Внучка жрицы Матери Воды - Лариса Кольцова
— Если бы я умела стрелять, я бы самолично убила ту нечисть… — вот что я сказала. — Ты точно знаешь, что этих убийц покарали?
— Точнее не бывает.
— Реги и об этом тебе рассказал? — я ничуть ей не поверила.
— Тебе-то что за дело до чужих бед, если ты к ним не причастна? Не парься о тех, кто вынужден обитать в нижней грязи. А ведь ты считаешь реальную жизнь грязью, что и написано на твоём кукольном фарфоровом личике. Сиди себе на своей кукольной полочке и красуйся, как твои чудесные куколки, если уж тебе столь повезло.
Я ощутила сильное негодование к мерзавке, посмевшей, мало того, что опрокинуть меня всё в ту же чёрную почву лицом, как в детстве, но и завидующей мне по-прежнему со злым и неутолимым пылом. Разговор этот ничуть не сблизил нас. Я и на неразборчивость Нэиля негодовала, уж коли он приблизил к себе эту бессердечную злыдню. Насколько серьёзно, то тут уж мнение девушки никогда не равно подлинному отношению того, кем она и обольщена. Азира верила в его искреннее чувство, а я ничуть. Нэиль — честолюбивый авантюрист по своей природе, как говорила бабушка, любил по-настоящему лишь собственную цель, к которой и стремился, — стать выше тех, кто обитали в привилегированном этаже мира, откуда его самого выкинули вниз. Азира для него всё равно что завитушка, игровой росчерк кисти на тех картинах, коими он забавлялся в свободное время, живя в имении нашего отчима. У него там и мастерская-игровая комната для творческого досуга имелась. Мой брат был многогранно-одарённым, но и предельно закрытым человеком. Очень уж хотелось донести до сознания дуры, что упоённая вера в то, что она властна над его сердцем, её же дурь, но к чему?
Тем временем бабушка Эли на плоту сунулась в бельевую корзинку Азиры, перебирая то тряпьё, что там и лежало. Азира, увлечённая своим же красноречием, того не замечала. А я злорадствовала, видя, как полоумная и заброшенная мать небедного торговца — отца Эли что-то утягивает оттуда себе на использование. Наверное, нижнее бельё матери Азиры заодно с парой полотенец. Скомкав добычу, она положила её в свой плетённый тазик и бодро, не по-старчески, ринулась прочь с плота. Я не выдержала и засмеялась, — Твоя мать задаст тебе трёпку, если ваше бельё опять пропадёт. Да и твои туфли вдруг тоже кто-нибудь утащит. Или ты потеряла их в роще?
Азира посмотрела на свои босые ноги, с испугом взглянула на меня, как опомнилась, и бросилась прочь. Туда, где и оставила свою распотрошённую корзину с бельём. Насчёт туфель, видимо, я попала в цель. Она точно забыла их там, где Нэиль и «развивал её ум».
Красный корсет жрицы Матери Воды и ревность Гелии
К вечеру я пришла к Гелии. Рассказала ей о нашей совместной прогулке. Бесцветным голосом. Как о случайной. Рассказала о конце нашего разговора, естественно умолчав о взаимных излияниях, что этому неожиданному концу предшествовали. Что стало причиной его перемены, я так и не осмыслила, считая, что удар был воспринят им как элемент игры, хотя игры и грубоватой. Рассказала и о купании Нэиля в реке…
— Ты уверена, что Нэиль купался с какой-то паршивкой? Могла же ты и обознаться…
— Женщина с ним не купалась. Она полоскала бельё.…
— И кто она?
Я пожала плечами, держа слово, данное Азире.
— Он всего лишь дурачился! Надо же ему и подурачиться иногда. А эти дурёхи прохода же ему не дают! — Гелия оправдывала проделки Нэиля. а я нисколько не сочувствовала ей.
— Добавь, что и твоему мужу проходу не дают, заметила я. — Всяческие дурёхи. Почему ты выбираешь себе таких мужчин?
— Каких же? — она таращила глаза на меня, возмущаясь моей дерзостью. Причиной же смелости являлось лишь подавленное моё настроение.
— Таких, которые нарасхват. А они всей охапкой у тебя в руках…
— Ты чего такая пунцовая? — спросила Гелия, толком не поняв, где и каким образом я с ним столкнулась. — Откуда такие эмоции? Тебе-то о чём переживать? Не переигрывай, Нэя! Смотришь с такой обидой, словно я имею намерение запихать тебя чудовищу в пасть!
Ещё недавно окрылённая тем, что ей удастся разрешить свою жизненную коллизию, используя меня как наживку, она вмиг отяжелела и бухнулась на диван, ссутулившись и утрачивая свою воздушную осанку. Моё состояние она расшифровала так, что мною пренебрегли. В отместку я тоже оглядела её критически. Платье на ней вдруг показалось мятым хламом, причёска неряшливой, а лицо она спрятала в ладонях. Да и вообще в последнее время Гелия не всегда следила за собой с той тщательностью, как было прежде. Такое зримое состояние упадка говорило о её нешуточных переживаниях. Она сильно устала от двойной жизни, какую и устроила сама себе.
Она опять потребовала подробностей о том, с кем Нэиль купался в то время, когда должен был быть на службе. Я опять повторила, что не уверена, его ли я видела. Тот пловец купался один, а вместе с той неизвестной он лишь… дурачился
— Точно ли она была с той окраины? — спросила она, бледнея так, что мне стало не по себе.
— А ты можешь такое представить, что какая-нибудь аристократка пришла полоскать бельё на нашу окраину? — я поддела Гелию, зная её ревность к аристократкам, роящимся вокруг Нэиля.
— Да сроду бы он и близко не подошёл к какой-то там уродке на окраине! — никак не могла успокоиться Гелия.
— Чему ж ты удивляешься? Мы все там друг друга знаем с детства, все дружили, да и теперь… не все девушки, живущие на бедных окраинах, уродки. А есть такие длинноволосые и блистательные, в красных корсетах, на которых вышиты птицы драгоценными камушками… — я продолжала играть на её нервах. К тому же было очень жаль нового платья, такого удачного, лёгкого и воздушного.
А уж стерва примчалась за ним тут же, ждать себя не заставила. Войдя, она вначале робко озиралась вокруг, страшась, вдруг бабушка дома? Вдруг Нэиль, забывший своё оружие, вернулся за ним? Но он не мог этого сделать столь быстро, а купание в реке являлось нарушением дисциплины, самовольством, раз уж он покинул места патрулирования. Он часто так делал, используя своё преимущество перед тем же Реги-Моном, который являлся одним из его подчинённых. Приняв Нэиля в военный корпус, ему сразу же присвоили офицерское звание как аристократу. А оружие он мог
