Ольга Онойко - Сфера 17
Ага, говорит дядя Сан и снова вздыхает, привыкла, хорошая была девочка… Убили её, в рамках программы по разоружению.
Ему так горько, что кажется, будто в комнате становится темнее. Алзее стискивает зубы. Найру опускает глаза. Сейчас нельзя больше об этом говорить, но Найру почему-то этого не чувствует. Ничего, едва слышно шепчет он, ничего, вот я пойду работать в Комитет…
И что, тяжело спрашивает дядя Сан, обратно вооружишься?
Найру часто моргает белыми ресницами. Хмурится, ковыряет ножиком деревянный «орляк». Все уже знают, что он спит и видит, как станет социокорректором. Дяде Сану эта идея не нравится, и Алзее не знает, как признаться ему, что сам собирается туда же.
До выбора профессии ещё много лет, но в интернат уже приезжают специалисты, читают лекции. Лекции все одна другой интересней, но хвостом народ после лекции ходил только за Эло Ниир, хоть она и была страшная, как полковник Уэйнрайт. Даже страшнее. Сердце в пятки уходило и у взрослых, а малышня так просто от одного вида её замирала на месте и тряслась овечьими хвостиками. Психомаска в действии.
Эта ваша психомаска неприятная, печально сказал ей дядя Сан, я прошу её к детям не поворачивать. Эло его сразу послушалась, аттракцион кончился, но вспоминали его ещё несколько месяцев…
Дядя Сан ничего не рассказывает о войне.
Уже будучи сотрудником Комитета, Алзее узнал, куда исчез Джон Уэйнрайт. Менее чем через год после памятного визита на Манту Уэйнрайта судили товарищеским судом. Его мысли и решения перестали быть мыслями и решениями легионера, братья по оружию не могли доверять ему так, как прежде. Но никаких преступлений он не совершил, оставался безупречно верен императору, и суд пришёл к выводу, что во всём виновато переутомление. Слишком опасная и ответственная работа. Уэйнрайта без лишнего шума перевели служить в другое место, поближе к родному Сеймарану.
Выяснять детали биографии всеми забытого полковника Алзее Лито стал после того, как в окружении дяди Сана, теперь — координатора планеты и члена Верховного Совета, появился человек с едва приметными пятнами зачищенной кожи на щеках. К этому моменту Роэн Тикуан и его Империя уже пять лет как были мертвы, понятие оккупационной зоны снова стало принадлежностью истории и минул год с того дня, когда Дина Тикуан приказала отравить газом сто тысяч легионеров.
Выучка не подвела солдат: многие сумели спастись. Но выше их сил было смириться с тем, что случилось. Императрица Дина поступала как злейший враг империи, верные воины Роэна оказались преступниками, их приговорили к уничтожению… Они сходили с ума. Кто-то отказывался принять изменившийся мир и продолжал служить покойному императору, пока не погибал. Другие меняли личность и пытались начать жизнь с нуля. Те, кому забыть не удавалось, жили в сплошном кошмаре и в конце концов сами сдавались преследователям или кончали самоубийством.
Бывший полковник Уэйнрайт выбрал второй путь.
Полковник был не единственным. Алзее запрашивал данные только один раз, нашёл пятерых, за последующие годы их число могло увеличиться.
После гибели империи у Комитета было много работы. Но наконец работа снова стала им в радость: аппарат внешнего влияния занялся своим прямым делом, помощью отсталым мирам. До сих пор все силы уходили на то, чтобы бороться с империей её же методами. Сотрудники мучились, калечились психически. Алзее лично знал человека, который готовился в исполнители «задачи Х». Выбрали другого, но Тар Дален уже не смог вернуться к нормальной жизни. Он жил где-то в лесничестве, отшельником, и скоро умер. Алана Тикуана убил Энки Рио, он оказался устойчивей, но тоже вскоре погиб — во время интервенции на Еве. Анализ его действий показал стремление к смерти.
Дон Эйн, социальный консультант, был отличным работником и прожил почти четыре года. Для человека, который сделал операцию уже взрослым, это очень долго. Алзее полагал, что за это тоже следует благодарить дядю Сана: в таком тонком деле, как продление жизни, большую роль играет внутренняя гармония, а Дону неоткуда было её взять. Его решение не было сиюминутным порывом, но он тяжело переживал гибель своей родины. Я служил другой стране, говорил он, но она изверилась и иссякла, её не стало. Я должен был умереть, чтобы мою семью не преследовали. Но у меня был друг Сан, поэтому я смог начать всё сначала.
Манта многое сделала для того, чтобы страна полковника Уэйнрайта изверилась и иссякла. Но Дон Эйн так и не узнал об этом. В конце концов, никто не руководил мыслями принцессы Дины, когда она подписывала приказ об уничтожении Легиона.
Дядя Сан очень горевал по другу. Возмущался, что медики так и не придумали способа запускать омоложение. Дон мог бы принести своей новой родине столько же пользы, сколько принёс прежней, но — не успел…
Манипулятор-официант был не вполне исправен и смешно заваливался набок, посуда дребезжала. ИскИн бархатным голосом извинялся за отсутствие запчастей. Его не слушали. Николас несколько минут колдовал над интерфейсом оформителя, потом запустил программу. Включились декоративные голограммы, снятые на Циалеше: северный двулунный вечер с белым сиянием, холодное побережье и земные сосны, колоннами встающие над алым местным подлеском. Эрвин поглядел в далёкий серебрящийся горизонт и чему-то кивнул.
Николас вернулся в кресло. Эрвин поднялся в постели и попытался перетащить его ближе к себе; Николас выругал его и сам пристроился рядом, поверх одеяла.
— Подожди, — сказал Николас, всё ещё осмысливая услышанное, — но ты не мог… Эрвин, сколько тебе лет?
Эрвин вздохнул. Опустил глаза со смущением почти забавным.
— Я старше, — признался он. — Мне пятьдесят восемь. Но, Ник, это не важно. Совсем.
— Да, — проворчал Николас, — на самом деле тебе двенадцать, я знаю.
— Почему двенадцать? — удивился Эрвин.
— Это не важно, — сказал Николас, — совсем. Эрвин, что ты сделал на Сердце Тысяч? Пока я был на приёме? Почему им внезапно стало нужно тебя убить?
Фрайманн подумал, покусал нижнюю губу.
— Убить? — переспросил он. — Это не вполне верно. Я не думаю, что им нужно было меня убить.
— Они тебя почти убили.
— У них не было другого выхода. — Он ещё повременил, собираясь с мыслями; Николас не отрывал взгляда от его лица. — Понимаешь, я никогда не мог выиграть у Эло, — вполголоса сказал Эрвин. — Она техничней. Она лучший специалист. Я не знаю, как у меня получилось. Тем более, что я испугался. За всё время, пока она была инструктором, у неё выиграл только один человек, и это был Уэйнрайт. Бывший Уэйнрайт. Но в нём много осталось… от него.
Он откинулся на подушку и уставился в потолок. Долго, шумно выдохнул. Задумался; и Николас повторил:
— Чего хотела Эло Ниир, если не убить тебя?
Эрвин помолчал.
— Понимаешь, — медленно сказал он, — несмотря ни на что, я не мог оставить дядю Сана. У меня не было коллектива, но у меня был учитель. Он очень хороший человек. Очень добрый. Он единственный, кому я дорог — там. И когда я узнал… Я понял, что должен ему позвонить. Для этого нужен был мантийский коммуникатор. Я знал код прямого доступа, но с другого устройства он бы не сработал. В офисе Неккена были агенты. Мне пришлось продавить одного из них. Так всё и вышло.
Он снова замолчал, опустил глаза. Николас ждал.
— Дядя Сан понял, — сказал Эрвин, наконец. — Поблагодарил. Он сказал, что рад за меня и что я перед ним не виноват. И что я не единственный. Но Эло Ниир не знала содержания нашего разговора. Она или Эрт Антер, кто-то решил, что я неадекватен. Что у меня срыв, как у Реми Рейоса. Моим сведениям нельзя верить. И что это можно доказать дяде Сану.
— Кто это — Реми Рейос?
— Он работал на Гиакенене, — сказал Эрвин. — Это был самый серьёзный провал Комитета. Я теперь, наверно, второй. Но поглядеть на теперешний Комитет… Им нужно было меня спровоцировать, Ник. Чтобы я повёл себя неразумно. Агрессивно. Получить доказательства. Поэтому они поймали тебя. Я очень испугался. Но я удержался. У меня всё получилось. И у них не осталось выхода. Теперь их дисквалифицируют и будут лечить.
— Лечить? — переспросил Николас и подумал, что на Манте всё-таки есть своего рода пенитенциарная система. Впрочем, об этом можно было догадаться и раньше. Идея клетки для директора Йеллена председателю Комитета явно не казалась отвлечённо-фантастической.
— Да, — кивнул Эрвин. — Реабилитировать. Сотрудник Комитета так действовать не должен.
— Их вылечат, — сказал Николас со скрытой иронией, но Эрвин понял и миролюбиво заметил:
— Так их.
Потом он усмехнулся, но улыбка быстро сошла с его лица.
— Я не знаю, откуда они берутся, — сказал он. — Найру «дитя войны», но Эрт Антер — нет. Дефект операции? Или воспитания? Заметили бы раньше. Должно быть, дефект психомаски. Но меня удивило другое. Когда Эло Ниир играла с Доном Эйном, она получала удовольствие, а он — нет. А ведь он был легионером с четырьмя звёздами. Сейчас трудно сказать, но, наверно, я тогда решил, что оставлю Манту. Вернее, не решил. Допустил возможность.
