Евгения Федорова - Вселенская пьеса. Дилогия (СИ)

— А если я скажу, что уголь не обожжет? — поинтересовался он.

— Я должен буду поверить в это сам.

— Тогда поверь? — предложил Сатринг и отвернулся. — Вставай на угли или я закапаю тебя живьем!

Учитель Ри не предупреждал, что меня будут наказывать.

— Ты должен понять, что за каждый поступок приходится отвечать, — говорил Глава Школы, пока я снимал совершенно мокрую обувь. — Ответственность. Принятие решения. Готовность. Действие. Результат. Плата. Только в таком порядке и никак иначе!

Я пристально смотрел на угли.

Пространственный провал давал мне хоть какой-то шанс. Если только я смогу поверить, что уголь не обожжет. Он всего лишь согреет меня, ведь я так замерз.

Я шагнул вперед, слушая, как хрустят под ногами алые куски углей, придавленные моими подошвами, оторвал взгляд от пола и тут же забыл о них.

— Чаще всего, — сказал я, глядя в спину Сатрингу, — сначала совершается поступок, а потом приходит осознание. Если ты способен просчитать все, все предвидеть и продумать, ты становишься равнодушной машиной.

— Зато в твоих руках появляется огромная власть! — Глава Школы резко повернулся, глядя на меня. — СМОТРИ! Я покажу. Вот одно знание на моей левой руке. Я знаю, что здесь пространственная аномалия, что коридоры подпространства необычайно близки, и можно вызвать возмущение реальности. Мой разум способен разрушить привычные другим барьеры, исказить то, что для других незыблемо. Тебе это тоже доступно.

Вот другое знание, — он поднял вторую руку. — На моей правой ладони. Я знаю, что огонь несет смерть. Я знаю, что температура угля составляет в среднем семьсот градусов по Цельсию. Эта та температура, которая не способна воспламенить кость. С другой стороны, когда печется лепешка достаточно четырехсот градусов, чтобы превратить ее в угли. Так какая же рука весит больше?

Я почувствовал, как обжег большой палец первый уголек. Я понимал, что делает с моим разумом Сатринг, но ничего противопоставить ему не мог.

— Итак, — Глава Школы подошел и сунул мне под нос ладони. — Здесь — вера, а здесь — знание, неоспоримые доводы науки, труды ученых, уважаемых во всей Вселенной. Что выберешь ты?

— То, что удобнее мне в данный момент, — с натугой сказал я, ощутив, как обжигает раскаленный уголь мои стопы.

— Хорошо, — кивнул Сатринг, — но сейчас для тебя это лишь слова. Подойди сюда, — он снова прислонился к парапету. Я с облегчением соскользнул с углей. Еще чуть-чуть, и я бы действительно обжегся.

— Ты оказался именно тем, за кого себя выдавал, — Сатринг провел красивыми пальцами по желтому камню. — Не больше и не меньше.

— И кем же? — переспросил я, подходя к Главе Школы. И замер. С высокой смотровой башни было видно далеко. Я видел город, такой же, как и раньше, отблескивающий белыми панелями солнечных батарей, я видела космопорт — бетонное поле с серебристыми корабликами и приземистыми зданиями технических построек. И я видел равнину. Ту самую безжизненную, мертвую равнину, которая казалась желтой и выжженной.

— Зацвели Пурзиции, — сказал Сатринг. — Этим растениям достаточно капли воды, чтобы их воля к жизни вновь воспрянула. На этой капле они могут жить, кажется, вечно. У Пурзиции нет листьев, потому что ей самой не нужно жить. У нее есть лишь цветы, которые уже завтра превратятся в семена. Так продолжается жизнь. Эти семена будут лежать в земле до следующей живительной капли, чтобы повторить цикл.

— Потрясающе, — пробормотал я, глядя на ровные, покрытые розовым кружевом цветов равнины.

— Парлак 15 не всегда был мертвой планетой, — Сатринг помолчал. — Здесь были джунгли и огромные, глубокие озера. Но однажды в поверхность планеты врезался огромный заряд во время Шестого Сражения по межгалактическому общепринятому исчислению. Ты знаешь историю Вселенной, Ученик?

— Недостаточно, чтобы понимать, о чем идет речь, — покачал я головой. В груди снова родилась тягучая боль. — Не слышал, чтобы во время крупных сражений подвергались атакам близлежащие планеты.

— Это был страшный бой, когда взбунтовался флагман Какцура Ишдин, несший на борту чудовищное количество оружия. Он был взят Союзными войсками в кольцо подле планеты Чопка той Галактики, где мы сейчас находимся. И подвергся расстрелу. Отвечая на атаки, он выпустил смертельный заряд, но союзным кораблям удалось совершить маневр, и смерть прошла мимо. И устремилась прямиком к Парлаку 15.

Я следил за боем, но не успел ничего сделать, и огромный взрыв сотряс планету. Мне удалось спасти всех разумных существ, что находились на Парлаке, но прошедшая адская волна высушила озера и выжгла джунгли. Изменилась и орбита планеты, и угол вращения. От того ночь короче дня, от того здесь никогда не бывает дождей, а планета почти высохла. Мы допиваем последнюю ее кровь. В почве лежат семена, но лишь самые стойкие до сих пор живы.

Всю прошедшую ночь я боролся с твоим раненым разумом, — Стринг вовсе отвернулся от меня так, что я не мог видеть его лица. — И что же? Я не смог совладать с твоей первобытной, грубой силой! Я мог уничтожить твое тело и вместе с ним то, что ты творил. Но только так и никак иначе. Это было так уродливо! Знаешь ли ты, что на этой планете дождь идет один оборот солнца раз в пятьсот восходов?

— О, как вы щедры, — не сдержался я.

— Я не даю этой планете умереть! — вышел из себя Сатринг.

— А я люблю дождь и, моя бы воля, тут росли настоящие леса и озера вновь наполнились бы водой. Потому что пространственный провал, потому что можно притащить сюда любую реальность, какая тебе будет угодна!

— Послушай, мальчик! — резко бросил Сатринг. — Ты почти мертв. Еще раз вслушайся. Ответственность. Принятие решения. Готовность. Действие. Результат. Плата. За все положена плата. Ты скоро поймешь, еще немного осталось.

Я до сих пор не убил окончательно твое тело, разложив на клетки внутренности, лишь потому, что верю в свою собственную силу. Какова мне будет цена, если я убью ничего не подозревающего Ученика, даже такого необычного, как ты? Как могу я не дать шанса тебе понять?!

— Понять чего? — я невольно положил ладонь на грудь, сдавленную удушающим спазмом.

— Сам узнаешь. Пока ты не определишь, что на самом деле делаешь, не предугадаешь последствия.

Боль в груди разгорелась подобно огню, я закашлялся, но судорога в момент скрутила меня. Кашель в одно мгновение выжег легкие, заставил тело сначала согнуться пополам, потом обессилено осесть на пол. И сквозь неудержимый кашель летел ко мне торжествующий голос Сатринга, который теперь казался особенно значительным:

— Вот то, о чем я говорил тебя. Есть вещи, которые смертный должен делать лишь с огромной осторожностью, лишь понимая, что может заплатить ту плату, которую от него затребуют. Плата всегда должна быть определена. Все, что бы ты не делал, требует от тебя затрат. Все, что ты тратишь — твое и только твое. Разве ты располагаешь безграничным запасом энергии, чтобы по мимолетной прихоти заставить облака рождать дождь, молнии и гром?! Нет, ты тратишь лишь то, чем обладаешь сейчас, то, что тело твое имело с самого рождения, то, что оно берегло и хранило трепетно; то, чем оно оберегало и отгораживало тебя от смерти. Самолично, ты приблизил себя к роковой черте. Но я прощаю твою глупость, потому что плох Учитель, который не в состоянии простить несмышленого и нерадивого Ученика. Я дарую тебе продолжение жизни, чтобы ты мог понять мои слова и осмыслить всю их мудрость и глубину…

С этими словами Сатринг нагнулся и положил обжигающе горячую ладонь мне на спину. Тиски, сдавившие грудь, ослабли, легкие прочистились и я, наконец, смог полноценно вдохнуть. Горло, изодранное кашлем, саднило, мышцы, скрученные судорогой, все еще хранили отпечаток пронзительной боли. Я чуть было не лег грудью на пол, облегченно вдыхая запах сухого камня, но вовремя заставил себя остановиться и, вместо того, чтобы лечь — встал.

— Теперь о деле, — глядя, как я стою, пошатываясь, сказал Сатринг. — Сегодня я даю тебе отдых. После следующего восхода ты становишься Учеником и начинаешь тренироваться наравне со всеми. Кроме того, заняв место моего возлюбленного садовника, ты прибавил себе хлопот. Теперь все мои сады находятся под твоим надзором и если по твоей халатности или незнанию погибнет хоть одно растение, ты будешь наказан.

— Я не умею ходить за цветами, — резко возразил я.

— Научишься. Можешь расспросить о всех премудростях свободного ныне Инутари, думаю, он не откажет своему спасителю. Ныне в почве достаточно воды, чтобы мои цветы не погибли сами собой, так что у тебя будет некоторое время, чтобы приноровиться.

Будь внимателен и осторожен. Слушай Учителя Ри, ведь «Ри» на древнем языке этой планеты означает «Разум». А теперь иди! — Сатринг махнул рукой, отсылая меня прочь.