Владимир Мясоедов - Черный космос

– Понятненько, – хмыкнул мой «папаша», правильно расшифровавший следы недавнего боестолкновения на одежде. И сопоставивший их с зияющей дырой на месте осветительной гранаты, вмонтированной в браслет-коммуникатор. – Какой урон понесли сражающиеся?

– С нашей стороны только моральный и перерасход боеприпасов, у бандюков пара ссадин. Жертв и разрушений, к сожалению, нет, – отчитался я.

– Какому недоумку пришло в голову разместить один из корпусов вашего института в трущобах? – раздался из кухни голос сожительницы приемного отца, которую иногда мы с моим проводником в жестоком мире в шутку звали «мамочкой». Но только, когда она была в хорошем настроении. До отставки эта живущая гражданским браком воинственная чета служила вместе. – Голову бы ему открутила!

– Думаю, здесь поработал тот же могучий интеллект, что ставит пары во время, когда некоторые люди уже ложатся спать, – ответил ей ветеран и мафиози.

– И не говори, – поддержал его я. – Знали бы, кто он, этот таинственный недоброжелатель, всем студенческим коллективом скинулись бы на лицензию. И ногами его, ногами… все пять тысяч человек.

– Боюсь, жертва вашего гнева сдохнет на первой сотне желающих провести ему агрессивный массаж внутренностей, – тепло улыбнулся старый вояка. – Сдал-то как?

– Как положено, – откликнулся я, решив не сообщать о переэкзаменовке из-за сбоя в компьютерной сети. Ведь все кончилось хорошо, так зачем же загружать близких неприятными подробностями? – А где мелкая, почему не встречает?

– У Лерки она, – взмах рукой в сторону ближайшей стены прояснил ситуацию.

На одной лестничной клетке с моим жилищем располагались еще две квартиры. В одной жил какой-то бухгалтер, а вторую занял такой же, как мой «отец», отставник по имени Валера. Был он типом не самым добрым, да к тому же из тех самых, измененных, с явным уклоном в сторону боевых модификаций. Короче, мутант, в котором железа и микросхем имеется раза в два больше, чем мяса. Плюс все это не слишком-то и замаскировано, торча наружу гидроусилителями, броневыми пластинами и встроенным мини-реактором. Жениться старый солдат так и не смог, но потомства хотел, почему и воспользовался услугами корпорации Биоген, заказав себе дочку. Эта фирма вот уже пятьдесят лет выращивала клонов для продажи частным лицам и мелким корпорациям. Удовольствие иметь созданного искусственным путем, а потому абсолютно здорового ребенка стоило, конечно, дорого, но и результат, по мнению большинства, себя оправдывал. Последствия ядерной войны нет-нет, да и всплывали среди тех слоев населения, кто не мог пройти безумно дорогую процедуру генетической коррекции и обладал рядом весьма неприятных болячек.

Младенец, выращенный из смеси ДНК ветерана и имеющегося в распоряжении фирмы материала, был криклив, непомерно шустр и пользовался искренней любовью своего страшноватого папаши. Точнее, это тринадцать лет назад он был младенцем, на пару с моей младшей сестренкой Светой, такой же приемной, как я сам, устраивавшим акустические удары по нервам соседей в ночное время. Сейчас два повзрослевших биологических динамика где-то тусовались на пару или сидели у Валеры дома. Девочкам было по четырнадцать лет, они обе щеголяли одинаковыми светлыми волосами, начинавшими терять угловатость фигурами, меняющимися каждый день прическами и, если бы не цвет глаз, которые у моей сестры были серыми, а у Лерки, как положено блондинкам, голубыми, их бы путали родные семьи. Почти все свободное от учебы и мотания по улице время подружки проводили в квартире Валеры. Жилища у наших семей практически идентичные, но у соседей все-таки места больше по вполне понятным причинам.

– Надеешься на диплом с отличием, – понятливо улыбнулся «отец». – Зря.

– Надеюсь, – не стал отрицать я. – Вдруг повезет. Бывают такие случаи, а с годами все чаще и чаще. Корпорациям ведь нужны хорошие спецы во все большем количестве, верно? Так как насчет кредитов?

Кресло взвизгнуло и покатилось в комнату. Чтобы продолжить разговор, пришлось последовать за ним.

– Навряд ли, – покачал головой отец, отвечая сразу на оба вопроса.

Понятно, значит, денег дома, как обычно, нет или почти нет. Что ж, придется пока походить без световой гранаты. Так, а куда я задевал кастеты? Конечно, эффективность у них совсем не та. Да и социки, если прицепятся, могут впаять штраф или еще хуже, запись в личное дело, но безоружным по улице за пределами относительно благополучных районов не походишь.

Тем временем ветеран, которого одолевали какие-то свои мысли, в задумчивости подъехал к дивану и остановился.

– Ты все-таки хочешь в космос? – спросил он у меня прямо.

– Да. – Ответ и так ему прекрасно известен, к чему этот вопрос? – Там, за пределами официально освоенной человечеством территории, свобода.

– Свобода умирать, – хмыкнул «отец», который за годы, проведенные вместе, успел привязаться к своему необычному отпрыску. – К привычному набору опасностей вроде войн корпораций или банальных бандитов добавляется риск катастроф, нападения чужих и встречи с пиратами. Там ценят в первую очередь тех, кто умеет драться, во вторую инженеров, латающих потрепанные в битвах звездолеты. Все остальное – потом. А ты почти не стрелял по живым мишеням и к тому же прискорбно мягковат. Да и руки имеешь, пусть и растущие из нужного места, но отнюдь не золотые. На планете, где не желающих ничему учиться бездельников пруд пруди, еще смотришься выше среднего уровня, но среди звезд таких умельцев на дюжину десяток.

– Сам настоял, чтобы не шел на технические специальности, откуда возможен принудительный набор в армии корпораций Метронома, – отбил атаку я.

– И был прав, – согласился с моими словами он. – Официально тебе двадцать пять биологических лет, и ты еще не подписал ни одного долгового контракта. Ну, кроме как со мной. Практически чистый лист. Никаких обязанностей по нераспространению конфиденциальной информации, которыми можно привязать к территории одной-единственной фирмы. А я в твои годы не мог сорваться с места, не задолжав кучу денег, обязанных уйти на уплату страховки выдуманных рисков той организации, на которую пахал. Лишь перейти в иную ее структуру, сменяв шило на мыло. Несмотря на мое бурчание, у тебя еще есть шансы вырваться из этого порочного круга.

– Да какие они у меня, – тяжело вздохнув, я махнул рукой. И на собеседника, и на свои потенциальные возможности. – Сам знаешь, не с нашей национальностью рваться в верха. Заплюют. Сейчас, конечно, лучше, чем во времена твоей молодости, хоть погромов нет, но в спину все равно косые взгляды бросают.

– Да, – вздохнул отец. – После Войны быть русским опасно. По крайней мере, нас побаиваются задевать в открытую. В основном гадят исподтишка.

– Но масштабно и почти поголовно, – хмыкнул я, и он в ответ кивнул.

Даже в общедоступных документах соглашались с тем, что до Третьей мировой существовали народы, которых подавляющая часть остального населения Земли недолюбливала. Евреи и цыгане. Первым в вину ставили деловую хватку, в более просвещенные времена считающуюся одним из главных достоинств личности. Вторые отличались вороватостью, а оная, как теперь известно, тоже порок, однако исключительно в том случае, если взял мало, да еще и попался. Но после Войны представителей этих этносов почти не осталось, а их место прочно заняли мы. Русские. Агрессоры и убийцы. По официальной версии, именно мой народ был тем, кто нанес первые ядерные удары. Вот только взрывы произошли на нашей же территории. В быстротекущей войне с самой населенной страной мира, Китаем, когда превосходство врагов было более чем десятикратным, вряд ли у наших генералов имелся иной способ остановить продвижение орд агрессоров. Против подобной мощи становилось бессмысленным любое противодействие, кроме атомной бомбардировки захваченного пространства. В ответ на наши города полетели ракеты, причем не только от врагов. Значительную часть боеголовок адресовали России вроде бы абсолютно посторонние страны, поначалу занявшие нейтральные позиции в конфликте. В Китай они, впрочем, тоже отправили не один десяток атомных гостинцев. Наверно, решили поймать двух зайцев сразу, прикончив молодого дракона, пока страшная пасть чудовища пытается пережевать дряхлого, но все еще сопротивляющегося медведя. И командование войсками, нашими и вражескими, мгновенно установив перемирие, запустило почти все, что у них оставалось, в ответ.

Ну а потом начался апокалипсис. Пережили его немногие. Но среди них оказался достаточно высокий процент русских иммигрантов, которых условия существования на исторической родине, по климату мало отличающиеся от последствий ядерной зимы в более теплых широтах, отлично приспособили для выживания. Да и окружающие народы своей агрессией помогли сохранить нацию, не дав разбежаться в стороны ее представителям. В самой России, к сожалению, не выжил почти никто. Бункеров для населения там строили мало, и сосредоточены они оказались в крупных городах, которые бомбили очень старательно, именно в расчете на них. Небольшие поселения, не попавшие под атомную бомбардировку, просто вымерзли или погибли голодной смертью. Громадные расстояния между оазисами жизни сильно препятствовали торговле. А она в те годы была кровью цивилизации.