Андрей Ливадный - Душа одиночки
– Думаю, мы урегулируем данный вопрос в кратчайшие сроки. В конечном итоге, по законам Конфедерации планета принадлежит вашей группе, зачистившей ее от потенциально опасных кибернетических форм. Что касается «Одиночек», то комиссия Совета Безопасности на ближайшем заседании рассмотрит ваше предложение о совместной сортировке накопленных кристалломодулей по тесту «Линии Огня». Все посмертные матрицы сознания пилотов доказавших свою человечность, получат право на дальнейшее саморазвитие, пока что в рамках одной планеты. Вас устраивает такое решение?
– Вполне. – Согласно кивнул Вадим Петрович. – В ответ мы снимем все претензии к ведомству разведки, по поводу организации широкомасштабной провокации, направленной против суверенитета Земли.
– Мудрое решение с вашей стороны. Я обещаю, что виновные понесут наказание.
– Можно дать вам один совет?
– Да? – Шейла остановилась, внимательно посмотрев на Вадима Петровича.
– Это касается проблемы инсектов. Герхард Кох практически нашел решение, но подошел к его реализации не с той стороны.
– Не совсем понимаю, о чем вы?
– Инстинкты. В сообществе инсектов все-таки доминирует общественный разум. Если в древнем языке насекомых специалистам Коха удалось найти понятие, отвратившее наших братьев по разуму от самой мысли организовывать новые поселения на планетах, то почему не воспользоваться аналогичным ходом, придав ему позитивный оттенок? Насколько я знаю, современные средства телекоммуникаций все глубже проникают на планеты скопления О'Хара, а грамотная реклама – это сильнейшее оружие. Инсектов не нужно загонять на просторы полуразрушенной Сферы, гораздо проще сделать так, чтобы они сами загорелись желанием вернутся, и восстановить утраченные знания, жизненное пространство, а вместе с ним и величие своей цивилизации.
Шейла Норман посмотрела на Полуэктова и вдруг улыбнулась.
– Вы мудрый человек, Вадим Петрович. Мудрый и мужественный. Мне было приятно встретиться с вами.
Она коснулась его руки и, развернувшись, медленно пошла к выходу из скрипториума.
Полуэктов долго смотрел ей вслед, думая о том, что завтра вновь вернется на Юнону, войдет в удивительное пространство планеты, где день за днем будет открывать что-то новое, неведомое, доброе, вопреки всему сумевшее прорасти на страшных обломках далекой войны.
Его ждали там Беглов, Рейчел, Скарм, Доброхотов, Ваби, Рорих, Мерфи и еще тысячи пока незнакомых, не названных по имени «Одиночек».
Тех, кто провалил тест «Линии Огня» доказав, что душа – понятие неизменное.
Глава 10.
Страшно, когда надламываются сильные, логичные люди.
Герхард Кох понимал: он должен уйти в отставку. На последнем приеме, который устраивала президент Конфедерации Солнц, он получил от нее прозрачный намек, на недопустимость методов воздействия на межпланетную и межрасовую политику, что систематически допускало главное разведуправление.
Она не обвинила его напрямую, но дала понять, что ей известны все детали провалившейся спецоперации, последствия которой вторую неделю смаковала галактическая пресса, и пытались осмыслить правительства большинства обитаемых миров.
Флот Окраины безболезненно высадился на Везувии, а Юнона после долгих прений в Совете Безопасности все же получила особый статус, – таким образом, Линия Хаммера, сохранявшая свою незыблемость более тысячи лет, оказалась порвана.
В данный момент Кох заперся в своем кабинете.
Нет, он не собирал немногочисленные личные вещи, – просто сидел, в мрачной задумчивости глядя на изменившуюся голографическую карту Обитаемой Галактики.
Впервые за многие годы его душила обида. Конечно, за срыв операции такого масштаба по шерстке не гладят, но Шейла Норман должна была понимать, что ни в одном действии Коха не присутствовало личных мотивов или амбиций, он действовал исключительно ради оздоровления системы галактического сообщества.
Теперь та самая система виделась ему несколько иначе.
Впервые за последние годы он допустил чувства в безупречную логику рассуждений, и все… Герхард вмиг перестал мыслить – он начал ненавидеть.
В тот вечер он не предпринял ничего, но последующая неделя, посвященная формальной «передаче дел» своему заместителю, все же окончательно надломила его.
Рухнул идол, которому он служил. Термин «Конфедерация» потускнел, словно на некий символ плеснули кислоты.
Хорошо… – думал Герхард. – Пусть будет так.
Он никогда не признавался себе, что тщательно душит, скрывает свои чувства. А ведь они были. На протяжении всей карьеры, только он не давал им воли, удерживая свой рассудок в рамках беспристрастного отношения к делу.
Вечером в пятницу, прежде чем уйти из здания генерального штаба он спустился в расположенный под ним бункер.
Формально никто не мог воспрепятствовать ему – заявление об отставке попадет в руки президента Конфедерации лишь на следующий день утром, а пока он оставался Директором, перед которым открыты если не все, то большинство дверей.
Систему сканирования он обошел с легкостью профессионала, и спустя четверть часа уже возвращался назад, унося в плоском, изолированном от проникающего излучения кейсе четыре кристалломодуля.
В сейф, находившийся на нижних горизонтах бункера, он положил точно такие же, только чистые, без единого байта информации.
Вряд ли этих раритетов кто-то хватиться в ближайшие годы, а если и так, он просто пожмет плечами, давая понять, что не имеет к исчезновению данных никакого отношения, – время беспощадно, и особый гриф – «хранить вечно» – это далеко не гарантия, что информация на модулях не может пострадать в результате множества естественных причин…
Он не стал заходить в кабинет, а прямиком направился домой.
* * *Юнона.
– Ты серьезно хочешь сделать операцию, Антон? – В голосе Рейчел сквозило неприкрытое беспокойство.
– Да, милая. И не нужно отговаривать. Я хорошо подумал.
– Мог бы предварительно проконсультироваться со мной. В конце концов, я мнемоник и могу многое пояснить тебе.
– Вот именно поэтому я и не стал заранее тревожить тебя.
– Антон, ты ведь уже не ребенок. Твоя психика сформирована и может попросту не выдержать…
Беглов ласково обнял Рейчел.
Они стояли неподалеку от площадки строящегося жилого поселка. Война оставила на Юноне лишь подземные бункера, все остальное представляло собой либо руины, либо трудно проходимые заросли. За тысячу лет здесь сформировалась своя уникальная система, которую уже нельзя было назвать привычным термином «экологическая».
Часть кибернетических механизмов, уцелевших после орбитальных бомбардировок, продолжали функционировать, а если быть точным в определениях – жить, ибо везде можно было наблюдать следы их борьбы за существование, саморазвития, которое порой принимало самые причудливые, непредсказуемые формы.
– Странно. – Произнесла Рейчел после долгой паузы.
– Что странно? – Переспросил Антон
– Наш мир меняется. Ты собираешься имплантировать себе кибернетические модули, Мерфи наоборот, грезит о том дне, когда в его схему введут биологические компоненты. Все смешалось.
– Каждый стремиться к совершенству, – философски ответил Антон. – Но всякий видит его по-своему.
– Тогда объясни, зачем тебе дополнительные импланты, милый? Ты считаешь, что станешь от этого лучше, совершеннее?
– Я люблю тебя, Рейчел. И хочу, чтобы мы с тобой имели единое мироощущение.
– Так вот в чем дело? – Она нарочито нахмурилась. – Считаешь себя ущербным, да? Глупенький.
Беглов улыбнулся краешком губ.
Странное ощущение – любовь. Особенно когда оно приходит внезапно, и ты понимаешь, что мир вокруг меняется, уже совершенно не укладываясь в рамки прежнего жизненного опыта.
Чувство, возникшее между ним и Рейчел, представлялось Антону чем-то хрупким, неуловимым, и в то же время постоянно витающим рядом: в мыслях, поступках, словно легкая форма помешательства, внезапно настигшая уже сформированное сознание.
– Давай не будем больше спорить, ладно? – Он заглянул в глаза Рейчел. – Мир действительно меняется. Тебе не кажется что тут, на Юноне, ясно обозначены две ветви, на которые разделилась цивилизация? Мы где-то перешагнули грань, причем не в современности, а достаточно давно, только упорно не замечали этого…
– О какой грани ты говоришь?
– Существуют люди и машины. Раньше все было понятно, мы развивались по отдельности, теперь же эта ясность исчезла. Киберсистемы оказались способны к самостоятельному развитию, часть машин хранит матрицы сознания людей, киберпространство становиться средой более комфортной для общения и обмена информацией, чем реальность физическая. Так почему я должен оставаться прежним? Я не хочу возвращаться на Ганио и снова вступать в отряды наемников. Мое место тут, на Юноне, но чтобы понять этот мир, я должен воспринимать его двойственность. А как добиться этого без имплантов, без общения с машинами, с сознанием таких, как Мерфи или Рощин?
