Билл Болдуин - Рулевой
Тут же обнаружилось, что в стремлении утопить воспоминания он вовсе не одинок. Урсис с Бородовым опередили его минимум на метацикл, с комфортом расположившись в полутемной, заполненной музыкой кают-компании. Оба явно не теряли времени даром и к приходу Брима пришли уже в благодушное настроение, попыхивая своими трубками-земпа и наполняя помещение ароматом хоггапойи.
— Ага, а вот и товарищ Вилф Анзорович! — объявил Бородов, переворачивая опустошенный стакан дном вверх. — Рад, что ты разделался с этой неблагодарной задачей. — По обыкновению, к каждому из медведей пристроилось по молодой и привлекательной медведице. Не совсем трезвыми лапами они тем не менее тоже подняли пустые бокалы, приветствуя карескрийца.
— Иди сюда, нынче мы поднимем многая, многая тосты за старину «Свирепого», верно? — возгласил Урсис, не совсем уверенно поднимаясь на ноги. — Да поберет дьявол окаянного Валентина! Уф! — Он протянул Вилфу большой хрустальный бокал и махнул в сторону внушительной батареи бутылок с логийским и содескийским винами на приставленном столе — часть из них была еще относительно полна.
По мере того как вечер сменялся ночью, эти сосуды последовательно опустошались и так же последовательно заменялись полными. Меланхолическое настроение Брима постепенно уступало место некоторому отупению от обилия содескийских афоризмов и декламации воспоминаний о Т-83. Каждое сопровождалось тостом на содескийский манер — опустошая полный доверху стакан и переворачивая его вверх дном, приговаривая древнюю присказку: «Мы под снегом, под дождем на Содеску все пойдем!» — Со снежными девами медведю можно и потанцевать — но берегись золотых волчьих клыков! — рычал Бородов — Воистину так, клянусь Вутом!
— Мы под снегом, под дождем на Содеску все пойдем!
— Не понять прелести озер, скованных горными морозами, — заявила одна из молоденьких медведиц, неуверенно поднимаясь на ноги, чтобы одернуть юбку, — тому, кто не прожил жизнь на их берегах.
— Воистину так! — задумчиво закивали остальные медведи. — Озера на Содеске…
— Да… за озера… и за «Свирепого»! Пусть атомы его вечно живут на других отважных судах — и традиции его команды!
— За «Свирепого»! Пусть и переплавленный, он несет смерть Негролу Трианскому!
— За «Свирепого»! Пусть атомы его вечно летают меж звезд!
— Мы под снегом, под дождем на Содеску все пойдем!
— В сражении радость детей родных планет! — с воодушевлением вскричал Урсис.
— Воистину… — пробормотал Брим, проливая вино из кубка на штанину.
— Да… да… в сражении! — кричали медведи.
— Мы под снегом, под дождем на Содеску все пойдем!
— За атомы старого «Свирепого»! За атомы, что вечно будут странствовать меж звезд!
Вскоре после смены вахт кают-компания начала пустеть, однако компания со «Свирепого» осталась. Душевная боль у Брима утихла немного, но что-то продолжало угнетать его, что-то, связанное с кораблем. Он попытался сконцентрироваться на тостах.
— Мы под снегом, под дождем на Содеску все пойдем!
— Обледенелые чурбаны вроде Скал Святой Грейи на Нодде… да не коснется их рука ученого! — Последнее замечание привело медведей в такой восторг, что они чуть не попадали со стульев. — За «Свирепого»! Вечная память!
— Мы под снегом, под дождем на Содеску все пойдем!
Сознание Брима начало блаженно покачиваться на волнах винных паров. Может, в этих медвежьих присказках и впрямь есть какой-то смысл? Не капитан ли это Коллингсвуд входит в большую кают-компанию под руку с какой-то Синей Курткой?
Коллингсвуд!
Пара приблизилась к ним, и Брим попробовал сосредоточиться. Коллингсвуд шла первой. А у ее спутника на петлицах виднелось три значка. Брим старательно сосчитал их. Один широкий ромб и два узких… Когда они приблизились, он сосчитал еще раз. Вице-адмирал. Почему-то Брим совсем не удивился.
— А, капитан Коллингсвуд! — радостно вскричал Бородов, речь которого странным образом избавилась от медвежьего акцента. — Счастье наше будет неполным, если вы и сэр Плутон не присоединитесь к нам в этом предрассветном возлиянии. — Он поклонился. — Позвольте мне представить вам двух прелестных офицеров содескийской разведки, только что прибывших с родных планет: Спа'ржу Чердак и Птитцу Про'тифф.
Две юные медведицы, смущенно хихикая, присели в реверансе.
— Мы не будем в обиде, если вы не запомните наших имен, — рассмеялись они. — Главное, останьтесь с нами.
— Прошу вас, — подхватил и Урсис (также без намека на акцент), — Вы окажете нам двойную честь.
Брим улыбнулся.
— Да, пожалуйста, — добавил он, вставая на нетвердых ногах. Впрочем, сам он понимал, что ему нечего и пытаться сказать что-нибудь более сложное.
Коллингсвуд повернулась к адмиралу.
— Я с удовольствием осталась бы с этими людьми, Эрат, — сказала она, заглядывая ему в глаза.
— Да и я тоже, — кивнул адмирал. — Мисс Спа'ржа, мисс Птитца, вы оказываете мне большую честь своим приглашением. — Он усмехнулся. — Империи сейчас нужна помощь всех разведывательных служб. — Адмирал был невысок и худ, с кустистыми бровями, начинающими седеть волосами и мясистым носом. Совершенно очевидно, их с Коллингсвуд отношений имели очень мало отношения к флоту, и взгляд, каким он смотрел на нее, являлся главным тому подтверждением.
— Друзья, — объявил Бородов, — сегодня утром нас почтил присутствием вице-адмирал сэр Эрат Плутон, командующий четвертой боевой эскадрой. — Он начал представлять остальных участников застолья.
— Я ненадолго, — успокоила Коллингсвуд адмирала. — Я хотела только перекинуться парой слов с лейтенантом Бримом, раз уж он здесь.
Плутон улыбнулся.
— Надеюсь, мне нет необходимости ревновать, — сказал он, подмигивая Бриму.
Брим кивнул и поднял руки вверх.
— Н-нет, к-клянусь вам, адмирал. — сказал он и, подвинув стул от соседнего столика, помог Коллингсвуд сесть. — Доб… доброе утро, капитан, — продолжал он, вернувшись на свое место. Его сильно беспокоил тот факт, что слова, которые он произносил, выходили не совсем такими, какими ему хотелось. Вот медведи, подумал он не без зависти, мне бы их устойчивость к спиртному…
Коллингсвуд улыбнулась.
— Не смущайтесь, Вилф, — негромко произнесла она; остальные углубились в оживленную беседу с адмиралом Плутоном. — Мне приходилось бывать и в менее трезвом состоянии — по той же самой причине.
Брим почувствовал, что краснеет, но продолжал молчать.
— Я не буду долго отвлекать вас, — продолжала она, наливая себе добрую дозу лучшего логийского вина (да, эта женщина отличалась воистину патрицианскими вкусами). — Сегодня ночью у меня есть чем занять голову, и без воспоминаний о «Свирепом». Но, конечно, для меня это не первый мой корабль — не то, что для вас. — Она пристально посмотрела на Брима. — Возможно, это не утешит вас сегодня, но все-таки знайте: вы показали себя молодцом в этом бою. Запомните это. Да, вы потеряли корабль, но вы достойно выполнили свою задачу при мизерных шансах на успех. — Она улыбнулась, приподняв брови. — Тройное численное превосходство противника само по себе делало эту задачу невыполнимой. Добавьте к этому то, что вам пришлось драться с одним из самых одаренных, удачливых и уважаемых молодых капитанов Лиги. Так что бой только доказал ваше превосходство. Вы победили и знайте это.
— Ее… если н-не считать т-того, — перебил ее Брим, — ч-что, мне кажется, Валентин удрал в одном из чертовых ботов. П-простите, капитан.
Коллингсвуд рассмеялась:
— Я так и думала, что вы заметите это. Я тоже. Водитель «Свирепого» транслировал все происходящее мне на Тандор-Ра. Адмиралтейству хотелось бы считать, что они избавились от проклятого аршлоха. Но я не верю в это. Я говорила с Эратом — ему тоже кажется, что подонок смог улизнуть. Судя по всему, облачники учат своих командиров бросать обреченный корабль. Это ведь не в первый раз, да вы знаете, наверное. И я не считаю, что поимка нескольких облачников стоила риска для жизни всех, кто ждал операции в лазарете у Флинна. А вы?
Брим закусил губу.
— Спасибо, капитан, — сказал он. — Но все равно многие из них умерли, как вы знаете. Коллингсвуд взяла его за руку.
— Во время войн погибает много людей, — тихо сказала она. — Похоже, ради этого их и устраивают. — Она улыбнулась. — Вы ведь и сами чуть не погибли, на первом же своем задании. Все решает случай, так мне кажется. Вы сделали все, что могли, — это большее, на что любой из нас может надеяться. Живой или мертвый.
Брим смотрел ей в глаза, не в силах произнести ни слова.
— И если уж говорить о «Свирепом»… конечно, я любила этот корабль. Я любила все свои корабли. Но не забывайте, Вилф, это только корабль. Броня, заклепки, кристаллы и пара мощных генераторов. Никакой жизни. Никакой личности. Только то, что сообщали ему мы сами, пока находились на борту. И мы унесли это с собой, спустившись по трапу, — не забывайте этого. — Она прищурила глаза. — Да, — продолжала она уверенным тоном, — всем нам тяжело, когда старину «Свирепого» разделывают на металлолом. Но мы сохраним его душу, забрав с собой на «Непокорный», — вы, я, Урсис, Флинн, Барбюс, даже старый чудак Гримсби. И «Свирепый» никогда не умрет. Так же, как они используют его детали, мы используем его душу.
