Моя нежность - Дарина Александровна Стрельченко
– Давайте пройдёмся, – кивнул Золь.
Из столовой они направились во внутренний двор – туда, где для Оли неизменно, несмотря на глубокую, затянувшуюся зиму, пахло мятой, свежей и острой.
Оля показала профессору скверы и аллеи, показала помидорную теплицу на водо-водяных подогревателях, новенькую стеклянную галерею астронавигации и цеха медицинского оборудования.
– Жарко тут, – расстёгивая пиджак, заметил Золь.
– Тут везде жарко, – кивнула Оля. – Неудивительно, что все стремятся в «Заслон»… Профессор. Профессор Золь.
– Да, Оленька?
– Я так и не сказал вам, как благодарна.
– За что, Оля?
– За то, что вы рекомендовали меня в первый состав, когда оттуда выбыл один из членов. Если бы не ваша рекомендация, мне бы не предложили.
– Это не моя рекомендация, – серьёзно ответил Золь. – Это ваша работа и ваши результаты. Я читал вашу работу по связыванию азота. Эта неожиданная проблема в «Хвое»… Они бы задохнулись, если бы вы не нашли решение.
Оля содрогнулась, на секунду вернувшись в те дни спустя три года после взлёта «Хвои» – в тот день, когда выяснилось, что кислородная установка начала работать, не так, как планировалось, что азота слишком много, и это грозит экипажу мучительной, неотвратимой гибелью – как в законсервированной подводной лодке.
– Ну, если бы не мой способ, инженеры нашли бы какой-то другой, – бодро ответила она.
– Как знать, – откликнулся Золь.
– Так или иначе, я очень благодарна вам, профессор.
– Так или иначе, нельзя недооценивать свою работу, Оля. И если вы начнёте столь же прохладно говорить про ваш Кристалл…
Оля отмахнулась:
– Ну вы-то не начинайте!
– Что, слава уже раздражает? – расхохотался Золь.
– Слушайте, я понимаю, что это очень важная вещь, что очищение воздуха хотя бы в рамках жилых помещений – одна из приоритетных земных задач, но…
– Ох, Оля, – вытирая выступившие от смеха слёзы, проговорил Золь. – Знаете, глядя на вас-студентку, сорвиголову, прогульщицу, – ни за что не подумал бы, что вы, во-первых, создадите столько удивительных вещей, во-вторых, станете одной из главных лиц «Сола», а в-третьих, будете этого стесняться и приписывать успех стечению обстоятельств и чужой протекции.
«“Хвое” по шифру “Лист”, строка три. Инженеру Игорю Атласову.
Привет, Игорёк! А мы опять работаем вместе с профессором. Он перешёл в «Сол» – вот это новости! Мы так душевно поговорили сегодня, вспомнили институт. Он сказал, что я приписываю свой успех стечению обстоятельств и чужой протекции. Эта фраза мне очень в память врезалась. Потому что это чистая правда, Игорь. Если бы не ты, если бы не знание того, что ты – там, на «Хвое», – я бы ни за что не придумала всю эту систему связывания азота. И Кристалл бы мне этот, честно тебе скажу, не был бы нужен, если бы я не видела каждую ночь, будто ты прилетаешь, а дома духота и вонь. Я ведь там почти не бывают… Но хочу, чтобы было свежо и чисто. Вот и вся история, Игорёк. Делаю во благо всех, а думаю только о тебе. Как долго, как долго, как долго же ещё ждать!»
Синий сектор «Заслона». Декабрь 2061-го
«Хвою» тряхнуло крупной дрожью, от командного пункта до самого хвоста. Сопла выжали в космическую пустоту алый огонь, внеплановое ускорение сбило корабль с курса на сотую долю градуса, но чуткое «Остриё», сквозь атомные годы, поймало неладное.
Оля вздрогнула, взглянув на экран.
«Пробоина в корпусе. Повреждение нанесено неизвестным объектом. Природа повреждения – торсионное поле».
Торсионное поле. В глубоком космосе. На половине пути к Солнцу.
Откуда? Откуда?..
Почему-то в голове вертелось только это, а ещё всплывали разрозненные факты о торсионных полях, – поверх растерянности, поверх мгновенной ледяной корки страха, будто пытаясь закрыть клочками разверзшуюся пустоту: «кручение», «связность»… «присутствие сразу во всех точках пространства-времени»…
Пробоина. «Хвоя». Игорь!
Оля вскочила, не чувствуя пальцев, рук, ног, не чувствуя собственных мыслей. Слепо озираясь, ударила по кнопке тревоги. И, будто рыба, разевая рот, уставилась на влетевших в кабинет дежурных.
– Пробоина в корпусе. «Хвоя», – наконец выговорила она. – Экстренная диагностика через «Остриё». Разрешаю использовать любые ресурсы. Живо! Ну!
«Хвоя», «Луг». Декабрь 2061-го
Когда «Хвою» тряхнуло, половина экипажа была в фазе сна. Бодрствовали капитан, Иошико, Юст, Ната и Игорь. Иван сверял маршрут в командном пункте, а остальные резались в шахматы на Лугу.
Когда по корпусу прошла мелкая, едва заметная дрожь, Юст поднял голову. Настороженно протянул:
– Что-то не…
Вот тогда их и дёрнуло – всех, и спавших, и не спавших. Тогда их и продрало жёсткой щёткой от загривка до пяток, тряхнуло, приложило, на миг отрезав гравитацию, и отрезвило ледяными разрядами, прошедшими по всем нервам «Хвои» и экипажа.
На Луг, шатаясь, вбежал командир.
– Юст! Дыра в обшивке. В хранилище есть плексиглас?
Враз побелевший Юст кивнул. Иван, вздёрнув его на ноги, толкнул к выходу.
– Неси всё. Игорь, поможешь. Ната, налаживай ремонтников!
Ната молча бросилась в аппаратную – расконсервировать роботов-ремонтников, не боявшихся радиации открытого космоса. Иошико поднялся, держась за стену, и уставился на капитана.
– Это они? – тихо спросил он.
– Они, – кивнул Иван. – Эти тварюги. Одна, видимо, присосалась к корпусу и смогла пробить.
– Как мы будем чинить? А если они нападут на роботов? Если…
– Я дал максимальное ускорение. Черняшки отлипли от борта. Мы успеем.
– Но… если там дыра… кислород…
– Вот именно! Чинить придётся быстро.
– Может быть, стоит подготовить скафандры…
– Готовь!
Иошико побежал к шлюзам, в «прихожую», где хранились скафандры всех членов экипажа. Он проверял давление кислорода, комплектацию и фито-коробки, проверял ловко и быстро, стараясь не думать, что, если корабль придётся покинуть, никакие припасы, никакие впрыскивания адреналина и глюкозы, никакие фито-коробки не позволят им добраться до Земли. Пешком, с половины пути до Солнца…
Да лучше сдохнуть сразу. Лучше задохнуться сразу, на борту «Хвои».
Он ошпарился об эту мысль, задышал глубоко и часто, принялся с остервенением завинчивать локтевой клапан термостата…
«“Заслон”, проект «Остриё», по шифру “Лист”, строка четыре. Старшему навигатору Ольге Цикорской
Ох и ночка выдалась, Оля! Эти черняшки, эти бедовые дементоры пробили нам броню. Мы весь вечер скакали по “Хвое”, как угорелые. Если бы не Ната… Она как-то сумела уговорить роботов на своём программистском. Правда, у нас остался только один ремонтник – всех остальных спалило остаточным излучением, слизь у этих чёрных тварей, как оказалось, весьма взрывоопасна.
