Константин Колчигин - Ранняя осень. Книга первая. Изгнанник
– Вам нравится этот мир? – однажды спросила девушка Клеверова, пытаясь найти тему для разговора.
Молодой человек окинул взглядом суровые безмолвные скалы, обступавшие долину, вгляделся в бездонное темно-синее небо и только тогда посмотрел Елене в глаза.
– В нем есть своя неповторимая красота, – задумчиво произнес он. – Багряные тона – словно свет угасающей зари – источник безотчетной печали. Может быть, здесь как нигде, находясь в одиночестве, человек почувствует ничтожество собственных страстей, и это откроет ему путь к нравственному совершенствованию и познанию самого себя.
– Вы любите одиночество? – решилась спросить Елена.
– Большую часть детства и почти всю юность я был одинок, – ответил Клеверов, глядя куда-то вдаль. – Хотя всегда рядом были люди. Временами мне казалось, что я наконец вырвался из этого все сжимающегося кольца, но это был лишь самообман, не более. Видимо, одиночество – это скорее свойство натуры, а не среды. Порой в печали мы находим утешение, а в страданиях – горькую радость. Может быть, поэтому не столь уж сложно пренебрегать собственными желаниями.
Он замолчал, продолжая смотреть на далекие остроконечные вершины гор.
– А женщины, Андрей Николаевич? – с болью спросила Князева.
– Неужели они не вносят в вашу жизнь радость и смысл?
– У меня нервная, впечатлительная натура, Лена. Периодически я страдаю головными болями и бессонницей, и то, и другое является следствием общения с людьми. Я мало сплю, мало ем и очень много двигаюсь. Движение – одна из немногих радостей моей жизни.
– Вы не ответили, Андрей Николаевич.
– Просто вы не поняли, Лена. Я нахожу излишним давать подробные объяснения, поскольку вы сами женщина.
– Девушка, – с улыбкой поправила Князева.
– Речь не об этом. Вы прекрасная спутница, пока испытываете четкое желание нравиться. Со временем любые отношения теряют свою привлекательность, и мы уже имеем дело с обнаженной насквозь порочной человеческой натурой.
Несколько минут они молча шли рядом. Елена внимательно посмотрела на собеседника.
– Вы тоже хотите нравиться, Андрей Николаевич. Разве не больше всех вы уделяете внимание своей внешности?
– Конечно, Лена, – чуть улыбнулся Клеверов. – Я жить не могу без поклонения. Отсюда стремление к совершенству и продлению молодости.
– Как собака на сене… Вы не находите это безнравственным?
– Оставим этот разговор, Лена.
Они подошли к катеру. Девушка остановилась у берега, стараясь не смотреть на Клеверова.
– Отойдите от воды, Лена, – вдруг резко сказал он.
Елена вздрогнула, но тут же отшатнулась, увидев как беззвучно вспенилась вода. Клеверов сильно толкнул девушку, она упала, ударилась и, приподнявшись, увидела, как молодой человек, стоя над ней, стрелял по каким-то рвущимся на берег шипящим коричневым клочьям. Мощные световые импульсы расплавили породу, от жара с треском стали раскалываться камни, закипела вода, потом наступила тишина. Клеверов вложил пистолет в кобуру и помог подняться Князевой.
– Простите мою бесцеремонность.
– Вы очень обходительны, – все же улыбнулась девушка.
IV
На рассвете Вейчл, взяв с собой Крейга и Хорнера, полетел на одной из двух исправных машин вглубь материка. Через десять минут полета, когда внизу показались первые долины с буйной растительностью, двигатели начали давать перебои. Вейчл принял решение вернуться на станцию. Поворот не удался, и ракетоплан совершил вынужденную посадку среди скал. На связи сидел Рагнер, он и принял первое сообщение с потерпевшей аварию машины.
– Билл, – сказал Крейг. – Наши дела плохи. Посадка вызвала лавину. Люки придавило так, что мы даже их разгерметизировать не можем. Запаса воздуха хватит часа на три, не больше. Пусть Клер решит, как лучше поступить.
Рагнер на минуту задумался, он и сам знал, как нужно поступить, но он не был пилотом и никогда не сумел бы посадить машину в горном районе. Уильям повернулся к двери и увидел Вега, следом вошла вся его компания и обе девушки.
– Слышали? – спросил Рагнер.
– Слышали, – ответил Вег за всех. – Однако куда же ты, Билл?
– Как куда? – растерялся Уильям.
– Сядь, Билл. Давай разберемся. Ты же знаешь Звездный устав не хуже нас.
– Ну и что?
– Тринадцатый параграф сверхдальних рейсов: если спасение членов экспедиции связано с большим риском, то этот вопрос ставится на голосование всего наличного состава экспедиции. Так вот, Билл: у нас лишь одна исправная машина, и неизвестно, удастся ли еще отремонтировать другую, а мы ведь ещё вернуться на корабль должны…
– Ну, а малый звездолет?
– Его никогда не посадить среди этих скал. Так что, Билл, мы против этого риска, и нас – большинство!
– А о Клере вы подумали?
– С ним у нас другой разговор.
– Значит, Руал, ты предлагаешь мне бросить командира и его ребят? – медленно произнес Рагнер.
Он поднялся – головой выше всех и парни Вега даже притихли, глядя на эту могучую фигуру. Уильям схватил Руала за ворот куртки и приподнял над полом.
– Негодяй…
Гер Эст, обойдя Рагнера, стукнул его тяжелым гаечным ключом. Уильям пошатнулся, качаясь, сделал несколько шагов. Механик пошел следом и ударил еще дважды… Князева вскрикнула.
– Молчать! – с ненавистью сказал Вег. – Ирен! Действуйте, как договорились, зовите Клера. А вы, Эллен, улыбайтесь, черт побери, да веселее!
Альг и Эст встали у дверей. Вег остался рядом с Князевой, остальные заняли позицию ближе к столу.
– Только посмейте что-нибудь сказать, Эллен, – жестко произнес Руал.
Дверь отодвинулась.
– Защищайтесь, Андрей Николаевич, – быстро сказала Елена и закрыла лицо руками, чтобы не видеть схватки.
Наверное, Клеверов сразу оценил ситуацию и принял решение.
– Напрасно вы это затеяли, безумцы, – с горечью произнес он и переступил порог.
Секундой позже Елена услышала дикие крики, хруст пластиковой мебели, грохот падающих тел и душераздирающие стоны. Потом сразу наступила тишина. Девушка наконец решилась взглянуть на происходящее.
Переступая через обломки мебели, Клеверов подошел к Рагнеру и склонился над ним.
– Что с Биллом? – тихо спросила Елена.
– Он умер… Напрасно Вейчл не посчитался с моими указаниями, – Клеверов оглянулся на Ветрову, стоящую в дверях. – Вы хотите что-то сказать?
– Нет…
– И у вас нет желания предупредить меня, что вторая машина также потерпит аварию?
– Вы…
– Это очень просто. Вег сознательно вывел из строя оба ракетоплана, потому что не знал, какую из машин выберет Вейчл, тем более что я вынужден буду лететь за командиром на другом ракетоплане. Теперь и времени на поиски неисправности нет…
– Я ничем не могу помочь вам?
– Конечно, нет. Жаль, Ирина, что вы, интересная, образованная девушка, связались с организацией Мелана, – сказал Клеверов и, уже выходя, добавил. – Окажите помощь вашим коллегам.
Елена догнала его уже в ангаре.
– Вы полетите, Андрей Николаевич?
Клеверов кивнул, открывая входной люк машины.
– Я с вами, – решительно сказала девушка.
– Это опасно, Лена. Впрочем, – чуть улыбнулся он. – Парни скоро очухаются, и оставлять вас с ними наедине – безрассудство.
Все произошло также, как и с машиной Вейчла. Через десять минут двигатель вышел из строя. Клеверов пытался избежать аварии, но его искусство не помогло – в руках пилота был не планер, а скоростной ракетоплан. Машина упала на камни, обломала крылья и, протащившись несколько десятков метров по огромным плитам, замерла под отвесной скалой.
Потом Клеверов более двух часов, работая обыкновенной киркой, с ожесточением дробил и откидывал камни от верхнего люка ракетоплана командира. Все это время Елена следила за молодым человеком, не решаясь даже подойти и чем-нибудь помочь. Наконец освобожденная плита люка ушла в сторону. Трое чуть живых астронавтов выбрались из машины.
– Я знал, Андрэ, что вы не оставите нас… – едва выговорил Вейчл.
Они еще долго старательно дышали сухим чистым воздухом. Елена кратко пересказала командиру утренние события.
– Значит, обошлось? – обращаясь к Клеверову, спросил Вейчл.
– Нет, Гран, – глядя в сторону, ответил молодой человек. – Они оказались сильными противниками… Я вынужден был дважды использовать смертельные удары…
– Что будем делать? – поспешил перевести разговор на другую тему Крейг.
– Идти, – ответил Клеверов.
– Долго?
– Дней шесть-семь.
– Так… – произнес Хорнер. – А пищи на один день…
– Боитесь отощать? – усмехнулся Крон.
– Боюсь не дойти, – сухо ответил врач.
Груз оказался невелик, и они сразу пошли легко и быстро, как на прогулке. Клеверов все время шел впереди, порой оглядываясь и ожидая своих спутников, которые были неважными ходоками. Врач и бортинженер переговаривались с командиром, Елена большую часть времени молчала, а Клеверов до самого вечера не проронил ни слова. На привалах он садился в стороне и, глядя куда-то вдаль, думал о своем. Никто не решался его тревожить в эти минуты.
