Йон Колфер - А вот еще...

Если я сегодня проверну всё удачно, сообразил Тор, это поднимет мой рейтинг. Право же, надеюсь, этот бессмертный тоже постарается и не умрет слишком быстро. Божество, убивающее не относящегося к божествам, вызовет мало симпатии, если не разыграть все как положено.

Толпа к этому времени собралась уже изрядная, и в воздухе царила атмосфера праздника. Плывуны-колокольчики помоложе выщипывали из хвостов старые перья и сбрасывали их вертолетиками на толпу, в то время как набравшиеся кофе ветераны радовали зрителей групповым пилотажем.

Инструкторы выстроили на уцелевшем клочке травы живую пирамиду, а мягкосердечные визажистки утешали отчаявшихся жителей Конга и Сырополя, большая часть которых давно уже разучилась приводить себя в порядок без посторонней помощи.

— Мои волосы! — всхлипывала одна пожилая дама. — Я нацелила на них эту штуку, которая дует горячим воздухом, а они так и не поменяли цвет.

— И эти ногти! — возмущалась другая. — Они все растут и растут. Что ни день, все одно и то же. Вернись, Джасмин. Пожалуйста!

Злобный взгляд Баки Брауна перемещался тем временем по треугольнику. Сначала он посмотрел на свои башмаки, потом на Баффа Орпингтона и, наконец, на высокого загорелого мужчину в красных тренировочных штанах, вьетнамках и с зажатым в зубах тренерским свистком.

Бог-Громовержец возвышался над ними на пару, если не тройку голов.

Я могу сплотить этих смертных, думал Тор. Один бог. Одна вера. Чем больше людей будут верить в меня, тем сильнее я стану. И бьюсь об заклад, наверняка одна из этих девиц умеет как следует заплетать бороду. Стоило этой счастливой мысли посетить его голову, как прежняя неуверенность накатила на него с удвоенной силой. Это будет катастрофа. Все, кто имеет доступ к суб-эта-сети, меня ненавидят. Как бы чувственно ни убивал я этого бессмертного парня, они увидят все лишь в черном свете. Тор передернул плечами. Ну, если на то пошло, бороду заплести все равно стоит; это могло бы поднять дух.

Стоявший на противоположном конце опаленной проплешины Гавбеггер, напротив, ощущал головокружительную легкость. Наконец-то настал момент, когда он может послать материальный мир к чертовой матери. Бесчисленные годы страданий подошли к концу.

Пожалуй, этот парень справится, думал Гавбеггер. Ну, я еще позлю его немного советами, и он прихлопнет меня своей кувалдой.

Вид Тора и впрямь вполне внушал доверие. Энергия исходила от него волнами, и он разминался, швыряя молнии в коров, добровольно вызвавшихся поработать движущимися мишенями.

Он сойдет. Нутром чувствую.

Впрочем, момент Гавбеггерова торжества портила одна неприятная заноза. Женщина с Земли, Триллиан Астра, изменила его.

Мое сердечные клапаны качают кровь как сумасшедшие. У меня пропал аппетит. И мне совершенно не интересно оскорблять людей. Почти как если бы я подцепил вирус… но я не могу заразиться ничем.

Гавбеггер понимал, что происходит. Темное пространство уловило проблеск интереса и усилило его настолько, что ему начало казаться, будто он влюблен.

Неужели именно так и случилось? А может, мне все-таки повезло наконец? Разнообразия ради?

Сомнительно.

Вышеупомянутая дама стояла тем временем у ограды, ругаясь с дочерью. Кстати, не забывай, старина Тяверик, что вместе с женщиной ты получишь и девчонку.

Странное дело, эта мысль почти не вызвала у него раздражения.

Труба-то никуда не делась, пусть этот выход и не вызвал у Триллиан особого энтузиазма.

Гавбеггер помахал рукой, и Триллиан помахала в ответ.

Черт… Даже не помню, когда я в последний раз кому-нибудь махал.

Триллиан оборвала дискуссию, повернувшись спиной к Рэндом и зашагала через луг, оставляя в земле глубокие отпечатки своих каблуков-шпилек.

— Ох уж эта девчонка, — сказала она, тронув Гавбеггера за локоть. — Знает, как довести меня до белого каления.

— Что она сейчас говорит?

Триллиан заметно побледнела, если не считать пунцовых пятен на щеках.

— Все, что, как ей известно, мне не хотелось бы от нее слышать.

— Это все темное пространство. Пройдет.

— Не думаю. Рэндом ненавидит меня и все, что мне дорого. Мне кажется, если бы я вдруг любила Артура, она бы и его ненавидела.

— Так вы его не любили?

— Нет. Почувствовала просто, что начинаю стареть, а другого генетического материала с Земли не было.

— Ясно.

— Я бросала ее одну. Не нарочно, так выходило. Вот она меня за это и ненавидит.

— Да нет, вряд ли так уж ненавидит.

Триллиан резко мотнула головой.

— Еще как ненавидит! Говорит, это из-за меня у нее такая жалкая жизнь. И еще, что, если она не может выйти замуж, то с какой стати я…

Тут Триллиан осеклась — на половину фразы позже, чем следовало бы.

Гавбеггер потрясенно закашлялся, потом кашлянул еще пару раз, чтобы скрыть неловкость.

— Я вас напугала?

— Нет. Вовсе нет. Могу ли я считать, что вы относитесь ко мне, как к потенциальному мужу?

В глазах у Триллиан блестели слезы.

— Да, но это все просто слова. Вы ведь так давно мечтали об этой минуте, а мне нечего предложить вам, кроме лишений. Я живу для Рэндом, я ей это обещала. Идите и примите смерть, не беспокойтесь обо мне.

— По вашим словам, я выхожу последним эгоистом.

Триллиан вытерла щеку.

— Нет, я прекрасно вас понимаю. Это ужасно — жить бессмертным, даже на вашем замечательном корабле. Пить пиво, оскорблять людей, будучи на деле таким милым и славным. Наверняка такая жизнь казалась вам адом, я понимаю.

— В вашем описании она так просто гламурная.

— А разве нет? Помнится, ваше имя связывали с несколькими старлетками.

— Они вызывали у меня чисто физиологический интерес. Эти самки ничего для меня не значили.

Как известно, эта фраза стоит третьей в списке тех, которые не стоит говорить особям женского пола, вне зависимости от их биологического вида.

— Ничего не значили? Почему это?

Гавбеггер развел руками.

— Но почему они должны были значить? Даже пока мы занимались любовью, они старели.

Номер два.

Глаза у Триллиан опасно вспыхнули.

— Старели? Мы все стареем, Тяверик. Верите или нет, я тоже старею.

Гавбеггер сообразил, что давнее отсутствие опыта разговора по душам прямо-таки потрясающе повышает его шансы умереть в одиночестве, причем в самом что ни на есть ближайшем будущем.

— Ну, возможно, вы и стареете, — в отчаянии произнес он. — Но у вас впереди еще много лет, пока вы не состаритесь настолько, что не станете годны к воспроизводству.

Вот уж это, несомненно, был номер один. Бадабинго. Зеленая палка в зеленой дырке.

Зафод с Фордом, воссоединившись, отмечали это традиционным бетельгейзианским ритуалом рукопожатия, который оба помнили не дальше второго движения — пожатия локтя.

Форд движением фокусника вытащил из сумки пару драконовых яиц и тут же соорудил им с Зафодом по коктейлю.

— Люблю оперу, — признался он, когда эффект от коктейля несколько ослаб. — Под нее здорово бухается. И жаль еще, что у нас нет красного ила поваляться.

Зафод облизнул губы.

— Красный ил… Давние воспоминания. Помнишь тот инструмент?

— Еще бы не помнить.

— А эту штуковину с кривым концом?

— Спрашиваешь! Как нам только удалось тогда ноги унести. Монахи… Откуда ж нам было знать?

Они сидели на клочке упругой травы, счастливо избежавшем устроенного Тором фейерверка, и смотрели на паривших над ними плывунов-колокольчиков.

— Слышал, они несут яйца прямо в воздухе? — сказал Зафод. — Какой-то варварский способ воспроизводства.

— Эти птицы несут чертову кучу яиц. Они просто пытаются бороться с перенаселением.

Через луг к ним направлялся Артур, явно намереваясь нарушить их посиделки какой-то важной информацией, чего большинство уроженцев Бетельгейзе терпеть не могут и стараются не допускать.

Необходимое пояснение. Как известно, бетельгейзиане вообще предпочитают полностью игнорировать действительность, особенно в случаях, когда в руке у них стакан чего-то алкогольного, тем более, если в бокале гипнотически позвякивают кубики льда, благодаря чему даже самая неминуемая катастрофа кажется пустяком, не заслуживающим внимания. В этой связи уместно привести не слишком известный пример жестокой космической иронии: жители праксибетельских селений как раз наслаждались увертюрой оперы Пантиоха «Чудовищное падение Хрюнга», когда это падение действительно произошло. Спасся один отец Форда Префекта, да и то лишь потому, что удрал с работы в надежде поймать на свой «Путеводитель» более чистый сигнал и сполна насладиться арией Последнего Из Бегемотов. Упомянутый же Хрюнг мало что смог сказать по поводу своего падения, если не считать извинений за причиненные неприятности и обещания никогда, никогда больше не исполнять излишне содержательных танцев.