Кратчайшее расстояние (СИ) - Валерия Панина
— Мама, я хочу хот-дог!
— Пиццу!
— Картошку!
— Газировку!
Как первый раз, честное слово. Вот с чего они решили, что я предыдущие двести девяносто девять раз не купила, а тут куплю? Юбилейный запрос, что ли?
— На все вопросы — нет. Мороженое можете выбрать. Даже по два. Сейчас отъедем и пообедаем.
— Мама, а что есть поесть?
— Бульон в термосах, пирожки с мясом, сосиски в тесте, пончики с разным вареньем, компот.
Нет, зря я так расстраивалась! Пока при слове «пончики» кричат, как индейцы, не все потеряно. Точно, дети!
— Мама, а во сколько у папы рейс?
— Поздно, вы уже спать будете, — наклонилась к духовке, вытащила противень с чесночными булочками, засунула мясной рулет. На плите булькал борщ.
— Мама, завтра же суббота, в школу не надо! — сообщила мне дочь. — Можно, мы папу дождемся?
— А в Планетарий? Опять сначала я тебя не добужусь, а потом, когда ты выдрыхнешься, буду виновата, что «плохо будила»?
Ритинья не успела на меня надуться. Пришел брат, дал повод.
— Рита, иди приберись, — строго. — Папа приедет, а у нас по всему дому твои вещи валяются!
— Ниче не валяются! Они лежат!
— Валяются!
— Лежат!
Вымелись. Загрузила посудомойку, протерла стол, плиту. Надо и пол, заодно… Слова «Игорь возвращается» — рефрен нашей семейной жизни, большую часть которой я жду и встречаю. Тоскую, скучаю, тревожусь, чуть-чуть ревную, бывает, немного злюсь, очень горжусь. Знаете, в Милкином возрасте читала любовные романы, и, когда герой в финале, страстно дыша, говорил героине: «Ты смысл моей жизни!», сочувствовала — надо же, какая у человека жизнь бессмысленная. И что характерно, на моей памяти ни одна не сказала то же самое в ответ. Наверное, героини вообще о смысле жизни не задумывались. Мне тогда казалось, что мужчина должен иметь какой-то другой жизненный приоритет — свершать, переворачивать мир. Мечтала, что мой любимый будет необыкновенным человеком. Домечталась, сижу одна дома с пятью детьми. Надо было мечтать быть смыслом! Представила на секунду: у мужчины жизнь вращается вокруг меня, содрогнулась. Это же маньяк, получается! Не, ну его, такое счастье!
За дверью закончили переругиваться, чем-то стучать и брякать, перестала шуметь вода в детской душевой, затихли младшие, а то звенели колокольчиками, все время болтают! В прихожей обувь расставлена по росту и принадлежности носами в одну сторону. Папины тапки возле коврика. Поднялась на второй этаж. В бывшей детской теперь Ритина комната. Одна стена красная, на потолке карта звездного неба, над кроватью фотоколлаж — Земля из космоса, кресло-качалка (выпросила у отца в этом году, на десятилетие), длинная стойка с нарядами. В честь папиного приезда идеальный порядок. Дочка единственный человек в семье, у кого насчет этого самого порядка пунктик отсутствует. Ленится. Правда, она в этом не признается, а списывает на чувство противоречия нашей «казарме». Зачиталась, даже не слышала, как я вошла.
— Спокойной ночи! — отняла читалку, поцеловала, поправила одеяло.
— Мама, дай дочитаю!
— Спокойной ночи! — выключила лампу. Недовольное сопение. Могу поспорить, стоит мне выйти — залезет с головой под одеяло и читать будет. Я, по крайней мере, всегда так делала.
В нашей бывшей спальне теперь парни. Улеглись, спят, мои хорошие. Села на кровать к Кирюшке, погладила. Разметался, одеяло в ногах. Укрыла, поцеловала в теплую щеку. На втором ярусе зашевырялся Женька, забормотал что-то. Потянулась, поцеловала куда достала — между голых лопаток. Никак не хочет спать ни в майке, ни в пижаме.
Двухярусные кровати стоят углом, спят голова к голове. Младших только-только отучила спать в одной кровати. Ну, как отучила — помещаться перестали. Распутала одеяло у Никитки — он у нас, когда спит, окукливается. Прижала к губам ладошку, заворочался, опять потянул на себя одеяло. Наверху тихо дышит Вадик — на спине, рука за головой. Невозможно любить детей кого больше, кого меньше. Как говорит моя мама, какой палец не порежешь, больно одинаково. Во всех своих детях я вижу черты Игоря, но старший… так похож на отца…
Вернулась вниз, к себе. Мы обитаем в бывшей гостиной, от которой прирезали кусок к кухне-столовой и превратили в спальню. Разделась, пошла в ванную. Когда делали перепланировку, расщедрилась и поставила себе не только душевую, а и ванну, небольшую, зато с гидромассажным эффектом. Да, тоже от гостиной место отрезать пришлось. Тут должен быть очень довольный смайлик. Набрала воды, включила. Залезла, откинула голову. Усталая спина и ноги благодарно застонали, честное слово, я сама слышала! Полежала, мысли в голову полезли приятно-неприличные. С предчувствием праздника вытерлась, поглядывая на себя в зеркало. Влезла в сорочку — кофейный цвет, кружева, сверху халатик чуть длиннее. Коленки ничего так еще, вполне. Расчесала волосы, собрала в пучок, улыбнулась — кто-то будет сердиться и вытаскивать шпильки. Завибрировал телефон. Игорь! Выскочила, открыла дверь. Есть у него ключи, конечно, но это тоже наша привычка — самой открыть ему дверь, задохнуться на пороге, прижаться, целовать до бесконечности. Наконец расцепила руки, отпустила, отступила назад. Переставил брошенную сумку, разулся, снял ветровку. Еще поцеловались. Никак не могла оторваться, сидела на бортике ванны, пока он был в душевой, подала полотенце. Целовала ключицы, грудь, ласкала, обнимала, вжималась.
— Мила! Любимая моя…
Халатик почти потерялся, а сорочка вообще ничему помешать не могла, но…
— Папа приехал! В прихожей сумка и ботинки его!
— Папа! — многочисленные босые пятки затопали совсем рядом. — Мама, а папа где? Ну папа же!
Вздохнула, подобрала халат, пошла делиться папой. Эх!..
— Игорь, — я подала мужу тонкую папку. — Посмотри.
— Саша Колодей? А что с ним не так, я его сам в отряд рекомендовал?
— Галина считает, что он провалил тест на нервно-психическую устойчивость. Сегодня был симулятор Ханлайна.
— Саня сорвался? Быть не может.
— В том-то и дело, что не сорвался. Он сохранил какое-то нереальное самообладание после смерти половины команды и прошел локацию. Галя накатала заключение на семь страниц, доказывающее риск для экипажа ввиду полного отсутствия у кандидата человечности.
— То есть, по вашему мнению, он, как в плохом кинофильме, должен был наплевать на
