Елена Радзюкевич - Путь домой
– А… извини, не понял, – доктор потер руками лицо. – Слушай, я отлично выспался. Что поделывают наши друзья туземцы?
– Почти все ушли в деревню, – сказал Денис. Почему доктор не ответил про дядю? – Нас вон только сторожат. И жрец у ямы.
Сказав это, он почувствовал, как что-то кольнуло в груди.
Ноис! Вот уж кому хуже всех. А он почти забыл о нем! Не подошел поговорить. Скорее всего, жрец бы и не дал, но попробовать-то можно было? Здорово все же, что он – не Ноис – подумалось мальчику. Вот уж радость-то – всю жизнь просидеть около этого озера, поклоняясь богам.
– «Огненный лев» прилетит? – спросил Денис у Ленси.
И тут же пожалел, что спросил. Прозвучало совсем по-детски.
Прилетит когда сможет – вот и весь ответ. И если сможет. Денис опустил глаза.
– Не волнуйся зря. Прилетит.
Жрец внизу у ямы встал, расправил одеяние и взглянул на людей. Денис видел, что жрец за день постарел на десять лет, безнадежность и горе – вот что было в его глазах. Но голос его, как и прежде, был спокоен.
– Солнце садится, а Одиса так и нет с нами, – сказал он. – Но я терпелив. И справедлив. Подземная дорога опасна. Кто-то мог упасть и сломать ногу, или им трудно идти назад с Одисом. Мы подождем до завтра, а затем пойдем искать их. А пока вы все вернетесь в деревню.
Что ж, они выиграли еще один день. А завтра… Завтра все будет по-другому.
От камней поднимался холод, лежать было неудобно. Трей очень устала за этот день, поэтому сначала ей удалось заснуть. Но часа через два она проснулась. В бок впился камень, она завозилась, устраиваясь поудобней. Теперь кололо в другом месте. Если вытянуть ноги, то они высунуться из-под одеяла и будет холодно. Единственное теплое место – это спина спящего рядом туземца. Голова Трей стала тяжелой, глаза все время хотелось почесать. Она снова свернулась в комочек, укрываясь одеялом с головой. Холодно. Хотелось, чтобы вокруг было сухо, хотелось горячего молока или чая. Она сглотнула, горло отозвалось болью. Трей лежала в полудреме, слушая дыхание туземцев. Вдалеке журчала вода. Сон то приходил, то уходил, единственное, что оставалось неизменным – холод и сырость.
Казалось, она заснула лишь на миг, когда ее затормошили. Пора было идти дальше. Трей села, протирая заспанные глаза. Чихнула. Неужели она заболела? Ничего удивительного. Сколько они бродят по этому подземелью? А водопад? И тут нет Мерлины, никто не уложит в чистую кровать, не посидит рядом, не даст стакан горячего витаминного напитка, от которого проходит через день любая простуда. Веревку на ее поясе дернули, Хон подтянул Трей к себе, достал из под ее одежды факелы. Она снова чихнула, и туземец положил руку ей на лоб. Потом принес большую рубаху, надел на нее через голову, подпоясал веревкой.
На конце одного из факелов загорелся огонь. После долгой темноты сияние желтоватого пламени казалось ослепительным. Трей вытерла глаза и взглянула на туземца. Лицо того было встревоженным. Шершавая рука мужчины коснулась ее щеки.
– Терпи, девочка. Скоро выйдем, – сказал он и в его голосе Трей уже не слышала злобы или раздражения.
Шаг, еще шаг. Тело разогревалось, подчиняясь ритму ходьбы, даже чихать она стала реже. Некогда было. Не упасть, не отстать, не удариться головой о низкий свод пещеры. Вот и тоннель, через который они лезли в прошлый раз, вход в который можно было найти лишь при свете. Почему она не заметила раньше, какой он длинный и какие острые камни на земле?
Выбравшись из прохода к берегу реки, они передохнули немного. Хотелось есть, но запасов больше не было. Туземцы пили воду из реки, Трей зачерпнула немного воды, выпила, ополоснула разгоряченное лицо. Потом снова склонилась к воде. Хон не дал ей больше. Он вытер ей лицо, подолом своей рубашки, снова пощупал лоб, похлопал по спине.
– Замерзла девчонка, – объяснил он остальным. – Выйдем вот, поедим. Согреешься хорошенько. Костер зажжем. Отдохнем.
От слов туземца почему-то защипало глаза. Трей стало жутко жалко саму себя. Почему, почему она такая невезучая? Что она делает здесь, глубоко под землей, неужели бы для нее не нашлось местечка на «Огненном льве»? Если она когда-нибудь окажется там, она будет самым, самым воспитанным, самым послушным ребенком, будет делать все, что ей скажут, никогда никуда не убежит, не спросив разрешения. «Пожалуйста, сделайте так что бы я снова была там», – повторяла она снова и снова, не понимая к кому обращается – к туземцам или неведомым богам, о которых толковали мальчишки.
«Огненный лев» – это недостижимая мечта, яркая звезда на небе. Она закрыла глаза, представляя сияющие огоньки в ночи, одна из которых ее дом. Там тетя Джей, земляне, огромные двигателя… и зачем они летают с планеты на планету? Для чего им это нужно? Сражаются с врагами… Вспышки огней, смертоносных лучей – один огромный звездолет против трех таких же стальных гигантов.
В космосе нет воздуха. Нет воздуха – нет звуков. И вон тот звездолет, ощерившийся батареями орудий, неслышно превращается в нестерпимо сверкающий шар. Трей потрясла головой? Что это? Что ей привиделось? Бой «Огненного льва» с адальскими захватчиками? Неужели их там действительно трое против одного? То есть, теперь двое? И что делают земляне? Защищают колонию? Делают то, что должны делать – поняла она. Так же как она должна делать то, что должна. Не стоять тут, размазывая сопли, а идти к выходу. Как можно быстрее принести Одиса жрецу, тогда он отпустит всех. И когда прилетит «Огненный лев», они будут свободны и все вместе. Она не звездолет, она не может спасти тысячи жизней там, на далекой планете, но она может спасти жизни доктора, Дениса и Селета. Трей высморкалась и вытерла рукой лицо.
И свою тоже. Если удастся.
Селет отщипнул от ветки пару листиков, которые мешали смотреть ему на звезды. Было холодно, и он никак не мог согреться. Стоило задремать – он замерзал и просыпался – тер руки друг от друга и глядел в ночное небо. А что еще ему было делать?
Жаль не видно его родной звезды – Та-Вет. Голубой косматый шар – сколько раз он смотрел на нее, подлетая к дому на илльфийских звездолетах? И не сосчитать. А с земли Та-Вет жаркое солнце. Такое жаркое, что половина планеты Илль – песчаная пустыня. Несколько мелких соленых озер и все. Остальная вода под землей – ее добывают, поднимая наверх из глубоких, артезианских скважин, или производят на больших водных фабриках – ученые давно научились синтезировать воду. Вода на Илль ценится очень высоко. Не потому что ее не хватает, а по традиции. Но дома много парков с фонтанами – любой может подойти и подставить руки под чистые струйки. А еще много полян с цветами и травой. И когда бежишь по такой вот полянке, из-под ног в небо выскакивают летуны – с радужными жесткими крыльями. Селет снова потянулся к листьям. Ветка качнулась, желая уберечь свое зеленое убранство от его рук.
Неужели? Он еще слишком мал, чтобы понимать растения. И такое умение – большая редкость на Илль. Показалось… Он прислушался. В лесу шумели деревья. Стрекотали кузнечики. Слышны были крики птиц. На таком фоне прислушаться к дереву было трудно. Он снова и снова пытался поймать то неуловимое ощущение причастности, единства, которое легко возникало при прикосновении к кому-нибудь, и которое он почувствовал несколько секунд назад. Мальчик прижал пальчики к шершавому стволу – пусть ничего не выйдет, но он попросит прощения за то что оторвал листья… Где-то в глубине дерева теплилась неясная точка. Спокойная, мудрая. Пожалуй, их там было две: когда-то, очень давно два ростка проросли рядом. И начали свое соревнование – кто выше поднимет стебелек, чья листва станет гуще, кому больше достанется солнечного света, чьи корешки быстрее дотянутся до подземной воды. Но как-то так вышло, что стебельки, вместо того, чтобы задавить один другого, коснулись друг друга стволами, да так и замерли, срастаясь день за днем в одно дерево. И двойной комплект корней понес воду к стремительно толстеющему двойному стволу, и сильные ветки раскинули шатер на много метров вокруг, и плотная листва ловила лучи солнца, неся силу и жизнь… Дерево гордилось собой – понял Селет. Своей двойной силой. И не сердилось за сорванные листья, хотя ему было неприятно. Ветер исчез, но теплей от этого не стало. Заснул Селет только на рассвете.
Дорога кончилась и появился тусклый свет. Это означало, что они дошли до той пещеры, где был выход. Туземцы оживились. Появились улыбки на лицах, даже смех. Они тыкали друг в друга, радуясь окончанию дороги. День клонился к вечеру – косые тени прочертили площадку перед пещерой. Пара вспугнутых птиц, суматошно захлопав крыльями по воде, попытались взлететь. Ниил кинул камень, целясь в них, но промахнулся. А жаль. Трей не отказалась бы съесть сейчас куриную ножку, горячую, сочную…
Пока она грелась, туземцы деловито разбивали лагерь. Вскоре запылал большой костер. Ниил вернулся с озера с полным котелком рыбы. Хон подошел к Трей с пучком остро пахнущей травы. Не слушая возражений, он натер девочке спину, горло и грудь этой травой, потом одел на нее высушенную над костром большую рубаху. Кожу зажгло сразу, из глаз брызнули едкие слезы, но это был приятный жар – ровное тепло растеклось по телу. Туземец уложил Трей в хижину, накрыл старыми шкурами.
