Стивен Дональдсон - Запретное знание
Сила воли была подобна шизо-имплантату; она отделяла разум от тела, действие и последствия.
Ангус обучил ее и этому, даже не подозревая о преподанном им уроке.
Когда дверь пискнула, Морн почувствовала, как новая волна страха заливает ее, почувствовала дрожь подкатывающей паники. Тем не менее, она сама выбрала этот путь абсолютного риска, где ничто не могло спасти ее, кроме нее самой. Прежде чем дверь открылась, она сунула руку под матрас и включила комбинацию, от которой зависела ее жизнь. Затем она повернулась лицом к человеку, освободившему ее.
Ник Саккорсо выглядел так, как и положено выглядеть человеку, про которого на Станции ходило столько романтических историй: словно истории были чистой правдой. У него были горящие глаза и улыбка пирата, он вел себя с подчеркнутой небрежностью, отчего каждое его движение казалось очаровывало. Его руки знали, как становиться нежными; голос звучал ласково. Одного этого могло хватить, чтобы сделать его привлекательным. Но вдобавок он был опасен – удивительно опасен. Шрамы под глазами свидетельствовали о бешенном темпераменте; они свидетельствовали, что этот человек не остановится перед кровопролитием. Когда от гнева эти шрамы наливались кровью, они свидетельствовали, что это человек, которого не остановит кровопролитие и который обязательно победит.
Он вошел в каюту так, словно был убежден, что никто не посмеет сказать ему «нет».
Морн Хайланд практически ничего не знала о нем. Он был пират, такой же как Ангус Фермопил; и опасный словно ад. И так же, как Ангус, он был мужчиной. Фактически, разница между ним и Ангусом была чисто косметической, а не в основе. Он смог загнать Ангуса в ловушку лишь используя предателя в службе безопасности Станции. Это было все, что ей было о нем известно.
Тем не менее, можно было не опасаться, что она будет смотреть на него сквозь розовые очки романтики. Она знала слишком много о том, к чему приводило пиратство – и что делали мужчины со своими жертвами.
Но вместо тошноты, паники или густого черного тумана страха, который то просыпаясь, то прячась, таился в глубинах ее разума с момента уничтожения «Повелителя звезд», она чувствовала, как в ней растет горячая волна желания. Ее кровь превратилась в раствор страсти, а нервы кожи, казалось, сфокусировались, словно живые сканы. Это ощущение помогло ей протянуть навстречу руки, словно она желала, чтобы Ник поскорее оказался в ее объятиях.
Он отреагировал улыбкой, и шрамы проступили четче; но когда он вошел в каюту и закрыл за собой дверь, он не приблизился к Морн. Он внимательно изучал ее, хотя держался свободно. Через мгновение он мягко произнес:
– У нас нет вариантов, мы не сможем применить тяжелое m. Этот сукин сын сделал свое дело. Мой инженер утверждает, что у нас начался прыжковый флаттер. Мы можем войти в тах и никогда не выйти оттуда. Если мы хотим куда-нибудь попасть, нам следует использовать все, что у нас есть в наличии.
Он сделал паузу, словно ожидая, что Морн что-то ответит. Лучше чувствовать, чем думать. И она не отреагировала. Проблема с m может подождать; сейчас, пока эта сладкая боль скользила по венам, оживляя для страсти каждый дюйм ее кожи, ничто не пугало ее. Пока Ник находился в ее каюте, она могла не опасаться прыжковой болезни. «Каприз капитана» не станет увеличивать ускорение в настоящий момент; желание Ника было такого рода, какое трудно удовлетворить во время резкого ускорения.
Она протягивала ему навстречу руки и ждала. Она не могла видеть собственного лица; но то, что она чувствовала, должно было быть ему ясно.
Он подошел поближе, без труда в движении гася движение корабля. Одной рукой он отстегнул ремни и отбросил простыню в сторону. В одном из отделений ее мозга она вздрогнула и почувствовала желание накрыться снова. Но это отделение было закрыто и отключено от остального тела. Все тело Морн жаждало его прикосновений. Она выгнула спину, подставляя ему грудь.
Но Ник не прикоснулся к ней; он не кинулся в ее объятия. Вместо этого он коснулся идентификационной бирки на цепочке вокруг шеи.
Он не мог бы прочесть коды без того, чтобы поместить бирку в компьютер. И он не смог бы получить доступ к конфиденциальным файлам, не помещая ее бирку в компьютер Безопасности или ПОДК. Но практически как и всякий в космосе, принадлежащем человечеству, он знал, что означают эти рельефные значки.
– Ты полицейский, – сказал он.
Похоже, он не был удивлен.
Так это прозвучало.
Несмотря на то, что желание в ней все росло, мешая думать, Морн подумала: он должен бы удивиться. И затем поняла: нет. У него был союзник в службе безопасности Станции. С первого дня, когда он увидел ее, он мог знать, что она – полицейский.
Эта возможность могла помочь ей спасти себя. Это заставит его думать о ней в категориях засланных агентов и предательства, а не беспомощности и шизо-имплантата.
– Ты спас меня. – В ее хриплом голосе слышалась страсть, хорошо маскирующая страх. – Я буду для тебя тем, кем только захочешь.
В данный момент это было правдой. Шизо-имплантат превратил это в правду. Она схватила его руку, поднесла к губам, принялась целовать пальцы. Они оставляли соленый вкус на ее языке – пот концентрации внимания, когда он выводил «Каприз капитана» со Станции; испарину его собственной страсти.
Но несмотря на то, что все его тело жаждало ее, он не прикасался к ней. Желание, диктуемое шизо-имплантатом, росло в ней; все ее тело горело жаждой страсти. Она не хотела разговоров; она хотела, чтобы он прижался к ней, вошел в нее, вонзился в центр ее.
– Именно этим ты подкупила капитана Фермопила? Именно поэтому ты осталась в живых?
– Нет, – автоматически ответила она, произнося «нет», не задумываясь. Но ей нужно было все обдумать, нужно обдумать, потому что следующие слова, которые она бы произнесла не задумываясь, были бы «он не пользовался этой комбинацией».
Ее собственная страсть была словно рев в ушах. С трудом сглотнув, чтобы нейтрализовать огонь желания, она дала самый примитивный ответ, который мог принять Ник.
– Ты видел его. Я бросила его ради тебя. Я не чувствовала к нему ничего подобного.
Она ничего не знала о нем. Может быть, он достаточно самовлюбленный и примет такой ответ.
Но нет. Или его самовлюбленность была слишком велика, чтобы удовлетвориться так быстро. Он не пошевелился; его улыбка была кривой и кровожадной.
– Попытайся придумать что-нибудь еще.
Попытайся придумать что-нибудь еще. Попытайся придумать что-нибудь еще. Она не могла думать, во всяком случае, когда шизо-имплантат творил с ней такое. Что она может сказать Нику, чтобы он поверил, и достаточно фальшивое, чтобы предохранить ее?
– Прошу тебя, Ник, – сказала она, едва не стеная от страсти. – Может быть, поговорим об этом потом? Сейчас я хочу тебя.
Он продолжал улыбаться, но не сдался. Вместо этого провел рукой по ее телу и сжал ее грудь кончиками пальцев. На сей раз подсознательно она выгнула спину. Его улыбка и глаза не предупредили ее вовремя, когда он резко сжал ее сосок кончиками пальцев.
На мгновение баланс шизо-имплантата качнулся в сторону боли. Она охнула, едва не закричав.
– Тебя зовут Морн Хайланд, – сказал он почти ласково. – Ты – ПОДК. А Ангус Фермопил – самый гнусный нелегал на всем пространстве между запрещенным космосом и Землей. Он дерьмо, а ты – элита, ты работаешь на Мин Доннер. Он должен был уничтожить тебя. Он должен был уничтожать тебя атом за атомом и никогда не рискнул бы вернуться на Станцию. Расскажи мне, почему он оставил тебя в живых.
К счастью, баланс в пульте управления был восстановлен почти мгновенно. Ее крик испарился, словно его никогда и не было.
– Потому, что он нуждался в команде, – ответила она. В ее словах скрывалось достаточная доля правды, чтобы в это можно было поверить. – Он был один на «Смертельной красотке». А я осталась одна на «Повелителе звезд» – я была единственной, кому удалось выжить. – Достаточное количество лжи, чтобы защитить ее. – И не было ничего, чем я могла бы угрожать ему. Поэтому я заключила с ним сделку. Он мог оставить меня умирать. – Она не могла думать, но заставляла себя отвечать. – Он оставил меня в живых, чтобы я стала членом его команды.
Вероятно, потому что она вся горела от желания, ей казалось, что Ник сражается с самим собой. Его шрамы почернели от прилива крови; все, что он видел, было окрашено примитивной всепоглощающей страстью. Его пальцы ласкали ее сосок, словно стараясь заставить позабыть о боли. Она чувствовала дрожь в его мускулах, когда он склонился над ней и слегка поцеловал в грудь.
– Ответ недостаточно хорош. – Его голос казался сдавленным в горле; он с хрипом вырывался наружу. – Но это лишь начало. В настоящий момент я хочу тебя. Ты можешь рассказать все остальное позднее.
