Скотт Вестерфельд - Вторжение в Империю

– Рад, что вы решили приготовиться к худшему, сенатор.

– Благодарю вас, ваше величество.

– Есть возражения? – осведомился Император.

Нара поняла: вот оно. Весь пакет законопроектов – рост населения, детство, наполненное муштрой, бесчисленные девственные земли, принесенные в жертву войне, – все сводилось к обычному голосованию нескольких измученных мужчин и женщин. Все происходило слишком быстро.

Она кашлянула и проговорила:

– Не кажется ли уважаемым членам совета, что теперешнее Вторжение риксов отличается от Первого?

– Отличается? – спросил мертвый генерал. – Оно еще, по сути, и не началось.

– Но ведь предыдущее Вторжение началось внезапно, с четкого ультиматума, за которым последовала волна одновременных террористических актов на нескольких планетах.

– А разве это Вторжение началось не внезапно, сенатор Оксам? – спросил Император.

Нара научилась лучше понимать этого человека. Сейчас он был заинтригован.

– Столь же внезапно, но оно отличается строгой ограниченностью, – ответила Оксам. – Была атакована единственная планета, ни одна из гражданских целей не подверглась разрушению.

– Шантажом они добились того, чего не достигли бы террором, – возразил мертвый генерал. – На планете бесчинствует гигантский разум, навязанный нам за счет захвата заложников.

Оксам кивнула и постаралась скрыть отвращение. Во время Первого вторжения Империя потеряла четыре миллиарда подданных, но не пожелала сдаться. А когда возникла угроза для возлюбленной Императрицы, риксам дали зеленый свет.

– Какие бы отвратительные цели риксы перед собой ни ставили, – сказала Оксам, – они проявили удивительную избирательность своей атаки. Единственная планета, единственная заложница, ограниченные результаты.

– И абсолютный успех, – добавил Император.

– Неповторимый успех, сир, – уточнила Оксам.

Она почувствовала, что советники осознали справедливость ее слов. Риксы вряд ли могли захватить еще одного заложника, по статусу равного Императрице, и никто, кроме Императора, не сумел бы ничего противопоставить упрямству, проявленному Заем.

– Вы думаете, они теперь успокоятся, сенатор?

– Я думаю так, сир: они уже пытались поставить нас на колени, но это у них не получилось. На этот раз они решили испытать более хитрый подход.

Она обвела взглядом круг советников и заметила, что сквозь их усталость начал проступать интерес.

– Мы не знаем, какова их конечная цель, – продолжала она. – Но было бы странно с их стороны начинать войну с настолько четко рассчитанного удара только для того, чтобы затем вернуться к тактике грубого террора, применявшейся во время Первого вторжения.

Мертвый генерал прищурился.

– Допустим, сенатор. Как вы сказали, их сомнительная победа неповторима. Но наверняка она и не бесцельна. Теперь у них на одной из имперских планет функционирует работоспособный гигантский разум, и они намереваются вступить с ним в контакт. Они явно желают получить какие-то стратегические преимущества за счет оккупации Легиса.

– Преимущества, следствием которых станут акты террора, подобные тем, что имели место во время Первого вторжения, – подхватил Император. – Если риксы получат те знания, которые их разум почерпнул на Легисе, они будут знать нас лучше, чем сто лет назад.

– Так пусть они узнают о нашей стойкости, – с пафосом проговорил Ратц имПар Хендерс.

– Интересное выражение, сенатор Хендерс, – похвалил его Император. – Вероятно, нам следует продемонстрировать, на какие великие жертвы мы готовы.

– Какая жертва более велика, чем четыре миллиарда жизней, потерянных во время Первого вторжения? – спросила Акс Минк. – В этом смысле риксы должны бы нас хорошо знать.

Император задумчиво кивнул. Советники уважительно притихли.

И тут Нара увидела это в мыслях мертвого монарха – нависшую тень страха и силу его решимости.

Воля Императора достигла пика, абсолюта. Он был готов на все, лишь бы не позволить риксам войти в контакт с гигантским разумом.

Если «Рысь» подведет, могло случиться нечто ужасное.

На этот раз все встретились в каюте Хоббс.

Она вовсе не хотела, чтобы эта мрачная репетиция проходила в ее маленьких личных владениях. Но ее каюта больше других походила на каюту Зая размерами и планировкой. Только наблюдательного пункта не хватало. К тому же капитанская каюта была совсем рядом.

Заговорщики нервно заняли свои места – они исполняли роли убийц в игре, которую все еще боялись воплотить в реальность.

– Вы уверены, что сумеете провести нас к нему? – еще раз осведомилась Магус.

Хоббс кивнула.

– У меня уже несколько месяцев есть все коды капитана. Он иногда посылает меня к себе в каюту, если что-то там забывает.

– А вдруг он поменял коды?

– Не поменял, – коротко ответила Хоббс.

Ей очень хотелось, чтобы Магус перестала спрашивать об этом. Ни к чему было заговорщикам знать о ее намерениях.

– Хоббс можно верить, – успокоил Томпсон второго пилота. – Они с капитаном большие приятели.

Эти слова больно ранили Хоббс. Эта ударная волна вины была похожа на очередной скачок гравитации. Стрелок Томпсон теперь полностью доверял ей, и в его взгляде сквозило не только доверие. Ее утопианская красота снова все осложняла.

Она заметила, как остальные отреагировали на высказывание Томпсона. Похоже, они не разделяли его слепой веры. Магус по-прежнему немного опасалась Хоббс, а Ху, похоже, уже начал верить в то, что все это с самого начала замыслила она, а не Томпсон. Кэтри поняла, что надо быть осторожнее.

– Входи, Кинг, – распорядился Томпсон.

Вошел лейтенант Кинг. Глаза у него испуганно бегали. Во время убийства его работа заключалась в блокировке записывающих устройств корабля, то есть он должен был находиться на своем рабочем месте связиста. Поэтому сейчас он играл роль капитана Зая.

Магус и Хоббс взяли его под руки, неуверенно переглянулись и осторожно потянули вперед. Все это происходило во время ежедневной получасовой отмены высокого ускорения, и сейчас «Рысь» двигалась с милосердно устойчивой гравитацией в один g, но все равно заговорщики передвигались с повышенной осторожностью. За последние пять дней их тела успели настроиться на любые неожиданности и сюрпризы.

Томпсон сел на корточки посередине каюты, на ритуальном коврике, с «клинком ошибки» в руке. Этот клинок был самый настоящий. Его, как сказал Томпсон, ему подарил отец в честь окончания академии. «Хорош подарочек», – подумала Хоббс. Она и не представляла себе, что семейство Томпсона настолько «серое». На самом деле все заговорщики были родом из консервативных семей. В этом и заключалась ирония ситуации: бунты никак не укладывались в рамки имперских традиций. Но с другой стороны, безусловно, именно «серых» наиболее сильно возмутил отказ Зая от ритуального самоубийства.

Хоббс и Магус толкнули Кинга вперед. Томпсон вскочил и вогнал кулак в живот лейтенанта.

Изобразив крестообразное рассечение, положенное по ритуалу, он отступил назад, а Кинг весьма убедительно рухнул на коврик.

Заговорщики уставились на распростертое на коврике тело.

– А как мы узнаем, что все нормально? Поверят ли нам? – жалобно проговорила Магус. – Мы же не патологоанатомы.

– Полного исследования не будет, – заверил ее Томпсон.

– Самоубийство без видеозаписи? А не будет ли отказ моего оборудования выглядеть чересчур подозрительно? – спросил Кинг, поднявшись с коврика.

– При таких перегрузках – не будет, – сказала Хоббс.

На протяжении семи дней после начала маневра на корабле то и дело выходили из строя какие-нибудь системы, их диагностические и ремонтные блоки работали на последнем пределе. Люди постоянно срывались. Несколько раз за последние десять часов старший помощник гадала, не перессорятся ли между собой заговорщики, и надеялась на то, что мятеж; развалится под собственным весом.

– Не волнуйся, – добавил Томпсон. – Любые отклонения, которые обнаружатся при вскрытии, можно будет списать на фокусы легкой гравитации.

– Даже кровь на твоей форме? – поинтересовалась Магус.

– А я форму в космос вышвырну.

– Но тщательное расследование…

– …останется на усмотрении капитана Хоббс, – закончил за Магус начатую фразу Томпсон.

Все уставились на нее. И снова она ощутила на своих плечах груз заговора. «Когда я успела стать во главе бунтовщиков?» – задумалась Хоббс. Не завела ли она компанию заговорщиков дальше, не втянула ли их во все это глубже, чем если бы вообще не отреагировала на речи Томпсона? Она усилием воли прогнала сомнения. Размышления о содеянном – упражнения в бессмысленности. Теперь Хоббс была обречена, и ей следовало играть свою роль.

– Официально все это будет выглядеть, как обдуманное самоубийство, – сказала она. – И такая трактовка станет разумной и политически приемлемой.