Владимир Поселягин - Крыс-1.
Где-то к обеду на очередном полустанке, где мы довольно долго простояли, почти час, я с сержантом сходил на вокзал, оставив вещи под присмотром его напарника, там действительно были торговки, и посмотрел ассортимент. Мы за наличные купили свежего хлеба, простой крестьянской еды, а ещё килограмм свежего свиного сала, весной, похоже, порося забили, недавно, не пожелтело ещё сало. Духовитое оно было, ох чесноком и пахло, аж слюни набегали. Вязаные перчатки тоже нашёл, подобрал по руке и купил. Так что вернулся я в теплушку довольный, не придётся больше прятать руки в карманах шинели, отогревая их.
Дальше так и двигались, от полустанка к полустанку, изредка нас загоняли на запасные пути, когда гнали встречные составы. Сам путь занял почти трое суток, тогда как в прошлый мой заезд в Москву, занял максимум двое суток, а тут наш эшелон не считался особо важным, вроде заводского оборудования, эшелон которого тогда отправили в Москву, вместе с нами на крышах. Путь тот я до сих пор вспоминаю с ностальгической улыбкой, хотя конечно улыбаться и не стоило, две трагедии тогда произошло. Два человека свалилось с крыш вагонов во сне, что с ними потом стало мне до сих пор неизвестно, эшелон не останавливался. Мы же путь тогда преодолели нормально. Я вообще обвязался верёвкой из своих запасов и привязался к воздуховоду на крыше. Так что не свалился. Верёвки у меня немного было, но с другими поделился, одному она жизнь спасла. Подняли, когда он свалился во сне и повис. Мы тогда дежурство организовали, и выбранный боец следил, чтобы никто не скатился с крыши, к тому он просто не успел, другим помогал. В тот момент был резкий поворот, а он раздвоиться просто не мог, да и про верёвку знал.
В общем, эшелон приближался к фронту неторопливо, но упорно. Поначалу стали попадаться станции со следами активных бомбёжек, на некоторых были недавние следы, воронки ещё дымились и пожары не до конца потушенные светились в ночи, потом и сами попали под авианалёт. Это уже произошло утром, когда рассвело. Створки дверей теплушки у нас всегда чуть приоткрыты были, на ладонь, чтобы можно было распахнуть, и сходу покинув вагон, свалить как можно дальше. Все понимали, что будет, если хотя бы одна бомба попадёт в такой грузовой вагон. Армагеддон будет, что ту скажешь, и чем дальше в этот момент быть, тем больше шансов уцелеть. Я это тоже понимал, так что был наготове, а когда прозвучал крик наблюдателя от дверей, ещё до того как захлопали зенитки, почти все пассажиры рванули к открытым дверям и кубарем полетели по насыпи. Я не стал исключениям. Обнял оба сидора, с личным имуществом и жратвой, тоже сгруппировавшись в полёте, покинул теплушку и после трёх перекатов вскочив на ноги, рванул прочь от эшелона, продолжая держать сидоры в руках. Фуражка чтобы не потерять была зажата в зубах. Человек шестьдесят бежали по грязному раскисшему полю, похоже, и из второй теплушки люди свалили. Рядом пыхтел Сергей, за нами бежал его напарник.
- Туда к танку! - крикнул я им. – Укроемся за ним на случай ударной волны. Корпус сдержит.
На поле действительно была техника, и много. Это ещё с зимнего наступления она тут стоит, когда битва под Москвой произошла. Сам я практику не в этих местах проходил, сильно южнее. На поле виднелись обобранные остовы грузовиков, кажется немецких, две явно некомплектных пушек без колёс, разрозненные и порванные мотки колючей проволоки и четыре танка. Три далеко стояли, с километр до них бежать, но метрах в четырёхстах от насыпи виднелась туша сгоревшего с порыжевшей бронёй «КВ». Судя по разбитому корпусу, у него рванул боекомплект, он весь в дырах был, без люков и остального, вырванных внутренним взрывом. Правда башня стояла на месте, лишь немного съехала на бок. На правый борт.
Позади отчаянно били четыре зенитки, что охраняли эшелон от налётов. Зенитчики буквально превзошли себя в плотной заградительной стрельбе. Тут даже не стоял вопрос сбить, главное не допустить бомбёжки. Они тоже понимали, что шансов выжить у них, если эшелон рванет, нет, а боевой пост в отличие от нас они покинуть не могли, вот и лупили на расплав стволов, лишь бы выжить и не дать немецким «хейнкелям» отбомбиться. Как ни странно, но у них это получилось.
Когда мы, уже устало вырывая сапоги из грязи, на которые налипло по килограмму чернозёма, добрались-таки до танка и укрылись за его корпусом, так поступило ещё с десяток командиров и бойцов, как раздался крик:
- Смотрите, горит!
Я тоже радостно заорал, как и все вокруг, заметив, как один из бомбардировщиков пятная небо струёй чёрного дыма, понёсся к земле, и от него один за другим отделилось два комка, видимо из экипажа, чуть позже распустились белые купола парашютов. Тут вроде пятеро их должно быть, другие видимо погибли, или не смогли покинуть подбитую машину. Разрывы бомб вставали вокруг вагонов, но о чудо паровоз смог утащить его дальше и теперь только дым виднелся вдали, тот ушёл, благополучно миновав беду быть уничтоженным. Немцы, правда, после разворота потянулись следом, но уже без особой настырности, всё же из шести бомбардировщиков, осталось пять. Цель зубастой оказалась.
Большая часть тех, кто покинул теплушки побежали в те места, где должны были приземлиться немцы, а вот своих попутчиков я остановил.
- Не стоит, там есть, кому ими заняться.
- Чего так? – заинтересовался сержант.
- Клятву я самому себе дал, что всех немецких летунов буду отстреливать, даже если они руки поднимут, сдаваясь в плен. Ты меня знаешь, я слово держу, особенно если дал его сам себе.
- А, это за уничтоженную бомбами машину, что нас вывезла в наш тыл? Ты говорил, помню. Да, машину жалко и я тебя понимаю, - кивнул Сергей и, поправив ремень карабина на плече, осмотрелся. – Тут дорога должна быть.
- Сейчас посмотрю.
У танка нас осталось трое, остальные сейчас с азартом гоняли немецких летунов по полю, хотя они и так некуда не денутся, вокруг открытая местность, вот я поднялся на башню танка, не забыв достать монокуляр, и осмотрелся.
- Точно, там левее есть дорога. Если бы не небольшой холмик, можно было бы разглядеть застрявшую полуторку. Кажется, её двое пытаются вытолкнуть из грязи. Если поторопимся, можем помочь, заодно и подбросят нас.
- Это хорошо, - согласно кивнул сержант и добавил. - Тут до штаба фронта километров тридцать осталось, можем даже сегодня добраться.
- Было бы неплохо, - откликнулся я, продолжая осматривать холм. – Кстати, на холме раньше деревня была, остатки печных труб виднеются, похоже там линия обороны когда-то проходила, это-то и смело её с лица земли. Да и танки стоят так, как будто атакуют холм. Предположу, что именно немцы оборонялись, а наши атаковали.
- Почему?
- Все четыре танка наши, «кавэ», два «двадцать шестых» и хрень какая-то водоплавающая… М-да, деревни считай нет.
- Тут много таких деревень, - вздохнул сержант. – Из-за этого местное население к нам достаточно враждебно относится, и я их, честно говоря, понимаю.
- Чего так? - с интересом спросил я, спустившись вниз и подготавливая мешки, свой основной сидор я за спину убрал, другой, с продовольствием, собрался нести в руках, а сейчас пока была возможность, используя пример напарника сержанта, стал найденной щепкой счищать грязь с сапогов.
- Да был тут один приказ, когда немцы к столице рвались, - с неохотой сказал Сергей и мы, группой стараясь двигаться шустрее, направились к застрявшей машине.
Пока шли сержант, и пояснил, что до начала московской битвы вышел приказ ВГК за номером - 428, предписывавший лишить «германскую армию возможности располагаться в сёлах и городах. Выгнать немецких захватчиков из всех населённых пунктов на холод в поле, выкурить их из всех помещений и тёплых убежищ и заставить мёрзнуть под открытым небом». С каковой целью «разрушать и сжигать дотла все населённые пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40—60 км в глубину от переднего края и на 20—30 км вправо и влево от дорог».
В общем, около двух тысяч комсомольцев-добровольцев, обозванных диверсионными группами, были высажены или оставлены в немецком тылу и принялись жечь хаты, чтобы немцам не где было греться. Об этом командование конечно подумало, но вот о жителях, которые жили в этих сёлах, городах и других населённых пунктах подумать как-то не удосуживалось. Хаты и дома горели, что уж тут говорить, но и сами жители встали на защиту своих хат, у многих ведь дети были, так что никакую помощь эти «партизаны», которые буквально ни в чём выгоняли людей на лютый мороз, обрекая их на мучительную смерть, естественно не получали. Более того, местное население, сами искали и сдавали «партизан» немцам. Причём я лично считал, что правильно делали, приказ идиотский, был бы местным жителем, сам бы на охоту вышел на таких горе «диверсантов», главное чтобы моё имущество не пострадало, а там трава не расти. Ну куркуль я куркуль, что моё никому не отдам и тронуть не дам. Характер такой, хозяйственный, не изменишь уже теперь.
