Вячеслав Шалыгин - Инстинкт гнева
Волна вынесла Виктора на горячий песок, схлынула и больше не возвращалась. Туманов поворочался, тяжело перевернулся на спину и уставился в пронзительно голубое небо с ослепительным золотым пятном в зените. Солнце старалось изо всех сил, и его усилия не пропали даром. Виктор почувствовал, как теплеют руки и ноги, как из груди исчезает могильный холод, а ледяная маска превращается в лицо живого человека. В первую очередь начали слушаться веки — Виктор моргнул — затем губы. Туманов облизнул губы пересохшим языком и попытался что-нибудь произнести. Получилось не сразу, но Виктор повторил попытку, и слово все-таки сорвалось с губ. Едва слышное, слабое, но отчетливое.
«Вечность…»
Почему именно это слово? Кто знает? Туманов не знал.
Голубое небо стремительно побелело, а солнце уползло к «горизонту» и стало относительно тусклым, в пределах возможностей стоваттной лампочки. Виктор еще раз моргнул и осознал, что видит над собой потолок просторной комнаты. Туманов перевел взгляд вправо. Лампочка-солнце в изящном плафоне светила со стены. Взгляд скользнул ниже и наткнулся на одного из персонажей сна. Рядом с Виктором сидел человек в белой одежде и с мутным пятном вместо лица. Неужели Хамелеон?! Туманов моргнул несколько раз подряд, и зрение наконец пришло в норму. Лицо странного человека обрело черты. Нет, не Хамелеон. Сыщик с облегчением выдохнул.
— Здравствуйте, бригадир, — прошептал Туманов еле слышно.
Бригадир Островский вздрогнул и подался вперед.
— Вы очнулись! — он улыбался и, похоже, искренне. — Отлично! Вот, попейте.
Виктор ухватил губами соломинку и сделал несколько глотков чуть солоноватой жидкости. На эту незамысловатую процедуру ушли почти все силы. Туманов закрыл глаза и ненадолго провалился в забытье, теперь без образов и звуков. Очнувшись, он снова приложился к соломинке и окончательно утолил жажду. На этот раз силы его не оставили. Виктор почувствовал себя достаточно бодрым.
Он снова взглянул на Островского и едва заметно кивнул:
— Спасибо.
— Не за что, Виктор Алексеевич. По правде сказать, это я должен вас благодарить.
— За что?
— Трудный вопрос, — Островский неуверенно потер скулу. — Наверное, за чудо, или за откровение, которое с вашим возвращением снизошло на Цех.
— Разве для бессмертных в новинку воскрешение?
— Нам трудно умереть, Виктор Алексеевич, но если это все же происходит, никто из нас не возвращается. Это прерогатива существ более высокого порядка.
Бригадир поднял взгляд к потолку.
— Я не сверхчеловек, — Виктор чуть качнул головой. — Мой «порядок» не выше вашего.
— Вот в этом и загадка, — Островский развел руками. — Что все-таки произошло? Мы все были уверены, что Хамелеон вас убил, причем реально, я лично видел ваш, извините, труп. Но спустя час вдруг появился пульс, и вы… вернулись. Правда, в себя пришли только сейчас, через сутки, но это уже детали. Что за чудеса, Виктор Алексеевич? Может быть, шепнете по старой дружбе?
— Откуда мне знать? — Туманов чуть приподнялся, стараясь принять подобие сидячего положения. — Лучше скажите, Всеволод Семенович, что с врагами? Живы?
— Хамелеон, к сожалению, сумел ускользнуть, — Островский изучил пиктограммы на медицинском мониторе и быстро нашел те, что отвечали за регулировку наклона спинки кровати. — Ваша граната оказалась ему нипочем. А эта его дьявольская маскировка… короче, он ушел. Так что вздохнуть с облегчением пока не получится. А вот дамочка почему-то осталась рядом с вами. В данный момент сидит под замком. Когда вы ожили, она заявила, что больше не желает быть наследницей древних традиций. Клянется, что ее инстинкт и все особые таланты исчезли одновременно с первым ударом вашего сердца в новой жизни. Вот такая странная связь. Ей пока не все верят, но Совет, похоже, на ее стороне. Во всяком случае, из камеры вашу подружку обещают выпустить, просто приставят к ней Джонатана.
— Непонятно, за что такое доверие?
— Сам не пойму. Мастера будто пьяные ходят, улыбаются, извините, шире акул. Хотя лично я не вижу повода для благодушия. Пока последний Хамелеон на свободе, расслабляться неразумно. Ведь нет гарантии, что его инстинкт «сбавил обороты» так же, как это произошло у сестры. Но мастерам, наверное, виднее. Получается, вы у нас, так сказать, вестник больших перемен. Один сразу на две общины. Остается понять, что это за перемены, или хотя бы какой у них знак: плюс или минус.
— Разве прекращение войны не плюс?
— Пока не факт, что война прекратилась. Хотя, возможно, так и есть. То, что случилось с вами, идеально вписывается в наши представления о мироустройстве. Кто-то должен был стать посредником-наблюдателем в нашем конфликте; вернее, стать своего рода арбитром и для Вечных, и для Хамелеонов.
— Желаете сделать меня крайним?
— Нет, конечно! Но вспомните, что говорил мастер Чесноков: цепочка может быть бесконечной. И необязательно иерархией. Я даже уверен, что это не иерархия. Просто этакая взаимовыручка и взаимный же контроль. В принципе — идеальные условия жизни, почти райские или почти коммунизм.
— Не богохульствуйте, товарищ бригадир, — Виктор слабо усмехнулся.
— Хорошо, не коммунизм, — Островский тоже обозначил улыбку. — Просто верная модель людской общины. Так пойдет?
— В общих чертах, да. Помогите встать.
— Э-э, нет, Виктор Алексеевич, лежите! Врачи сказали — не хотел вас с порога огорчать — есть опасение, что вы больше не бессмертный. Что вы снова нормальный человек, который звучит гордо и в котором все должно быть прекрасно, то есть все должно медленно, но верно зажить. А уж после бегайте на здоровье.
— Понятно. Спасибо, Всеволод Семенович, за добрую весть. А то я испугался, что теперь не только бессмертный, но и бестелесный или еще какой-то.
— Вы серьезно рады, что снова стали обычным человеком?
— Конечно. А вы бы не радовались излечению от неведомой болезни?
— Не знаю, если честно, корректно ли сравнивать бессмертие с недугом, и уж тем более не знаю, стал бы я радоваться избавлению от него.
— А кто говорил, что хотел бы стать простым смертным?
— Я говорил, что иногда завидую смертным! — Островский поморщился. — Насчет желания стать обычным человеком я ничего не говорил. И вообще, это были отвлеченные рассуждения вслух, не более. Кто в здравом уме пожелает расстаться с бессмертием?
— Тот, кто был когда-то смертным.
— Вот именно, — Островский задумчиво покрутил на пальце перстень. — А кто не был, тот не желает. Ненормальные, вроде тех, что наведались к палачу, не в счет.
— И совершенно напрасно, — проронил Виктор.
— Ничего сказать не могу, не в курсе, — бригадир развел руками и поднялся. — Ладно, Виктор Алексеевич, мне пора. Тут к вам должны привести еще одного посетителя. Правда, пока под конвоем, но скоро, думаю, ее отпустят вовсе.
— Тогда вам и вправду пора, уж извините.
— Смотрите, больной, не переусердствуйте, — Островский погрозил пальцем. — Вы теперь знаковая личность, поберегите здоровье. О! Я чую, она уже идет!
— Всеволод Семенович! — Виктор уселся поудобнее и выразительно взглянул на посетителя.
— Понимаю! — бригадир поднял руки, кивнул и направился к выходу.
— Господин Островский! — вдруг окликнул его Туманов. — Один вопрос.
— Да?
— Что такое Вечность?
— Ого! — Островский усмехнулся. — Если вас интересуют такие философские вещи, вы определенно идете на поправку.
— Нет, я спросил о другой Вечности, — Виктор попытался поймать взгляд бригадира. — О той, которую символизирует рисунок на вашем перстне.
— Догадались? — бригадир взглянул на Виктора исподлобья. — Это долго объяснять, Виктор Алексеевич, но в двух словах… мы считаем, что Вечность — это наш мир.
— Интересно, — Туманов перевел взгляд на перстень бригадира. — Что же тогда вы делаете в нашем мире?
— У меня нет ответа на этот вопрос, — Островский покачал головой. — Его нет даже у мастеров Цеха. Он был утерян тысячи лет назад, и мы не смогли отыскать его снова. Возможно, его найдете вы, господин Туманов. Не напрасно же вы появились среди нас. Возможно, ваша миссия именно в этом, как думаете?
— Пока никак, — Виктор взглянул на дверь. — Но я поразмыслю над этим вопросом. Позже.
Из коридора донеслись звуки шагов. Островский отсалютовал сыщику и открыл дверь.
— Здравствуйте, барышня, — бригадир протиснулся бочком в коридор и туда же вытолкал гиганта-конвоира, сунувшегося, было, в палату.
— Привет, — Женя прошла в комнатку и села на стул рядом с кроватью.
— Привет, — Туманов протянул руку и коснулся ее запястья. — Как ты?
— Теперь хорошо, — она улыбнулась и сморгнула навернувшиеся слезы. — Теперь точно хорошо.
— Я снова смертный. Так что все не настолько хорошо, как хотелось бы… наверное.
