Олег Шовкуненко - Сезон огненных дождей
Подумав о музыке, доктор тут же перенеслась к анализу культуры и искусства, сделанному ее учителем. Донудин Тар боготворил музыку. Она вдохновляла его, подпитывала энергией, придавала уверенность и силу. Причем сознание великого лурийца было открыто для наслаждения различными мелодиями, как созданными в древние времена, так и рожденными синтезаторами современных композиторов. Однако в какой-то момент Тар осознал, что он все реже и реже слышит гармонично созданные произведения. Современная музыка превратилась в примитивный набор непрерывно повторяющихся низкочастотных колебаний, вызывающих устойчивое привыкание, можно даже сказать, неврологическую зависимость. Она больше не рождала высокие чувства, не разжигала стремления к величию и совершенству разума.
В литературе регресс начался примерно семьсот лет назад. Именно в этот период практически полностью прекратился выпуск информационных носителей, наполненных поэтическими произведениями, философскими и научными трактатами, историческими исследованиями. Их больше никто не просматривал, ими больше никто не восхищался. На смену красоте слога и возвышенности мысли пришли быстро разворачивающиеся сюжеты примитивных экшенов или мистических мелодрам. В целом мирное, тихое, аморфное, бесхребетное галактическое общество завороженно следило за сценами насилия, жестокости и дикости, происходящими на развалинах своих собственных погибших цивилизаций.
Однако вскоре ушли в прошлое и сами вымышленные истории. Их фанам предложили новый продукт. Теперь каждый желающий мог создать свой мир и свою историю, погрузившись в виртуальный мир. Слит-игры стали, по словам Донудина Тара, самым большим, самым убийственным шагом на пути деградации личности. Они дарили игрокам острые ощущения и окончательно вырывали их из реальности, из действительности, из жизни общества.
Итак, до отвала накормленное дешевыми синтетическими продуктами, одетое в безвкусные тряпки, обслуживаемое бесчисленной армией роботоприслуги, забывшее про горе и нужду, галактическое общество мерно плыло по спокойному океану жизни. Ничего не желая, ни о чем не задумываясь, никуда не стремясь. Тихая, плавная, спокойная деградация.
Самый страшный кошмар, который мог привидеться высокоцивилизованному существу! Дэя вздрогнула, когда подумала об этом. Но ведь не могли все, абсолютно все быть так слепы, чтобы не замечать очевидных вещей! Лурийка задала себе вопрос, на который тут же сама и ответила. Совет оказался не слеп. Совет все понял и осознал. Совет тут же принялся действовать.
Естественно, галактическое правительство не могло вмешиваться во внутренние дела каждого из доминионов, диктовать им свою жесткую непреклонную волю, требовать действий, идущих вразрез с желанием большинства населения Галактики, того самого обленившегося и атрофировавшегося большинства. Выход был лишь один – создать новых граждан, новую расу, активную, зрелую, с заложенным в генах неустанным желанием развиваться и совершенствоваться. И, конечно же, для новой цивилизации потребовались новые миры.
Дальше Дэя не хотела думать и представлять. То, что происходило сейчас, претило ее совести, ее принципам, всему ее естеству. Эти убийства, эти зверства, эти жуткие твари, порожденные смертоносным и одновременно живительным огнем Источников Жизни и не менее смертоносным гением кровожадных землян…
Нет, лучше не думать! Видно, в мире не все так просто, ясно и светло, как ей казалось раньше. Видно, движение вперед всегда дается с кровью и болью. Ну, что ж, она вынесет и это, она справится, она будет сильной. Ведь теперь у Дэи есть дело… дело всей ее жизни.
Доктор как самую большую ценность схватила контейнер со спорами халенита и бегом бросилась к загрузочной установке.
Глава 28
Марк Грабовский даже и не думал скрываться. Нет смысла. Все наружное пространство вдоль и поперек просматривается камерами наблюдения. Оставалось надеяться, что человек, облаченный в броский серо-красный комбинезон смотрителя и появившийся из подъемника с кодированным замком, не привлечет к себе внимания, тем более что направляется он как раз туда, куда и полагается смотрителю загонов.
Разведчик был уверен, тревога не поднимется до тех самых пор, пока не хватятся Германа. А это может произойти лишь через сутки, когда тот не явится на смену. Затем пройдет еще несколько часов, пока спецслужбы взломают его квартиру и обнаружат труп. Жаль было убивать этого, в общем-то, безобидного человека, радушно пригласившего к себе «старого приятеля» на рюмку доброй русской водки. Но тут уж ничего не поделаешь, Герман его запомнил… и даже не столько лицо, сколько вопросы, которые Марк задавал. По этим вопросам опытный специалист пройдет, как по отчетливому, хорошо отпечатавшемуся следу. Он выяснит, куда направился «головорез», и сделает соответствующие выводы. А значит, свидетеля оставлять было никак нельзя. На кону миллионы жизней, десятки миров. Вот и пришлось…
Лейтенант гадливо поежился, вспоминая тот заученный, доведенный до автоматизма захват шеи, рывок и последовавший за ним хруст позвонков. Работа не из приятных… зато результат налицо. Новенький, еще не надеванный комбинезон, пистолет, ключ от спецподъемника и свеженький код доступа на поверхность. Герман не полагался на основательно подпорченную выпивкой память. Маркером на внутренней поверхности своего нагрудного пластикового жетона он каждый раз записывал новую строчку цифр и букв. Так что теперь у Марка есть все, Марк готов… готов к самой большой авантюре, которую он когда-либо совершал в своей жизни. Однако другого выхода нет. По-другому в зону «А» не прорвешься, хоть ты тресни, не прорвешься!
Каждый новый шаг приближал Грабовского к гермоворотам длинного ангара. Вернее, ангаром это сооружение можно было назвать лишь условно. Скорее, бункер. Этакий метров сто в длину бетонный параллелепипед. Казалось, его дальний конец не выдержал давления наваленных сверху промышленных корпусов и по крышу ушел в землю. По такой конструкции ангара легко можно было догадаться, что это не отдельное сооружение. Этот всего лишь маленькая пристройка к раскинувшемуся на тысячи акров мегакомплексу, его, так сказать, рука, простертая к самым дальним и глухим взлетным площадкам космодрома.
Грабовский без проблем достиг ворот, на которых красовалась двухметровая красная буква «Н», вписанная в такую же красную тонкую окружность. «Головорезу» никто не встретился, никто его не окликнул. Это хорошо, пока везет. Опытный глаз разведчика сразу заметил странность в конструкции огромной двери. Ее толстая стальная рама имела скругленную по углам форму, между ней и бетонными стенами имелся зазор. Небольшой, сантиметров десять. Это могло означать лишь одно – грузовые ворота могли выдвигаться наружу, и за ними наверняка тянулись эластичные стены соединительного туннеля. Как в аэропорту. Удобный надежный переход для очень рослых пассажиров.
При мысли о предстоящем свидании сердце лейтенанта замерло и чуть не перестало биться. Его инстинкты хором очумелых, взбесившихся голосов твердили… Нет! Они кричали, они вопили в самое ухо: ты мертвец, ты сдохнешь лютой, недостойной человека смертью! Однако Марк старался не слышать их. Стиснув зубы, собрав в кулак всю свою волю, он упрямо шел вперед.
В одной из створок гермоворот виднелась узкая овальная дверь. Рядом с ней тускло светились два огонька. Вот именно, там были только две кнопки и никакого кодового замка. Должно быть, проектантам охранной системы даже в голову не могло прийти, что кто-то из людей, находящихся в здравом уме, может сюда сунуться. Бежать, скрыться – это вполне вероятно. Именно поэтому управляющие дверью кнопки и были сделаны размером с кулак. Чтобы в страхе или спешке не промазать, не перепутать. Да уж, Марк сейчас бы с удовольствием перепутал и вместо зеленой, отпирающей, со всей мочи врезал бы по красной.
Словно прощаясь с этим миром, Грабовский взглянул в высокое голубое небо, вдохнул чистый пьянящий воздух и тут же, как будто испугавшись, что может передумать, быстро вмял в глубь металла зеленую светящуюся полусферу.
Под аккомпанемент короткой, похожей на воронье карканье сирены толстая дверь вздрогнула и, освободившись от хватки электрических замков, плавно приоткрылась. Чтобы войти, лейтенанту пришлось сильно ее толкнуть. С внутренней стороны к двери была приделана раздвижная шлюзовая камера. Она бы весьма пригодилась в условиях космического вакуума, но в данный момент надобность в шлюзовании отпадала, поэтому эластичные стены были сложены в гармошку, внутренние двери раскрыты и заблокированы.
Марк еще не переступил порог, когда в лицо ему ударило отвратительное зловоние. Чего только не намешалось в этом жутком смраде! Нечистоты, пот, гниль, вонь едкого химического выброса. Но ужаснее всего было то, что над всей этой смесью доминировал самый отвратный, самый зловещий запах, который может существовать на свете, – запах разлагающейся плоти.
