Дэвид Ллевеллин - Захват Челси 426
— Да, — сказала Вена. — Он Криоген, правда?
Доктор, хмурясь, обернулся в Вене.
— Криоген?
— Вы что, не знаете ничего? С ним было что-то не так, пятьсот лет назад, опухоль или что-то такое, так что его заморозили. Около десяти лет назад его разморозили, и вскоре после этого он вернулся.
Доктор снова повернулся к экрану и поморщился.
— Ох, нехорошо это, — сказал он.
— Почему? — спросил Джейк.
— Долгая история, — сказал Доктор. — И немного неприятная для тех, кому нет пятнадцати. Может быть, в другой раз. А сейчас нам нужно вовремя вернуть вас двоих к вашей работе по дому.
Ребята застонали, и Доктор провел их обратно к улице Танбридж.
— Ну, — сказал он, когда они шли вниз по перекрытой улице и прошли мимо старой женщины, гуляющей со своими собаками, и послушных детей, следующих за своими толково выдрессированными родителями как вереницы утят. — Расскажите мне об этом Цветочном Шоу.
— Что рассказывать? — спросил Джейк.
— Ну, — сказал Доктор, — откуда цветы?
— Вы не знаете? — спросила Вена. — Где вы последний год были, на Плутоне?
— Они были в облаках, — вмешался Джейк, смущенный сарказмом своей сестры. — Просто летали везде. Профессор Уилберфорс нашел их, когда брал образцы. Он посадил их, и они выросли в эти удивительные, замечательные большие цветы. Только их еще никто не видел. Их не увидят до завтра.
— Хорошо, — сказал Доктор. — А где я могу найти этого Профессора Уилберфорса?
Глава третья
— Вот так… Поднимите ваш подбородок чуть-чуть, пожалуйста… Вот так вот… Да… И держите его… А теперь постарайтесь не моргать… И… Да.
Мистер Седжфилд, мэр «Челси 426», искоса бросил взгляд на голографа и громко фыркнул носом, закатывая глаза тогда, когда приезжий не смотрел на него.
— Это еще много времени займет? — нетерпеливо спросил он.
— О, нет, — сказал голограф, неряшливо одетый молодой человек, который звал себя Зик. — Еще несколько снимков, и мы закончим.
Словно одного его стиля в одежде — рваные, сшитые из кареллиума брюки и мерцающая неоновая футболка — было недостаточно, чтобы вызвать раздражение, Зик еще и жевал жвачку. Мистер Седжфилд не мог не задаться вопросом, почему он не добавил жевание жвачки в список запрещенных действий Кодека Колонии. Она, конечно, нигде не продавалась на «Челси 426», так что маленький неряшливый малыш должен был брать ее с собой. Достаточно было бы лишь нескольким подросткам колонии увидеть приезжего, лениво жующего жвачку, и довольно скоро они бы все ее жевали.
Они были в офисе мэра, стеклянном куполе на вершине узкой башни в сердце колонии. Они были здесь уже какое-то время, пока мистер Седжфилд, устраивался на большом деревянном стуле с очень большого размера, в кожаном переплете копией «Размышлений» Марка Антония, открытой на его коленях и озаглавленной под таким углом, что название, отчеканенное в листе золота на корешке книги, было видно лазерной камере Зика. Хотя испытывалось его терпение, портрет был первоочередной мыслью мистера Седжфилда.
В конечном счете он должен был быть показан на выставке в Обергаллерее, огромном искусственном острове в Северном море. Там изображение мэра Седжфилда оказалось бы среди портретов «самых влиятельных людей» галактики. Впервые о выставке, мистер Седжфилд использовал свои контакты с домом, чтобы убедиться, что он займет место среди политиков, предпринимателей и знаменитостей.
Когда Зик установил лазерную камеру в другом углу комнаты, мистер Седжфилд спросил: «Скажи, рядом с кем я буду на выставке?»
— Простите? — сказал Зик, глядя на него из-под нахмуренных бровей и по-прежнему жуя свою жвачку.
— На выставке… чья голограмма будет рядом с моей?
Зик пожал плечами, регулируя камеру и наклоняя ее так, что теперь объектив смотрел прямо на мэра.
— Не знаю, — сказал он. — Я просто делаю картинки, верно?
Мистер Седжфилд презрительно тряхнул головой и снова принял свою королевскую позу с открытой на коленях книгой, но его пристальный взгляд застыл на черном навесе космоса над куполом.
Когда камера излучила внезапные вспышки зеленого и красного света, в дверь постучали.
— Входите, — сказал мэр сквозь зубы, едва открывая рот, как если бы он пытался говорить голосом чревовещателя.
Дверь легонько открылась, и один из его помощников вошел в комнату.
— Господин мэр, — сказал он. — Вас хочет увидеть мистер Смоллс.
Седжфилд застонал, словно ему было больно; все его тело кажется спустившимся. Он захлопнул увесистый, в кожаном переплете том с громким хлопком и положил его на свой стол.
— Что ж, — вздохнул он, — я думаю, тебе лучше ввести его. — Он повернулся к Зику: — Нам придется закончить это позже.
Зик пожал плечами, как если бы ему не было дела ни до чего в мире, и вразвалку вышел из офиса.
За те секунды, когда Зик уходил, Райли Смоллс вошел в комнату. По сравнению с его обычным настроением, он, казалось, так же был рад видеть мэра, как мэр — его.
— Вы звали меня? — спросил Смоллс, садясь напротив письменного стола мэра, не дожидаясь, когда ему предложат сесть.
— Да, совершенно верно, эм, да, — сказал мистер Седжфилд, возвращаясь на свое место и даря телеведущему неискреннюю улыбку.
— По поводу чего? — спросил Смоллс.
— Ну, — сказал мэр немного неловко. — По поводу этих ваших программ… Цветочного Шоу…
— Что с ними?
— Да… верно… ну… есть определенное единое мнение… в совете Колонии, я имею в виду… что ваши программы немного… эм… негативны… по отношению к приезжим.
— Абсолютно точно, — сказал Смоллс, скрещивая руки с ханжеским кивком.
— Да, — сказал Седжфилд, уголки его улыбки стали растягиваться. — И, эм, разумеется, вы озвучили свое мнение, но… эм… некоторые люди не могут не чувствовать, что, возможно, создался бы лучший… эм… образ колонии… в целом, понимаете, если бы мы были немного более… эм, какое же слово я ищу… позитивны по отношению к нашим гостям? Пока они здесь? Я хочу сказать… Ваше шоу транслируется на всех общественных экранах, и… эм… гости могут увидеть экраны и… эм… услышать, что вы о них говорите. Так что некоторые люди говорили, что, эм…
— Некоторые люди? — спросил Смоллс, наклоняясь немного ближе к мэру. — Вы имеете в виду, вы?
— Ну, — сказал мэр, нервно смеясь, — я не говорил, я хочу сказать, то есть я, эм…
— Совершенная ерунда. Все это совершенная ерунда. Я не просил никаких приезжих. И я разговаривал с довольно многими людьми в совете Колонии, и они тоже их не просили. Есть вопросы, на которые нужно ответить, мистер Седжфилд.
Мэр неуклюже сдвинулся на своем стуле, его сиденье неосторожно заскрипело от кожаной обивки.
— Например?
— Как удержать их от того, чтобы остаться? — спросил Смоллс. — Как только закончится Цветочное Шоу, я имею в виду. Как удержать всех этих приезжих с их причудливой одеждой и странными волосами от того, чтобы остаться здесь, на «Челси 426»? Сейчас их больше пятидесяти кораблей, мистер Седжфилд. Их почти столько же, как и нас. Достаточно, чтобы остались несколько кораблей приезжих, и через пять лет вы бы не узнали место. Они бы провели кандидата на выборах в совет, и следующее, что вы бы узнали, то, что мы внесли бы изменения в Кодекс Колонии.
— Ну, я не думаю, что сейчас нам нужно беспокоиться об этом, — выплюнул мистер Седжфилд. — Я хочу сказать, действительно…
— О, правда? — сказал Смоллс. — Может, вы и не думаете, что нам нужно беспокоиться, но многие люди беспокоятся, мистер Седжфилд. Многие люди. Люди, которые голосуют.
Между двумя мужчинами повисла долгая пауза. Они рассматривали друг друга через стол, и мэр сложил руки холмиком, шпиль указательных пальцев уперся в его губы. Он глубоко вдохнул и резко выдохнул долгим медленным вздохом.
— Понятно, — сказал он, и затем более уверенно, словно это была заученная речь: — Что ж, разумеется, хотя мы признаем… резонанс, который вызвали приезжие на «Челси 426», мы убедимся, что есть жесткие регламенты для предотвращения какого-либо изменения нашего стиля жизни сразу после того, как Цветочное Шоу закончится. Здесь важна гармония, вы согласитесь, я думаю?
Смоллс кивнул, хотя он по-прежнему не улыбался.
— Согласен, — сказал он. — Мы хотим, чтобы они покинули эту колонию в ту же минуту, как закончится Цветочное Шоу. Все они.
— Все?
— Все.
— Хорошо. Да. Конечно. Хотя, на самом деле, это может быть немного…
— Я сказал все они, мистер Седжфилд, — сказал Смоллс, резко вставая и поправляя свой пиджак. — А иначе будут проблемы. Приезжие, собирающиеся с силами ко всему возможному. Бунтующие на улицах. И приходит время выборов…
