Цитадель Гипонерос (ЛП) - Бордаж Пьер

То ли зеваки в совершенстве владели тонкостями ментального контроля, то ли настолько ушли в свои мысли, что не заметили их рематериализации, но все же никто особенно не удивился при внезапном появлении двух паритолей — одетого в белое мужчины и мальчика в сером — посреди парка у реки.

Шари и Жек поглядывали на зеркало глади Тибера Августуса, время от времени колыхаемое легкой волной от торгового или туристического галиота. Солнце Сапфир сияло во весь свой пыл и окрашивало синим растительность и здания вокруг. Просвечивающие плоды и листья пальмин напоминали гигантские аметисты или аквамарины.

Несколько минут спустя, когда молчание начало угнетать, анжорец вызвался его нарушить:

— Как ты думаешь, та женщина в белом говорила правду насчет кодов? Что сенешаль Гаркот в самом деле держит их при себе?

Шари устало кивнул:

— Она не стала бы рисковать жизнью, чтобы передать нам ложную информацию.

— Значит, все кончено! — крикнул Жек, едва удерживаясь от слез.

— Возможно и нет. Сенешаль с самого начала нами манипулировал, но ему неизвестно, что теперь мы в курсе, где действительно спрятаны коды…

Махди посоветовал Жеку не покидать этого места, пока будет ожидать его возвращения, не делать ничего, что привлекло бы внимание прогуливающихся, полицейских или скаитов-инквизиторов, и в случае крайней необходимости укрываться в индисских анналах.

— Не теряй уверенности, — выдохнул Шари, прежде чем сомкнуть веки и раствориться в эфирном коридоре.

С безумной медлительностью потекли часы. Анжорец пытался отделаться от нетерпения, наблюдая за прохожими — в большинстве своем буржуа-венисийцами. Манерные гримасы, подчеркивающие важность говоримого, и их карикатурные позы сначала развлекали его, затем поднадоели, а под конец стали раздражать. Некоторых из них сопровождал скаит-защитник или пара, безмолвные белые тени, которые без устали занимались своим делом — стирали. Дальше Жек увлекся, разглядывая туристические галиоты, лениво плывущие по Тиберу. Было заметно, что пассажиры усиленно стараются скрыть изумление, в которое их повергают чудеса имперской столицы, но их вытаращенные глаза, разинутые рты и экспансивная жестикуляция выдавали скверное качество ментального контроля и, стало быть, паритольское воспитание. То, как они восторгались цивилизацией, которая их самих увлекала к погибели, как готовы были отказываться от глубин собственной природы, анжорец находил отвратительным.

Он вспомнил, что Марсы предсказывали нападение на епископский дворец с наступлением вторых сумерек, и с тоской следил, как садится Солнце Сапфир, в которое все гуще становились оттенки лилового. Поднялся кориолисов ветер и запел в листве музыкальных деревьев, длинные полые плоды которых напоминали маленькие органные трубы. Из своего укрытия в кустах выбрались несколько павлинов — покрутиться около Жека, потереться об его ноги, приласкаться, — но он был не в настроении играть с ними.

К тому времени, как небо полностью покрылось пурпурными полосами, предвещающими сумерки, Жек почувствовал, что у него за спиной кто-то появился. Заледенев от ужаса, он рефлекторно призвал антру и, прежде чем оборачиваться, на всякий случай приготовился к трансферту. Узнав знакомую фигуру махди в покрытом темными пятнами белом облегане, мальчик расслабился.

— Ну наконец-то! — воскликнул анжорец. — Коды у тебя?

— Нет, я сейчас попытаюсь их забрать, — отвечал Шари.

От сильной усталости его лицо осунулось, а темные глаза лихорадочно блестели, и Жек встревожился:

— Может, было бы лучше пойти мне…

— И речи быть не может! — прервал махди тоном, не допускающим возражений. — Ты будешь ждать меня в комнате, где покоится мама Афикит, ее дочь и двое жерзалемян… Если я не вернусь, проконсультируйся с индисскими анналами и узнай, что со мной случилось. И если ты больше ничего не сможешь для меня сделать, то выступишь против блуфа в одиночку…

Анжорец до головокружения всматривался в окаменевшее лицо Йелли. Из уст девочки чаще всего вылетали не столько слова, сколько острые отравленные стрелы, и все же он отдал бы все, чтобы увидеть, как ее губы оживут, и услышать звук ее голоса. У нее была несносная манера поглядывать на него с этаким важным и насмешливым видом, как никто другой, и все же он с наслаждением погрузился бы в серо-голубые озера ее глаз.

На его плечо деликатно опустилась рука в перчатке. Он оторвался от саркофага и, не пытаясь сдержать или скрыть текущие по щекам слезы, встретился с облаченным во все белое прелатом, которого видел несколько раз во время своих ментальных рекогносцировок. Священник был молод, о чем говорили его упругая кожа, живость взгляда и энергичные движения, но что-то бесконечно древнее плескалось в его глазах. Двое других — прелат в зеленом и массивный мужчина, закутанный в накидку из живой ткани, слегка отступили.

— Я Барофиль Двадцать пятый, муффий церкви Крейца, — сказал человек в белом с уважительностью и величавостью, поразившими маленького гостя. — Это Мальтус Хактар, главный садовник дворца и руководитель тайной сети «Луна Рок», и Адаман Муралл, мой личный секретарь. Мы вас ждали, вас и вашего спутника.

— Вы ведь Фрасист Богх, бывший губернатор Ут-Гена?

— Откуда вам это известно?

— Наш агент с вами связался? — вмешался, делая шаг вперед, шеф-садовник.

Жек надул щеки, тотчас же сообразив, что унаследовал эту привычку от па Ат-Скина, и пожал плечами.

— Он всего лишь ребенок, Мальтус, — проворчал муффий. — Бога ради, дайте ему перевести дух!

Осгорит проигнорировал вмешательство верховного понтифика.

— Мы отправляли к Марсам молодую женщину, — продолжил он. — Она с вами смогла поговорить?

Жек кивнул:

— Она сказала нам, что сенешаль Гаркот хранит четыре кода реанимации при себе.

— Вы не знаете, что с ней случилось? — настаивал мастер-садовник. — К нам не поступало известий…

— Ее убили как раз перед взрывом фальшивых кодов. Мы успели мыслью перенестись на берег реки до того, как нанюхались криогазов.

— Вы действительно надеетесь заставить нас поверить в то, что путешествуете силой своих мыслей? — агрессивно спросил Адаман Муралл.

Анжорец не ответил; не то чтобы он побоялся реакции явно раздраженного экзарха, просто не хотел тратить время и силы, пытаясь его убеждать.

— Ну же, я задал вам вопрос!

— Перестаньте приставать к нашему юному другу, Адаман! — резко сказал муффий. — Хотите, чтобы Мальтус и его люди вас вышвырнули? Вы, кажется, только что так спешили уйти…

Экзарх довольно кстати вспомнил, что близлежащие галереи кишат вооруженными осгоритами, и прикусил губу, чтобы удержаться от ответа; под нажимом его зубов серый перламутр потрескался. Жек оглядел тело Сан-Франциско, чья медная кожа стала темно-зеленой, и его мгновенно захватил поток воспоминаний и эмоций, который понес его по коридорам «Папидука», по улицам Неа-Марсиля, в цирк Плача на Жер-Залеме. Все эти события произошли три года назад, а казалось, что прошло несколько столетий.

— Куда пропал ваш товарищ? — мягко спросил муффий.

— Махди Шари? Он пошел добывать коды. Он должен присоединиться ко мне в этой комнате…

— Так значит, махди Шари из Гимлаев совсем не герой из сказки, — прошептал Мальтус Хактар.

Жек озадаченно и осуждающе посмотрел на главного садовника. Конечно же, Шари был именно героем из сказки, исключительной личностью, которая, не колеблясь, бросала вызов созданиям блуфа, чтобы уберечь будущее человечества…

Осгорит, онемевший при виде сурового выражения на лице своего маленького собеседника, а равно впечатленный тем, что повстречался с воителем безмолвия (даже если этому воителю была всего дюжина лет — он все равно был одним из тех, кто переносил себя с одной планеты на другую единственно движущей силой своей мысли), все же взял себя в руки и сверился со своим портативным таймером: уменьшившийся шарик Солнца Сапфир скрылся за невидимой линией горизонта.

— Имперские силы могут предпринять штурм в любой момент, Ваше Святейшество.