Альфред Ван Вогт - Зверь
— Тайная группа с новым, изумительным изобретением двигателя. Джим, за этим кроется что-то большее. У меня прекрасные связи с военно-воздушными силами, я знаком с комиссаром Блейклом. Нельзя терять ни секунды. У тебя много денег?
Вопрос поставил Пендрейка в тупик.
— Это зависит от того, что ты имеешь в виду под словом “много”.
— Я имею в виду, что мы не можем тратить время на волокиту. Ты в состоянии выложить пять тысяч долларов за аппарат для съемки электронных изображений? Ты знаешь, что я имею в виду, — его изобрели в самом конце войны с Китаем. Быть может, ты его окупишь, а может быть, и нет. Важно, чтобы ты как можно скорее отправился на склон, где лежал двигатель, и сфотографировал сохраненное электронами почвы изображение. Нам необходима фотография, чтобы убедить циника, который приобретает все большее влияние в этом городе и даст нам от ворот поворот, если не увидит своими глазами, о чем идет речь.
Энергия и интерес, проявленные этим человеком, были заразительными. Пендрейк встряхнулся.
— Я отправляюсь немедленно. Где я могу приобрести такую камеру?
— В городе есть фирма, снабжающая ими различные правительственные учреждения, а также научные институты, которые используют их в археологических и геологических исследованиях. Пойми, Джим, я с ненавистью думаю о том, что мне приходится так с тобой поступить. Мне бы хотелось, чтобы ты побывал у меня дома, познакомился с женой, но потеря времени играет чрезвычайно существенную роль для таких съемок. Почва открыта дневному свету, и с каждым днем изображение теряет первоначальную четкость.
— Ничего, мы еще свидимся, — сказал Пендрейк и направился к выходу.
Отпечатки получились превосходными, изображение двигателя не вызывало ни малейших сомнений. Пендрейк сидел в гостиной и любовался глянцевым результатом своих усилий, когда постучался посыльный из офиса телефонной компании.
— Вас вызывают на переговорный пункт, — сообщил он, — междугородный звонок из Нью-Йорка. Абонент ждет, вы будете разговаривать?
“Хоскинс”, — подумал Пендрейк, хотя не мог представить, что тому могло понадобиться в Нью-Йорке. Первые же звуки странного голоса в трубке заставили его вздрогнуть.
— Мистер Пендрейк, — сказал голос, — у нас есть все основания полагать, что вы по-прежнему привязаны к вашей жене. Будет очень неприятно, если в результате вашего вмешательства в дела, которые вас не касаются, с ней что-нибудь произойдет. Будьте осмотрительней.
В трубке раздался щелчок. Короткий резкий звук продолжал реверберировать у него в мозгу, когда несколькими минутами позже он, ничего не видя перед собой, шел по аллее. Единственное, что Пендрейк сознавал совершенно четко, — расследование закрыто.
Дни тянулись. В который раз Пендрейк думал о том, что именно двигатель вывел его из длительного оцепенения. И что он бросился на поиски с таким рвением. именно потому, что каким-то десятым чувством понял, что, кроме двигателя, у него в жизни не осталось ничего. Теперь было еще хуже. Он попытался вернуться к прежнему прозябанию. И не смог. Почти бездумные поездки верхом на Денди, которые когда-то продолжались с рассвета до заката, закончились на второй день в десять утра и больше не возобновлялись. Не то чтобы он больше не хотел ездить верхом. Просто жизнь оказалась чем-то большим, чем идеал бездельника. Трехлетняя спячка закончилась. На пятый день от Хоскинса пришла телеграмма:
В ЧЕМ ДЕЛО ВПР Я ЖДУ ТВОЕГО ОТВЕТА ТЧК НЕД
С тяжелым чувством Пендрейк разорвал телеграмму в клочья. Он решил послать ответ, но все еще раздумывал над его формулировкой, когда двумя днями позже пришло письмо.
“…Не могу понять твое молчание. Я заинтересовал комиссара Блейкла, и мне уже начали названивать ребята из технической службы. Еще неделя, и я буду выглядеть круглым идиотом. Ты же приобрел камеру — я навел справки в магазине. Ты должен был сделать снимки, ради всего святого, дай мне знать…”
На что Пендрейк ответил:
“Я выхожу из игры. Мне очень жаль, что я втянул тебя в эту историю, но возникшие обстоятельства полностью меняют мои взгляды на существо дела. Извини, я не могу раскрыть, в чем они заключаются”.
“Не могу раскрыть, в чем они заключаются” могло быть и правдой, но высказываться таким образом было неблагоразумно. Эти офицеры из действующих ВВС (в свое время он был таким же) до сих пор не усвоили факт, что мирное время коренным образом отличается от войны. Угроза Элеоноре их обеспокоит; ее увечье или смерть будут зафиксированы в списке потерь такого мизерного масштаба, что его даже рассматривать никто не будет. Конечно же, будут приняты все меры предосторожности. Пошли они все к чертям собачьим.
На третий день после отправки письма Пендрейк увидел в окно, что к коттеджу подкатило такси, из которого выбрались Хоскинс и незнакомый бородатый гигант. Пендрейк впустил их внутрь, спокойно перенес представление великому Блейклу и холодно выслушал град вопросов своего друга. Уже через десять минут Хоскинс раскалился добела.
— Ничего не понимаю, — бушевал он. — Ты сделал снимки, не так ли?
Ответа не последовало.
— Они получились?
Молчание.
— Что ты узнал такого, что изменило твои планы? Ты получил дополнительную информацию о том, кто стоит за этой историей?
Пендрейк с болью подумал, что ему надо было откровенно соврать в своем письме, а не делать глупые компромиссные заявления. То, что он сообщил, только возбудило любопытство и послужило причиной напористости этого допроса.
— Давайте я с ним поговорю, Хоскинс.
Пендрейк испытал заметное облегчение после слов комиссара Блейкла. С незнакомым человеком будет легче справиться. Он заметил, как Хоскинс пожал плечами, нервно закурил сигарету и сел на диван.
Великан начал сухим и решительным тоном:
— Мне думается, мы имеем дело с чисто психологическим случаем. Пендрейк, вы помните историю парня, который году в пятьдесят шестом, или что-то около этого, заявил, что изобрел двигатель, который использует энергию окружающего воздуха? Репортеры, проверившие его автомобиль, обнаружили тщательно спрятанную батарею. А потом… — продолжал он холодным, резким голосом, — вспомните о женщине, которая два года назад сообщила, что видела в озере Онтарио русскую подводную лодку. По мере роста масштабов расследований, проводимых военно-морскими силами, ее история становилась все круче и круче. В конце концов она призналась, что выдумала все это для того, чтобы освежить интерес друзей к своей персоне, а когда началась шумиха, у нее не хватило мужества сказать правду. Так вот, все говорит о том, что вы значительно умнее их обоих.
Оскорбление вызвало кривую улыбку на лице Пендрейка. Он стоял, смотрел в пол и почти безучастно выслушивал обрушивающиеся на него словесные нападки. Он ощущал себя так далеко от рокочущего голоса, что был ошеломлен, когда две большие руки схватили его за лацканы пиджака, в лицо воинственно уткнулась красивая бородатая физиономия и оглушающий голос проревел:
— Это правда, не так ли?
Пендрейку казалось, что он вполне спокоен. Он не испытывал ни намека на ярость, когда нетерпеливым движением руки разорвал двойной захват комиссара, крутанул его, ухватился за воротник его пальто и вынес его, брыкающегося и орущего в изумлении, в коридор и затем на веранду. Еще мгновение — и Блейкл был вышвырнут вниз на лужайку. Он вскочил на ноги и разразился матом. Но Пендрейк уже отвернулся от него. В дверях он столкнулся с Хоскинсом, который произнес ровным голосом:
— Должен напомнить тебе кое о чем… — Он произнес речитативом слова присяги на верность Соединенным Штатам. И он так и не узнал о своей победе, потому что спустился по лестнице вниз и больше ни разу не оглянулся. Ожидавшее их такси скрылось из виду прежде, чем до Пендрейка дошло, что последние произнесенные слова полностью противоречат его собственным целям.
Этой же ночью он написал письмо Элеоноре. На следующий день он в указанный час отправился вслед за письмом. Дверь большого дома открыла полная негритянка, и у Пендрейка промелькнула мысль, что сейчас ему скажут, что Элеоноры нет дома. Вопреки предчувствию, его провели по знакомым залам в сорокафутовую гостиную. Венецианские шторы на окнах были закрыты, и Пендрейк не сразу рассмотрел в тусклом свете стройную фигуру поднявшейся навстречу молодой женщины.
В полумраке прозвучал ее голос, глубокий, знакомый и вопрошающий:
— Твое письмо многое оставило необъясненным. Впрочем, я все равно хотела с тобой увидеться. Не придавай этому особого значения. Так какая опасность мне угрожает?
Он мог видеть ее теперь более отчетливо. И какое-то мгновение он стоял и пожирал ее глазами — ее стройное тело, каждый изгиб ее лица и обрамляющих его темных волос. Пендрейк заметил, что она вспыхнула под его изучающим взглядом, и быстро перешел к разъяснениям.