Времена смерти - Сергей Владимирович Жарковский
– И? И? – сказал я.
– «Я – Шкаб! – говорю, – Экватор-4, Экватор-6, доложите ситуацию, приём». Оба они, значит, закрывают рты, протирают в глазных впадинах и наперебой докладывать. Так, мол, так, я Экватор-четвёртый, я – шестой, вахтенные такие-то, ситуация на маяках нормальная, связи с Башней (и вообще ни с кем) не имеем почти столько-то сотен средних суток, что и думать не знаем… Требую от них информации по развитию гнёзд, они мне отвечают, всё штатно, развились в полном объёме, ну, это ты, Марк, и сам всё знаешь. Почему нет связи с гнездом Фундамента? – спрашиваю я у них. Гнездо Фундамента да и не активировалось, отвечают. То есть так и было, никого там не было изначально. Неплохо, считаю я. Почему, чей приказ не активировать то гнездо, если Башню установили и завели? Им неизвестно. Ну, мачелки вахтенные могут и не знать, считаю, приказываю позвать к связи старших гнёзд. Они уже – оба – за своими старшими послали, просят меня подождать. Знают службу, тренировались.
И вот тут я снова слышу за спиной – ну прямо в метре от меня – эти шаги.
Я вспомнил, что надо дышать хоть изредка, для приличия.
– Тут до меня доходит, – продолжал Шкаб, – что бройлер с Экватора-4 просит меня представиться наново… То есть шаги стихли – как и в тот раз, подошли ко мне сзади, облокотились на спинку моего кресла, – и я услышал вопрос бройлера, точней, понял смысл. Этот, значит, дошёл до меня, и до меня дошло… Обернуться не в состоянии. Пялюсь в монитор на радостное рыльце мачелка и говорю: «Мастер-пилот Люка Ошевэ, звать Шкабом, член основной экспедиции…» Он у себя там что-то помечает на пульте и продолжает: «И коллега ваш?..» – «Какой коллега?» – И мачелок с экрана тычет стилом мне за плечо. И тогда я оборачиваюсь.
– И? Это был?.. – спросил я.
– Опять никто, Марк.
А мачелок, бройлер (он себя назвал, но сейчас не помню имени) – видел этого никого! Значит, и видеокамера его видела. А я не видел. Ну, я же не видеокамера…
– Это вы пошутили, Шкаб?
– Это я попытался. Не перебивай…И маленький повторяет: «Как вашего коллегу зовут?»
«Какого коллегу, мать твою колбу?» – спрашиваю.
«Но вот же. – Тычет снова своим стилом. – Товарищ?..»
Шкаб запнулся.
– Тут я, наверное, что-то потерял.
Шкаб помял подбородок и без смеха хохотнул.
– Да, я уверен, потеря была. Потому что окна на мониторе как бы мигнули, оба, разом, и – на них уже другие маленькие – старшие гнёзд, по форме меня приветствуют. Майкл Киран с четвёртого Экватора, и Обжа Бро с шестёрки… Приветствуют, но уже как бы обеспокоенно, – не первый раз уже, как понимаю, приветствуют, а я, значит, молчу в ответ, а связь несёт, сбой у меня, а не в канале. И меня как подбрасывает. Оборачиваюсь. Никого в рубке. Обежал, в отсеке осмотрелся, опять в холл выглянул… Глянул на Башню: сон продолжается, спят, как твой Хайк обычно спит, приглашение казнить… Вернулся к связи. Прошу прощения, помехи, представьтесь, доложите, что можете сказать по факту исчезновения людей Кигориу. Сказать ничего не могут. Шестьсот сколько-то суток назад прекратилась связь, с тех пор никаких контактов, гнёзда в автономе, всё в порядке, помощь не нужна. И тут Киран по-новой: не могли бы вы представить своего коллегу, что вот стоит. Оборачиваюсь. Никого нет! Какого коллегу, уже почти ору, Киран, я один в диспетчерской! Он начинает: «Но как же…» – и тут брадатый Бро ему: «Киран, у вас помехи на линии, проверьте…» что-то там проверьте. А я на взводе, я за ними слежу, полное впечатление, ну как кто-то лишнего ляпнул, а более реактивный сообразил, и выручает ситуацию, чтобы, значит, секреты не выдавать… И тут меня Мьюком вызывает. Знаешь, что я подумал?
– Что? – спросил я.
– Я подумал: слава богу! – сказал Шкаб.
– Выключил я местную связь, даже не отфлажившись, – продолжил он, – и побежал с Мьюкомом разговаривать. Любил я его тогда! Слов нет как.
– ОК, шкип, а вот, а запись-то была? Вы её на свежую голову, позже, анализировали?
И тут я и узнал, зачем Шкаб хотел исповедаться. Тут и была его исповедь. Зерно её.
– Была, Марк, – сказал Шкаб, блеснув коротким взглядом. – Но я её стёр.
– Она в оперативке сидела, – сказал он. – А в кристалл я её переносить запретил машине. А буфер поклирил.
Шкаб глотнул прямо из бутылки, зажмурился и сунул мне бутылку. Мне уже не пилось, я отставил бутылку.
– Не смотрел я её, – сказал он.
– Не знаю даже почему, – сказал он.
– Нормально, шкипер, – сказал я.
– Впервые в жизни. Запомни это, сынок. Ты это знаешь.
– ОК, шкип.
– Мне важно, что ты знаешь.
– ОК, шкип, – повторил я.
– Нуивот, – сказал он своё обычное и допил бутылку.
– А дальше? – спросил я.
– История должна иметь край? Эта – бескрайняя, Марк. У Тучи хоть приз – «Нелюбов», а у меня…
– Да, «Нелюбов» не файл в буфере… – не сдержался я. – Но вы не правы. У Тучи «Нелюбов», а у вас – целая Башня, шкип. Тоже ничего. У вас даже помассивней вышло…Так, вы говорите, больше ни шагов, ни теней?
– Теней я и не видел. – Он принялся, не вставая, прибирать на столе. – Ладно, парень, давай по банкам. Шесть утра уже, скоро рабочий день.
Я вернулся к себе. Хайк спал. Я видел, он даже не пошевелился за пока меня не было. Я разделся и лёг. Погасил свет. Малиновая анестезия работала, но я предчувствовал, что через несколько секунд, когда я буду балансировать на грани сна, и там от ужаса высоты накрай протрезвею, реакция на рассказы Тучи и Шкаба воспоследует цветной и хорошо озвученной репризой…
Точны мои предчувствия. Заснув, я во всех подробностях, медленно, просмотрел рассказ Шкаба. Он о многом умолчал или забыл. А потом, через небольшую, – но отчётливую – паузу я увидел то, что рассказала
