Калмыцкая праща - Антон Ерёмин
– Автопилот.
Кресло тут же отъехало назад и наклонилось. Я практически лежал и смог полностью вытянуть ноги. Стрелка спидометра застыла на ста пятидесяти километрах в час, но скорость никак не ощущалась. Открыв подлокотник, я достал из него запотевшую бутылочку пива и пакетик с арахисом. Вот оно будущее, я еду в машине и наслаждаюсь холодным пивом, не опасаясь, что меня остановят и лишат прав.
Бумер довез меня до гостиницы быстро и без происшествий. Остановившись, он сам открыл дверь, и я подошел к багажнику. Его дверка так же плавно и легко отварилась, и я извлек из него свой чемодан. Поставив его на землю, я побрел к отелю, а чемодан послушно поехал за мной по блютус протоколу, благо его в Калмыкии не ограничили. Бумер напоследок подмигнул мне аварийками и поехал за другим клиентом. Заселившись в номер, я сразу же уснул.
На следующее утро меня уже не будили в шесть утра как в прошлый раз, я выспался и спустился в лоби-бар на завтрак. На коммуникатор пришло сообщение о моей регистрации на рейс, старт в шесть вечера, а значит, можно не торопиться. Чемодан я сдал в камеру хранения отеля, свои вещи в космос брать было нельзя. Такси, на этот раз Мерседес, отвезло меня в космопорт. Проверка посадочного талона и меня проводили в раздевалку. Я разделся полностью, даже нижнее белье снял, все уложил в контейнер и оставил до моего возвращения. Поверх нагого тела я одел льняной комбинезон, поверх его резиновый костюм, сразу за ним легкий экзо скелет, а уже на него скафандр. Гермошлем был обязателен в полете, но не на космодроме, поэтому я просто взял его с собой.
– Рады приветствовать вас в космопорте Калмыцкая праща. – Широко улыбаясь, поздоровалась со мной красотка стюардесса. – Прошу вас подойдите ко мне.
Я подошел, и девушка подсоединила к моему скафандру шланг.
– Что это такое?
Это электрогель. Он будет закачан в ваш резиновый костюм и полностью поглотит все перегрузки.
– Перегрузки? – Удивился я.
– Да. Во время полета вы будете испытывать перегрузки равные 10 «Ж», но электрогель их полностью поглотит. Вы ничего не почувствуете.
Пока закачивался электрогель, я еще раз поразился гению Трубецкого, он продумал все и даже больше, например, космодром строился на государственные деньги, но в итоге он стал собственностью Трубецкого. Он создал компанию и государство инвестировало в нее свои средства. Расчет был прост, на госстройке начнут воровать и сдвигать сроки вправо, а на частной, смета будет стабильна. Так и произошло. За первые пять лет Трубецкой вернул все инвестиции и столько же сверху, так что довольны были все.
Я пробыл на космодроме всего тридцать минут и уже сидел в кресле челнока, никакой волокиты и лишней суеты. На левой руке у меня был монитор, на него выводилась вся моя биометрия – пульс, давление и все прочее —зашкаливало.
– Первый раз летите. – Обратился ко мне седовласый старичок на соседнем кресле. – Не переживайте. Все будет хорошо.
– Но как вы догадались? – Удивился я.
Старик подмигнул и показал пальцем на мой монитор, затем он показал мне свой. Его цифры были на порядок ниже моих, он был полностью спокоен.
– Меня зовут Бьёрн. Я уже пятый раз лечу, вскоре вы упадете в объятья «Дианы», не переживайте.
– Дианы?
– Да. Дианы. Космодром на орбите, он назван в честь сестры Трубецкого.
Старик показал пальцем на потолок шатла, на нем красовалось имя Дианы на фоне орбитального космодрома. Точно. Я вспомнил сколько было связано с этих скандалов. Диана вела очень разгульный и вызывающий образ жизни, она много путешествовала, никогда ни за что не платила и меняла мужчин как перчатки. Многие были против нее, но Трубецкой был непреклонен, и я знал почему.
Бьёрн был из Швеции, но по-русски говорил чисто и бегло. Во всем опять был виновен патриотизм Трубецкого. Официальным языком в космосе был русский, хочешь лететь, учи язык.
– Счастливого полета. – Улыбнулась мне в лицо стюардесса и надев на меня гермошлем, застегнула ремни безопасности.
Еще минута и на мониторе начался обратный отсчет, легкий удар и полная тишина. Я ничего не чувствовал. Летим мы, или еще стоим. В челноке было все продумано до мелочей, даже если произойдет авария, мое кресло будет выброшено из него, скафандр и электрогель спасут меня от перегрузок, а гермошлем не даст задохнуться. Если авария произойдет еще в атмосфере, то я спущусь на парашюте в кресле, если уже на орбите, то меня найдут спасатели. За все время не было ни одного несчастного случая, но учения проводились регулярно.
– Дамы и господа, добро пожаловать в космос. – Донесся из динамиков голос капитана и раскрылись иллюминаторы.
Всего три минуты полета, и я уже смотрю на Землю из космоса. Я повернулся и увидел улыбающегося Бьёрна. Он показывал мне большие пальцы и был очень довольным. Шатл заложил петлю и повернулся к земле другим бортом. Пред моим взором предстал орбитальный город, это действительно был город, с улицами, перекрестками и кварталами. Небольшие научные станции носились одна за другой на определенной скорости и высоте. Перед ними мелькали курортные отели, были здесь даже виллы олигархов и прочих богачей. Дом на орбите стоил не дороже дома, ну скажем, в Монако. Да, позволить себе дом с видом на землю мог не каждый, но их строили сотнями, а спрос все равно превышал предложение.
За станциями и отелями огромными куполами белели теплицы. Эти махины были в сотни раз больше гостиниц, в них растили особые растения, их отбирали лучшие селекционеры планеты. Воздух и вода в космосе были самым ценным ресурсом, эти растения поглощали минимум воды, а перерабатывали максимум углекислого газа.
Были здесь и больницы. Они выделялись на фоне остальных большими красными неоновыми крестами. Все они принадлежали одному человеку – Академику РАН Штольцу. Этот врач встал на одну ступень с Трубецким, он был признанным гением и три года подряд получал нобелевскую премию по медицине. Все дело было в его биомассе. Как оказалось, на орбите в невесомости можно было вылечить любую болезнь. Человека помещали в ванну, ее заполняли биомассой Штольца, она проникала в легкие человека, и он начинал дышать ею. Что бы избежать шока от заполнения жидкостью легких, пациентов вводили в искусственную кому. Насыщенная кислородом биомасса через легкие проникала в кровь, а по ней растекалась по всему
