Вадим Полищук - Республиканец 2
И этот вариант полностью провалился, других у Вольдемара не было. Фабин несколько секунд изучал его физиономию, выражавшую полное расстройство чувств, потом заговорил.
— Полгода назад мы подписали контракт на утилизацию старой флотской техники, которую не удалось никому продать. С тех пор, на нас свалили такое количество этого металлолома, что при наших мощностях, утилизация растянется на несколько лет.
— Это Вы к чему? — не понял Дескин.
— К тому, что подготовка к утилизации была проведена весьма халатно. Две недели назад едва не сунули под пресс штурмовик с боевой ракетой на пилоне. Заметили в последний момент. Представляете! А что говорить про всякую электронику?
Вольдемар задумался.
— Это не выход. Конечно, из этого хлама можно отобрать более или менее приличные образцы и привести их в порядок. Все равно потребуются запчасти, доки, топливо, деньги, а самое главное — люди. И не просто люди, а специалисты.
— Не узнаю прежнего Дескина. Еще ничего не случилось, а он уже готов все бросить. Вы правильно отметили — главное это люди, но их мы найдем. Обратитесь к своему другу Олвицу, я думаю, он Вам не откажет в данных по флотским отставникам.
Вольдемар опять задумался.
— Есть другой вариант. Кадровый отдел штаба передает эти данные фонду Ветеранов и инвалидов флота, ведь рано или поздно все отставники становятся ветеранами и им требуется медицинская и иная помощь. Надеюсь, управляющий фондом не откажет в такой малости одному из самых щедрых спонсоров. Но где взять деньги?
— Ну вот, уже лучше. А деньги…
Фабин повернулся к коммуникатору, нажал какую-то кнопку и произнес только одну фразу.
— Зайдите ко мне.
Буквально через полминуты в дверях появился маленький, ничем не приметный человечек, напомнивший Вольдемару серую осторожную мышь.
— Проходите. Сколько у нас зависло в «Инвест-капитале»?
Человечек бросил вопросительный взгляд на Вольдемара.
— Ничего, — разрешил Фабин, — при нем можно. Господин Дескин у нас не из болтливых.
Мыш запустил лапку во внутренний карман пиджака дешевого серого костюма. Достал большой серый блокнот, непонятно как поместившийся в карман, полистал и выдал цифру.
— Четырнадцать миллионов двести сорок пять тысяч.
— Оформите господину Дескину доступ к этому счету.
Неприметный человечек молча кивнул и бесшумно исчез за дверью.
— Никак не может привыкнуть, что проверка Контрольного комитета сената нам уже не грозит, — пояснил Фабин, — председатель теперь наш человек.
— А что это за деньги? — поинтересовался Вольдемар.
— Да так, одна серая схема, прибыль прятали четыре года назад. Но зашевелилась налоговая, пришлось все свернуть, а деньги так и висят.
— А как же интересы акционеров и вашей компании? — не удержался Вольдемар.
— Акционеры про них ничего не знают. И, надеюсь, не узнают, — Фабин выразительно посмотрел на Дескина. — А компания обходилась без них четыре года, и дальше обойдется. Кстати, Вы в курсе, насколько вам хватит этих четырнадцати миллионов?
— Нет, никогда не имел дел с финансами.
— Тогда спешу сообщить Вам, что этого хватит только на организационные расходы. Когда начнется ремонт, потребуются десятки миллионов, а на ведение боевых действий улетят сотни миллионов, а скорее миллиарды.
— Но, где взять…
— Да не расстраивайтесь так, — улыбнулся Фабин, — что-нибудь придумаем, организуем какой-нибудь фонд помощи борцам за независимость, рекламную компанию, проведем, деньги будут. Я обещаю.
— Подождите, флот ведь должен платить вам за утилизацию техники.
— Естественно. Но это деньги компании, надеюсь, на них Вы не претендуете?
— Нет, конечно, нет.
— Тогда идите, оформляйте банковские документы и приступайте. История Вас не забудет.
— У меня есть еще одна просьба, — вспомнил Вольдемар. — После лечения на Леде у меня остался долг клинике. Не мог бы фонд Ветеранов выплатить его?
Фабин удивленно взглянул на Вольдемара.
— Вам же дают четырнадцать неподотчетных миллионов. Заплатите из них.
— Не могу. Эти миллионы мне дают не для оплаты личных долгов, а на совсем другие цели.
— Странный Вы человек, Дескин, — только самый внимательный человек уловил бы в голосе Фабина уважительные нотки. — Ладно, я поговорю с председателем, давайте документы.
— То, что нам позволили ковыряться в куче военного хлама и даже отвалили почти полтора десятка миллионов, еще ничего не значит, — охладил энтузиазм присутствующих Дескин. — Нас только проверяют. Сумеем чего-то добиться — поторгуются и дадут еще, не сумеем — давать будет некому. Времени у нас нет, действовать надо решительно. Господин министр, завтра от имени правительства Сагитториуса снимите офис на пересадочной станции Астгартуса, будем там собирать добровольцев.
— Почему на пересадочной станции? — удивился Эскалера.
— Во-первых, оттуда труднее дать задний ход, поэтому придут те, кто твердо решил встать на нашу сторону. Во-вторых, добровольцев будем набирать не только на Астгартусе, незачем их возить на планету.
Вольдемар поймал взгляд Амаэль.
— Госпожа Лабаре, как только получим списки отставников, начинайте рассылку предложений за моей подписью, текст я сейчас набросаю.
— После подавления мятежа, у тебя в офицерской среде очень неоднозначная репутация, — вставил свое мнение Табер.
— Именно поэтому внизу будет стоять моя подпись. Тех, кого моя репутация не устраивает лучше отсечь сразу. Завтра я отправляюсь к бывшему месту службы. Буду клянчить последние разведданные по астенойскому флоту и просить отправить к Каппа Сагитториуса корабль дальней разведки. Нам нужны данные о силах противника и космонавигационная обстановка в системе.
— Думаешь пошлют? — усомнился Табер.
— Думаю, что приказ уже отдан. Я достаточно долго протирал штаны в этой конторе, чтобы разобраться в принципах ее функционирования. Командование не может не послать разведчика во вновь открытую систему. Просто так, на всякий случай, обстановку уточнить.
— Рискуем потерять внезапность.
— Вот я и буду валяться у них в ногах, чтобы послали самый современный разведчик с самым опытным командиром, а также дали ему соответствующие инструкции о проведении скрытой разведки. Но даже если его обнаружат, то лучше потерять внезапность, чем соваться в слепую. Не забывайте, нам будет противостоять не самый худший во вселенной военный флот, а мы пойдем в бой на списанной технике, и взаимодействие будем отрабатывать уже в бою. Вся надежда на боевой опыт добровольцев. Что еще?
— Продовольствие, топливо, — подсказал Табер.
— Это придется купить, деньги пока есть.
— Оружие, боеприпасы?
— Не проблема, — отмахнулся Вольдемар, — сейчас склады завалены огромным количеством уже ненужного оружия и ракет с истекающим сроком хранения. Производство военного времени по упрощенным технологиям, долго храниться не может. Утилизировать это все дорого, поэтому с большим удовольствием скинут нам. Через два дня я отправляюсь на пересадочную станцию, буду встречать добровольцев.
— А мы? — обожгла его взглядом Амаэль.
— У вас через шесть дней важная встреча, а до нее общение с отставниками. Когда закончите здесь, жду вас на станции.
Температура в комнате существенно снизилась. Во всяком случае, взгляд женщины уже не обжигал кожу, а только согревал сердце.
Прежде чем отправиться на пересадочную станцию, Вольдемар, поставленный в тупик поведением Амаэль, решил поговорить о ней с человеком, знающим ее намного дольше него — с министром Эскалерой. Выбрав момент, когда они остались наедине, Вольдемар решился начать разговор.
— Господин Эскалера, у меня к Вам есть э-э-э, личный разговор о э-э-э…
— Уж не о моей ли секретарше Вы решили поговорить со мной.
— Ну-у, да. А откуда Вы…
— У нас стариков очень чуткий сон. Ладно, уж если пошло такое дело, то предлагаю перейти на ты и называть друг друга по имени.
Вольдемар только кивнул. Прикидываясь стариком, хотя это было далеко не так, Эскалера мог намного свободнее вести разговор, чем неискушенный в таких делах и сильно закомплексованный Дескин. Не удивительно, что именно он взял на себя ведущую роль.
— Вы хотите понять, почему Амаэль ночью спит с Вами, а утром делает вид, будто ничего не было и держит дистанцию.
— Ну, да. Я не понимаю…
— И не пытайтесь понять женскую логику, особенно в таких делах. Это как древняя деревянная кукла, раскрываешь одну, а под ней вторая, а дальше третья, четвертая и так далее. Если у тебя хватит настойчивости и глупости докопаться до последней, то обнаружишь, что своими действиями ты все разрушил и сам в этом виноват. Я тридцать лет женат на одной женщине. Лет через десять после свадьбы у меня хватило ума перестать выяснять отношения и копаться в причинах ее поступков. Я просто воспринимаю ее такой, какая она есть, и мы счастливо прожили еще двадцать лет. Надеюсь, проживем еще столько же. Что не терпится повторить ошибки старого Тьера? Вот тебе первая кукла. Ей скоро двадцать пять, и по нашему закону она обязана родить второго ребенка.
