Илья Стальнов - Нереальная реальность
– Очень-очень хотелось.
– Тебе хотелось погибнуть? Ну что ж, Верхние Хозяева Больших Льдов любят души самоубийц!
– Очень хотелось их спасти, – Большой Японец поклонился в сторону Степана и Лаврушина.
– Ты глупее, чем я думал. Их нельзя спасти. Они мои. Мое воинство за порогом готово разорвать их на куски!
– Музыкант. Сам себя спасет, – продолжая кланяться, заверил Большой Японец.
– Какой это Музыкант? Крыса! Жалкий неудачник! Поздно, – Чернокнижник сделал жест, и послышался скрежещущий вой из десятка тысяч нечеловеческих глоток за стенами замка. – На приступ, мои слуги! На приступ, темная рать!
Дракула шагнул к стене и снял висящий рядом на гобелене двуручный меч.
– Так дрался я против полчищ сарацинов! – крикнул граф с отчаянной радостью воина, дождавшегося горячего дельца. Он взмахнул мечом, со свистом рассекая воздух, и устремился на Чернокнижника.
В руке черного колдуна возник амулет в форме семиконечной звезды, вспыхнувший ярким пламенем. И противники сошлись в ожесточенной схватке. В их лице в бою сошлись огромные силы, наполняемые из единого источника, название которому – Тьма.
А рвы замка уже волной цунами пересекала нечисть. Мерзкие, жаждущие разрушения создания карабкалась по стенам, сметая защитников – призрачных воинов и солдат из плоти и крови. Рыкали пушки, лязгал металл, скрежетали когти. И витал надо всем этим дикий визг боли, ужаса, торжества – он без труда пробивал толстые стены.
Дракула и Чернокнижник закружились в странном танце, их начал окутывать светящийся белый кокон.
– Давно-давно они хотели драться, – пояснил Большой Японец, на лице которого не было и намека на беспокойство. – И дерутся наконец.
В окна грудью бились огромные чернильно-черные птицы, заслонявшие звезды и разрубающие крыльями большой серебряный диск полной Луны. Их клювы долбили по крепкому стеклу, от чего по нему начала расползаться паутина трещин.
– Я вас отсюда не возьму, – сообщил Большой Китаец. – Силы нет.
– Мы погибнем! – воскликнул Лаврушин.
Этот крик души слишком часто вырывался у него последние дни.
– Сила есть, – японец не уставал кланяться. – Не у меня. У тебя. Ты имеешь инструмент. Ты прошел испытания. Ты играй.
– Нет! Я не умею!
– Иначе умрем. Плохо умрем. Мне без вас тоже не уйти. Я в ловушке. Это холодный мир.
– Холодный мир?
– Воин солнца не должен сюда лезть. Кто влез – не уйдет. Совсем не уйдет.
– Почему?
– Холодный мир хранят семьсот ифритов и восемнадцать черных птиц Тота. Они пропускают сюда всех, но не выпускают никого. Только Музыкант может открыть здесь ворота.
Стекло треснуло. Осыпалось. И в зал ворвался поток черных птиц.
Они закружились – осознанно, слаженно, едино. Казалось, будто под сводчатым потолком ворочается мельничное колесо. И оно спускалось все ниже.
Защитники замка не выдержали напора нескончаемых полчищ. Враги преодолели силы заклятий и сталь мечей защитников. Нечисть с ревом и визгом перевалила стены, хлынула во дворы, покатилась по коридору, погибая сотнями, но в порыве злобы останавливаясь лишь для того, чтобы рвать когтями и зубами трупы – неважно, своих или чужих.
И вот тяжелые топоры уже впиваются в толстые, окованные медью и железом двери обеденного зала!
Первый натиск двери выдержали. Но напор не ослабевал. По ним колотили с нечеловеческой силой. И вот уже топор пробил в дереве первую дырку. Теперь оставалось недолго ждать, пока дыери разлетятся в щепки, и завоеватели ворвутся сюда.
Птичье колесо продолжало снижаться. Оно теперь было над головами, так что приходилось пригибаться. Хлопанье крыльев оглушало. Птиц было несметное количество. Еще немного, и это страшное колесо обоймет людей. И тогда…
– Изыдите, крылатые и клювастые! – закричал Большой Японец.
Он вскинул руки. И круг стал терять устойчивость. Теперь птицы двигались не так слаженно.
– Из тьмы пришли, во тьму уйдете! – изрек Большой Японец торжествующе.
Круг начал подниматься.
Но ненадолго.
– Я не сдержу его долго, – сдавленно произнес Большой Японец, когда птицы снова начали снижаться.
– Что делать? – на грани истерики крикнул Лаврушин.
– Играй! – приказал Большой Японец.
– Я не могу!
– Можешь играть! Играй, играй.
Лаврушин провел пальцами по клавишам. Нажал на одну, опасаясь, что мир разлетится.
Но «пианино» молчало.
Он нажал на клавишу еще раз.
Снова молчание.
– Испортилась! – воскликнул Лаврушин.
– Играй, – Большой Японец стоял, подняв руки, и был напряжен, как атлант, держащий небо. Он пока еще сдерживал птиц.
Брешь в двери стала больше. В нее просунулась волосатая лапа, по размерам больше походящая на слоновью ногу, и зашарила в поисках засова.
Лаврушин снова нажал на клавишу.
– Ничего!
– Из тишины рождается все! – крикнул Большой Японец. – «Пианино» слушает тебя. Давай!
Он не выдержал, рухнул на колени, согнулся, и круг начал опускаться все быстрее. Волосы ерошил воздух от хлопающих крыльев.
Степан вскрикнул. Когти птицы проехались по его щеке и легко вспороли кожу.
Лаврушин нажал на клавишу.
Дверь вылетела. Орда неописуемых уродов ворвалась в зал. Они торжествующе и алчно взревели.
Лаврушин вдруг уверенно пробежал по клавишам.
И зазвучал хрустальный, чистый звук.
Лаврушину наступил еще в детстве медведь на ухо. Он умел немножко брать три аккорда на гитаре и петь неуверенным голосом туристские песни, но только те, которые не требовали даже минимума слуха.
Но сейчас в нем жила прекрасная музыка. Она истекала из глубин его души, она проходила через пальцы и входила в «пианино», которое выпускало ее наружу.
И вместе с этой варварской мелодией проникали в мир силы, вспарывавшие время и пространство, буравящие перегородки между Вселенными.
Чернокнижник был уверен, что попавший в Мир Холода не вырвется никогда. Прав ли он?
Кокон вокруг Чернокнижника и Дракулы распался. Граф согнулся, опершись о меч. Чернокнижник стоял, раскачиваясь и подвывая, как зверь. Он был обессилен.
– А-а-а! – злобно взвыл он, услышав музыку иных миров.
И твари, его слуги, взвыли, как от боли.
И распался птичий круг.
В центре зала возник провал, переливающийся радугой.
– Туда, – приказал Лаврушин.
В этом провале была тьма, в которой копошились ужасы. Там ждали беглецов чудовищные адские создания. Туда не было пути.
Но и назад пути тоже не было. Лаврушин толкнул туда Степана, и он пропал в провале. За ним последовал Большой Японец. Последним уходил сам Музыкант.
Лаврушин летел в бесконечный туннель. Вокруг творилось что-то невероятное. Дикое. И ни с чем не сравнимое. Здесь властвовали порождения самых безумных кошмаров, терзавших человечество. Здесь жила кристально чистая злоба и ненависть. Здесь было собрано все самое отвратительное и мерзкое, что создала Вселенная. Здесь жила болезненная, мерзкая, сужая воля, разщбитая на вожделение, старсть, похоть и жажду крови миллионов существ.
Чудовищные нетопыри, штурмовавшие замок, были просто мультипликационными добрыми игрушками по сравнению с кошмарами, жившими здесь.
Но вот прорезал слух визг демонов, упускающих предназначенную им добычу. И забил по ушам клекот птиц. Пламень стерегущих ифритов не смог прожечь беглецов. Крылья черных птиц Тота не могли вышибить дух у тех, кто защищен вечной Музыкой Света.
– Помните! Цитадель, – донесся улетающий вдаль голос Большого Японца…
Лаврушина ощутил, что лежит на камнях, солнце греет жаркое летнее солнце. Послышался стук копыт и грохот деревянных колес о брусчатку. Его окатило водой из-под колес.
Лаврушин приподнялся и увидел, как мимо промчалась пролетка.
– Где мы? – Степан огляделся, поднимаясь на ноги и отряхиваясь.
– Леший его разберет, – только и оставалось сказать Лаврушину.
Часть пятая
Музыкант играет как умеет
Лаврушин походил на узника концлагеря, дорвавшегося до склада с колбасой. Он никак не мог насытится. Он наслаждался своим искусством. Его пальцы так и тянулись к инструменту, которым он, наконец, овладел. Музыка Космоса проходила через него и выплескивалась во Вселенную через «пианино». И каждая мелодия открывала дверь в новый мир.
В каждом мире друзья проводили от нескольких минут до нескольких часов. У них была другая цель.
Торжественная, немножко мрачная, жутковатая музыка. И вот путешественники в деревянной Москве. Видны стены Кремля, практически не меняющегося под напором времени. Под ними толпится разношерстный люд – увечные, убогие, стрельцы. Изо рта у всех пар – не май месяц, снежок уже сыпет. И вот появляется карета, окруженная конниками. По толпе проносится шепот:
– Поехал Антихрист!
– Царевна Софья – та хоть русская.
– Бороды всем сбрил. Точно – супротив Господа пошел. С немчурой связался.
