Андрей Лазарчук - Сироты небесные

И они понемногу овладевали утраченными – казалось бы, навсегда – навыками. Правда, Потапов сомневался, что игра стоит свеч, что одиннадцать человеческих жизней за новый сорт пластмассы и тридцать пять – за съедобное, но совершенно безвкусное тесто, – приемлемая цена. Да, он входил тогда в Научный Совет и пользовался кой-каким авторитетом, но его выслушивали – и поступали по-своему. Это была уже не наука, а новая неистовая религия, со своими догматами и своими мучениками. Своим раем и своим адом. Своими кострами и своими раскольниками…

Двигаясь, как автомат, Потапов записался у смутно знакомого оператора и занял место в колонне. Через несколько минут им скомандовали: «Марш!» – и повели по наждачно-шершавой дороге. Дождь как раз кончился. Минут через двадцать покажется солнце…

Ярко вспыхнуло где-то наверху и сзади, высветив такие разные затылки и плечи шагающих добровольцев. Всё вокруг будто бы замерло, пропустив такт. Потапов поднял голову. Совсем невысоко и совершенно беззвучно пронеслись три… самолёта? Последний раз самолёты он видел на Земле… У большого были крылья – широкие, треугольные. У маленьких – так, крылышки.

Все три гнали перед собой конусы ослепительного прожекторного света. Они пролетели, и стало почти темно.

Толпа прёт? – почти весело подумал Потапов.

Он почти не сомневался в том, что рано или поздно его земляки, даже загнанные в тупик повседневной скуки и скудости – там, внизу, – соберутся с мыслями, стряхнут постоянно навязываемую им сонную одурь и одичание, засучат рукава… Правда, он не думал, что это произойдёт так скоро.

Впрочем… тридцать лет. Можно изобрести кое-что и покруче пороха. Так, между делом.

Но – самолёты!

Сейчас вам будет – «толпа прёт»…

В полном восторге он ударил себя кулаком в раскрытую ладонь, и как бы в ответ небо впереди засверкало сотнями точечных сиреневых вспышек.

Летели так: «Неустрашимый» вёл Рра-Рашт собственноручно, на месте второго пилота сидела Тейшш, а за стрелковым пультом, где обычно работал Санька, – Ярослав. Пан Ярек. Навык обращения с визиблом у него уже был, с оружием – тоже… Олег, Михель и Вовочка летели пассажирами. Ичшхи-Та, Вторая Рра-Рашта, облачившись в маскировочный «хамелеонный» комбинезон, заняла место в кормовом шлюзе. Как только (и, разумеется, если) корабль сядет, она незаметно, пользуясь дымовой завесой – а завеса будет, лёгкая, мотивированная, – выскользнет из люка и займётся пешей разведкой…

Кораблик Тейшш, которому хоть и с запозданием, но всё-таки сообразили присвоить гордое имя «Спасатель», пилотировал Санька. Десантную группу составляли Рафашш и Шарра, вооружённые до зубов ручным оружием.

Барс стал пилотом третьего кораблика грозной эскадры, катера «Неустрашимого», тоже по случаю обретённой самостоятельности получившего собственное имя: «Натиск». Маша занимала кресло штурмана и знала, что ей вскоре действительно придётся сыграть эту роль; вторая пара пилотов-эрхшшаа, Мийт-Та и Чишш, как и их собратья на «Спасателе», готовились прежде всего к рукопашной схватке.

На оба лёгких кораблика установили по три лазерных батареи с «Неустрашимого». Этого с лихвой хватало для эффективной стрельбы по наземным и воздушным – то есть неподвижным или медленным – целям, а на орбите…

На орбите оружия никогда не бывает хотя бы достаточно.

Санька так и не смог потом восстановить ход событий. Возможно, виной было включение Рра-Раштом хроновика – в тот момент, когда поняли, что их обстреливают и что медлить уже нельзя. Это был не первый и не десятый случай, когда Санька попадал под удар хроновика, но никогда не было такого, чтобы начисто отшибало память. Не отшибало – перемешивало. Какие-то события казались происшедшими давным-давно и почти стёршимися, какие-то – приснившимися, прочитанными, увиденными в кино… Иных событий, которые отпечатались в памяти, просто не могло быть в действительности: например, он отчётливо помнил, как пылает и рушится внутрь себя исполинская Игла – почти десятикилометровая башня, венчающая скалистую вершину у восточной окраины плато, там, где начинается непроходимый хаос чёрных хребтов, пропастей, отвесных стен, разломов, трещин… но этого просто не могло случиться, потому что на самом деле Игла как стояла, так и стояла – гладкая и блестящая издалека, вблизи она оказалась похожей на старый, без коры, ствол иссохшего и окаменевшего дерева – палево-серый, неровный, сучковатый, с какими-то шипами, дуплами, прорезями, выступами…

Возможно, то, как поступили они, было неправильным. Не зря же он четвёртую неделю сидит в одиночной камере, дожидаясь суда. И Рра-Рашт отозван на свою планету как-то без почестей… Но и те, в городе – поступили по-свински. Бить на поражение сразу, не пытаясь предупредить, предостеречь, хотя бы спросить, опознать, – это подло. Стрелять в тех, кто, может быть, пришёл тебя спасать…

Да, на чужой планете он без санкции командования открыл огонь на поражение. Но только в тех, кто стрелял в него. Да, сколько-то человек погибли. Но все они хотели его смерти. Его – и тех, кто стал ему дорог.

Они начали стрелять первыми. И даже не попытались предупредить.

Все остальное вытекало из этого обстоятельства. Получалось как бы само собой. «Принцип домино»: один толчок, цепочка падений – и перед вами новый пейзаж…

Просто когда Санька понял, что именно он сейчас – самый главный в этом захваченном и местами горящем городе, обратного хода уже не было. Оставалось только ломить вперёд.

И он стал ломить вперёд. Удивившись попутно, что белая тряпка в окне – такой распространённый во Вселенной знак капитуляции…

Он ещё раз убедился тогда, что для начальника главное – это иметь толковых подчинённых и не сдерживать их тогда, когда они знают, что делают.

Коты вычислили, нашли и арестовали здешнее правительство. Олег тут же, не давая арестованным выйти из шока, принялся выкачивать из них всевозможную информацию.

Ярослав, размахивая своим пулемётом, построил полицию и пожарных. Полиция ещё недолгое время пыталась качать какие-то права, а пожарные взяли под козырёк и занялись своим прямым делом.

Мобилизованные для отпора «нижним» граждане были распущены по домам.

Барс выступил по местному радио (переводил Михель) и сказал, что бояться гражданам нечего, любое недоразумение можно уладить, и вообще – период изоляции позади, добро пожаловать в обитаемую Вселенную…

После чего «Спасатель» (без Саньки) и «Натиск» незаметно снялись и ушли в облака. Через три часа вернулся один «Натиск».

…Нет-нет, всё в порядке! Все живы – просто остались там, на корабле, с людьми. Большой корабль, в трюме почти шестьдесят человек, перепаниковали… вода есть, еда есть, но темно и душно, очень душно, эрхшшаа сейчас пытаются что-то запустить… Нет, экипаж мёртв. Их добили уже потом, после того, как коты взбунтовались и ушли. Но попутно, добивая – повредили систему управления. В общем, теперь похоже на то, что людей придётся снимать группками, перевозить сюда, на Мизель, а уже отсюда…

Чуть-чуть отлегло. Это срочно, но не сверхсрочно.

К трём часам дня на дороге внизу появились разведчики наступающей армии. Их встретили Вовочка и Михель – в трофейной четырёхколесной самобеглой тележке белого цвета. Эмблему правительственной связи – узкий запечатанный конверт – соскребли ножом и поверх нарисовали свою, новую, только что рождённую: шпагу, стилизованную ракету и звёздочку сверху.

Следующая встреча президента с Исигуро Усидой состоялась в резиденции спецкомиссара – в новеньком пентхаузе на Чистых прудах. Плоская крыша была завалена сугробами идеально белого снега. Снегогенератор стоял позади дома, Усида пускал его в ход по ночам. Он жаловался, что мало спит – два, а если повезёт, то три часа в сутки…

Внизу, если посмотреть, пузырилась обычная московская коричневато-серая снеговая каша.

Сада камней возле дома не было. Росло несколько деревьев – странного вида ели и плакучие ивы.

В доме было не по-японски тепло, и обстановка напоминала скорее о викторианской Англии, чем о Востоке. Дубовые книжные шкафы во всю стену и тёмные корешки старых книг на добром десятке языков…

– Жаль, что ты не куришь, – сказал Усида, обнюхивая короткую сигару. – Человеку нужно иметь слабости, от которых легко отказаться.

– Я курил в школе, – поморщился президент. – Никакого удовольствия.

– Ты получил новые данные.

Это был не вопрос, а утверждение. Весь пакет документов был доставлен спецкомиссару через час после президента, а то и меньше.

– Да.

– Я много думал. Обсуждал с коллегами. Надо дать ему слово на Генеральной Ассамблее. По твоему представлению.