он любил.
Или, по крайней мере, последняя женщина, которую, как ему тогда казалось, он любил. Потому что сейчас, в перспективе своих лет и с учетом быстро наплывающего на него конца жизни, он внезапно взглянул на эту женщину совершенно другими глазами. То, что когда-то казалось ему легкостью и непосредственностью, на самом деле свидетельствовало о недостатке предусмотрительности и способности планировать. А ее остроумие, временами, может, и забавное, сводилось к насмешкам, иногда достаточно злым, над другими людьми.
И безрассудное приятие всего и всех, которым он так восхищался, было не чем иным, как признаком ленивого ума и пустого, невдумчивого характера.
Как мог он увлечься такой женщиной? Как вообще выносил ее присутствие рядом?
На эти вопросы существовал только один ответ; ответ, от которого делалось не по себе и начинало болеть сердце. Юный Матвей Рейми, человек, которым он когда-то был, отличался той же пустотой, эгоизмом и глупостью, что и она.
Странно, как бы со стороны глядя на себя, подумал он, что ты даже не замечаешь, когда и какие в тебе происходят перемены.
— Манта?
Воспоминание о Брианне растаяло, он снова видел перед собой Драсни: Драсни, которая по доброй воле заплатила ужасную цену за спасение попавших в беду джанска, а потом отбросила болезненные воспоминания об этом, чтобы избавить Манту от мук совести.
— Я спросила, нет ли у тебя желания еще поговорить, — сказала она.
Он вздохнул. Да, ему очень хотелось разговаривать с ней, с утра и до поздней ночи, и так изо дня в день, из недели в неделю. Ему хотелось разговаривать с ней, и смеяться с ней, и быть с ней — пока оба они не постареют, не опустятся на Уровень Восемь и не закончат там свои дни в мире и покое.
Но всего этого не будет никогда. А раз так, то какой смысл выторговывать еще несколько драгоценных мгновений?
— Нет, все в порядке. — Манта забил хвостом. — Мне пора. — Он заколебался. — Прощай, Драсни. И… передай то же самое от меня Пранло.
В последний раз хлестнув хвостом, он расправил плавательные пузыри и устремился вверх.
— Манта? — окликнула его Драсни. — Постой!
Не обращая на этот призыв внимания, он яростно работал плавниками, стараясь как можно дальше убежать от нее. В начале своей жизни на Юпитере он был всего лишь огромной занозой в хвосте каждого, с кем сталкивался. Позже он пытался исправить это, пытался как можно лучше служить своим друзьям и своему народу. Пытался искупить всю боль, огорчения и недовольство, причиной которых был. Пытался отплатить им добром за сделанный ему дар жизни.
Достаточно ли он сделал, чтобы одно уравновесило другое? Он не знал. По большому счету он даже не знал, возможен ли тут вообще какой-то баланс. Недоброе слово, злобная мысль, лживый слух — разве можно все это смыть, будто ничего и не было?
Или смерть так и не родившегося ребенка любимой?
Нет, ни о каком балансе не может быть и речи. В его силах было лишь как можно лучше служить им и надеяться, что вред, нанесенный в прошлом, каким-то образом постепенно рассеется.
И теперь, стоя на пороге конца, он должен сослужить им последнюю службу. Это будет его прощальный дар.
Он продолжал подниматься, направляясь туда, где вскоре должна была появиться человеческая машина с бомбами. Поворачивая на восток, где уже начала разгораться заря.
