Мрачные тайны Луарвига - Лариса Куницына
Макс был личностью незаурядной, талантливый биоинженер и кибернетик, он держал свои таланты в тайне, и единственным его детищем был Кинг, мощный компьютер на живых кристаллах, этакий супермозг. Именно его бесконечно обучал и совершенствовал Макс, отдав свои силы помимо этого увлечения, борьбе со Злом, как он её понимал. А понимал он её так же прямолинейно, как и всё остальное: если враг не сдаётся, он должен быть уничтожен. Поэтому Макс, хоть и предпочитал белоснежные сорочки и безупречные узкие сюртуки, никогда не гнушался тем, чтоб взять в руки лучемёт, напялить на голову защитный шлем и рвануть с перекошенной от ярости физиономией в атаку на мировое Зло.
Я явилась по приглашению точно в указанное время, предварительно надев элегантное, но не броское платье, тщательно наложив макияж и уложив волосы. Именно это ценил во мне Макс: элегантность, исполнительность и пунктуальность, потому что именно в этом мы были похожи. Бледный, с резкими чертами лица, горящим взором и причёской под маршала Мюрата, Макс в то утро вышел к завтраку в чёрных брюках и узком сюртуке, под которым белела сорочка и мерцала на широком ремне чеканная пряжка. Уныло посмотрев на него, заспанный Терренс в домашней бархатной куртке цвета пыльной розы упал на стул перед своей тарелкой и проворчал:
- Неужели нужно будить всех, если самому не спится? Ты помнишь, во сколько мы легли? Мне, между прочим, для нормальной жизнедеятельности нужно не меньше восьми часов сна…
Джерри усмехнулся, глядя на него, и небрежным и точным движением опустил салфетку на колени. Он не стал надевать пиджак и галстук, но всё равно выглядел безупречно. Ли наверняка встала ещё до рассвета и успела проделать полный комплекс китайской гимнастики и теперь сидела за столом с вежливо-отсутствующей улыбкой. Джефри появился последним. Мрачно взглянув на Макса, он проворчал: «Садист…» и тоже сел.
- Доброе утро, - ледяным тоном произнёс Макс, взглянув на него. – Если у кого-то сломались часы, то уточняю, что уже девять и у нас много дел. К сожалению, Эдди уехал, однако мы попытаемся справиться без него.
По такому вступлению можно было решить, что он начинает важное совещание, но на самом деле ничего подобного. Просто у него такая манера совмещать приятное с полезным, обсуждая за завтраком возникшие проблемы. К этому уже все привыкли, и никто особо не обращал внимания на его многозначительный тон.
- Вернёмся к нашей проблеме, - произнёс Макс тоном председателя собрания.
- Нет никакой проблемы… - возразил Терренс. – И дел у нас нет. И незачем было вскакивать в такую рань. Всё тихо и спокойно. На фронте затишье, солдаты спят, маркитанки штопают знамёна.
Макс мрачно взглянул на него.
- То, что сейчас мы пока без срочной работы, ещё не значит, что можно дрыхнуть целый день. Именно сейчас у нас есть возможность более внимательно разобраться в том, что выглядит так подозрительно. Или ты не согласен?
- Минуту, - я подняла руку, - семейные сцены оставим на потом. Как я поняла, сейчас в городе не происходит никаких инцидентов, требующих нашего немедленного вмешательства?
- Никаких, - кивнул Джерри, намазывая джемом тост. – Прекрасная возможность осмотреться, понаблюдать, поразмышлять…
- У кого, конечно, есть на это время, - проворчал Джефри, вечно занятый на службе у своего тестя судовладельца Келха.
- Очень хорошо, - кивнула я и снова вспомнила о вчерашней встрече. – Но всё-таки какая-то проблема есть?
- Не проблема… - покачал головой Терренс. – Подозрение. У него…
Он ткнул пальцем в сторону Макса.
- Теперь я могу сказать? – уточнил тот. – Спасибо. Так вот, - он обратился ко мне, - всё дело в одной картине. Начну сначала… У моего отца был старый друг, его звали Мигеле Фернандес дель Соль. Он был такой же чудак, что и папа, но куда более безобидный. Он жил спокойно в своём доме на авеню Пари, содержал небольшую, но довольно престижную антикварную лавку и писал какие-то исследования по истории изобразительного искусства. Он жил один, и после смерти отца я навещал его, чтоб он не чувствовал себя слишком одиноко. У него не было родственников, и все его друзья давно отошли в мир иной. Короче, месяц назад он скончался, оставив после себя этот самый дом и лавку, назначив меня своим душеприказчиком. Всё своё имущество он завещал продать на аукционе и передать деньги в благотворительные фонды и часть – школе искусств, в попечительский совет которой он входил. Он сам составил полный каталог своего имущества, который был по его распоряжению напечатан в антикварном бюллетене за позапрошлый месяц. Каталог снабжён подробными пояснениями к каждой позиции с указанием оценочной стоимости. Произведения искусства, подлежащие продаже, выставлены в галерее Портмана, арендованной на ранее зарезервированные им средства. Аукцион назначен на восьмой день Рэу, то есть через три недели. Казалось бы, такая завидная предусмотрительность должна была бы обеспечить беспроблемное исполнение его последней воли. Но проблема всё же возникла…
- Ну, какая это проблема? – фыркнул Терренс. – Кое-кто желает купить одну из вещей без аукциона…
Макс метнул на него гневный взгляд, потом посмотрел на меня.
- Наверно, он прав, это не проблема. Но это довольно странные обстоятельства. Речь идёт о картине, написанной маслом на кипарисовой доске. В каталоге она числиться как «Посещение больной» Яна ван Эйка, 1435 год.
Я нахмурилась, вспоминая то немногое, что мне было известно о Северном Возрождении и фламандской живописи того времени. Макс тем временем продолжил:
- Началось всё с того, что к моему адвокату Руфусу Тэнгу, который занимался формальностями, обратился некий Магнус Ван Тот, с предложением продать ему картину за сумму в три раза превышающую ту, что указана в каталоге. Ты знаешь старика Тэнга, он формалист и зануда, и потому предложил этому господину поучаствовать в аукционе. Спустя несколько дней некий художественный музей Алкора предложил за картину сумму в десять раз больше. Тэнг обратился ко мне, и я сказал, что воля покойного для нас закон. Им тоже предложили дождаться аукциона. Неделю спустя явился некий посредник, который не пожелал назвать своего клиента и предложил в сумму на два порядка