Времена смерти - Сергей Владимирович Жарковский
– Погодите… Это когда я Хайка спасал, что ли? – уточнил я, по тону Шкаба поняв, что дожатие вечера началось, вот оно, именно вот.
– Ну, кто там кого спасал, ты – Хайка или – он тебя… Слушай, младой, не затычь. Реябта начали кислород грузить, а я осматриваться в Башню полез. Воспользовался служебным положением, вот так. Жилуха полностью освещена. Ты мой видеоотчёт видел? – Я покачал отрицательно головой. – Ну, не важно. Башня вообще была на полную в свету, её не консервировали. Покинули на ходу, между делами… токамак в режиме, процессор под светом, вентиляция вертит, кислородный завод дышит… все дела – на деле.
– Да это все знают…
– Ты спать хочешь пойти? – спросил Шкаб прямо.
– Мне не нравится ваш настрой, шкипер, – так же ответил я. – Он замогильный какой-то.
– Тогда выпей вон малинки. Кто-то же должен исповедовать исповедника. Он же ведь тоже человек, исповедник.
– Я понимаю. Но что-то мне не очень, Шкаб. Не исповедник я, психикой не выхожу.
– Я бы не стал тебя подвергать опасности, Марк, – сказал Шкаб. – Мы просто с тобой дожимаем вечер, байками несём, что ты, космач? сиди, слушай… А мне полегчает.
Шкаб разлил по второй общей в этом цикле.
– Сделай мне такое одолжение, Марк. Твоему старичине. – И он поднял свой стаканчик, приглашая меня последовать, выражая моё согласие. Мне ничего не оставалось: товарищ просит.
– Вы что там, хостов увидели на Башне? – спросил я, сдаваясь и прикасая свой стаканчик к его. Отказать я ему не мог. Он, разумеется, вынуждал меня принять исповедь, а мне противопоказано, и Шкаб это знал, но ему, видно, прижало, и товарищ есть товарищ. Жизнь товарища всегда дороже твоей – закон нам един. А ты должен заботиться о себе, только если это не противоречит единственному закону.
Так вот, я спросил:
– Вы что, там хостов увидели?
– Да вот до сегодня считал, что мне померещилось… – И я поперхнулся спиртом, и он хохотнул. – Как такое, понимаешь, может не померещиться?
– В полуримане что не померещится… – сказал я, зорко наблюдая за Шкабом. – Вы что, шкипер, в излучатель залезли там, на Башне?
– Ага, с постнаркоза, например, да? Без головы, но с руками? Ты, второй мой, не заговаривайся, не оскорбляй меня, старого, без причины. Как я мог в излучатель залезть? Ты что, младой?
– Ну а где ж вы тогда там полуримана хлебнули? – обмирая, спросил я.
– Ну зачем, зачем мне был полуриман? – настаивал Шкаб.
– Но если вы хостов видели…
Шкаб тяжело вздохнул (или разочарованно?), отломил от брикета боксик и боксиком закусил.
– Признаюсь тебе, было здорово страшно. Ещё с подхода, на перехвате я понял, что мне отвечает и со мной взаимодействует только и единственно БВС Башни, и людей на платформе нет, хотя сеть «Башня – Фундамент – Экватор-4 – Экватор-6» опознавалась и несла. Радиус был завален льдом… я уже рассказал. Как только смог вытребовать у машины сводку по кислороду и безопасности, я пошёл на стыковку, без попыток вызвать бройлеров с Фундамента и Экваторов. Тем более Мако сообщил мне, что сетевые входы на Экваторы кодированы, ну и тут, ко всему, Мьюком сообщает, что с тобой беда и он готовит «Сердечника» к подъёму в север системы без меня, не подождав… надо было оборачиваться поюлее. Ну, я сошёлся с платформой, присосался, стянулся, поюзал кормой, вижу – сижу плотно, бросили к элеватору эстакаду, завели транспортёр, реябта поднялись и начали перегрузку. Элеватор КП забит кислородом под подволок. Радостно, но и тревожно: чего это? Нуивот. А я – перелез по техническому рукаву под эстакадой в Башню и бегом побежал её осматривать… как мол, тут, здесь, на Башне… – Шкаб прервался и закурил. – У меня и было всего пять-семь средних: грузили бегом.
Сразу из трюма я – в диспетчерскую. Гаркнул по громкой внутренней, ноль кто отозвался. Обежал жилуху по коридорам, в пару личников и клубов ткнулся – никого, ни пятна. Пыльно, но без беспорядка. Ну, меня и так обстановка за поддых держала, а когда я добрался до штаба ЭТО, осмотрелся там и позвал на прочёт логи событий и отказов… Марк, там одних отказов перевалило за тысячу, не считая мелких замечаний. Что возможно – БВС чинила, но бесконтрольно, сама собой…
– Не понимаю, простите, перебью, – сказал я, увлечённый его рассказом. – Не консервировали – ладно, чтотаслучилось. Почему БВС сама не перевела платформу в режим беспилотный, там же несколько контуров снятия режима должно стоять: по схеме потребления-расхода, по командам-отсутствию…
Шкаб кивнул.
– Да. Правильный ответ, учлёт. Но ни один из контуров не активировался, хотя стояли в очереди. Я проверил. Но снятия режима не было. Как будто и потребление-расход наличествовали, и всё остальное, что хочешь. Вот так и думай чем хочешь, почему. Контуры просто не срабатывали, как будто платформа посещалась… людьми.
– Мало ли что, – сказал я, сделав вид, что подумал.
– Я себе тоже так тогда сказал, те же слова, – сказал Шкаб. – Мало ли что. Космос большой, мы маленькие, автоматика врёт, а Император велик. Важно другое, о чём я тебе и. Платформа выработалась настолько, что потеряться могла в ближайшие дни. Серьёзно. Дело днями исчислялось, потому что один из отказов (по сепараторам системы обогащения центрального ствола отвердительной установки КП) перешёл в разряд аварии, и значение распространения её равнялось почти ровно единице. Конденсат – нефильтрованный, Марк! – тёк по внешней стенке шахты в трюм, электрику СДТ и ЦДТ уже мкнуло – БВС перебрасывала на резервные, но их не восьмёрка лежит, правда? Я ж тебе говорю – с Космоса платформа и парила, и обледенела. Сильно.
– Ни хрена себе! – сказал я искренне.
– Полыхнуло бы синеньким, и привет-прощай, Императорская. Вот мы и без кислорода, навсегда, до самой смерти.
– А из Фундамента… Ах, ну да ж.
– Ну, в любом случае, связи с бройлерной командой у меня не было. Теперь известно, что там они и не вылупились. Не тогда. Коротко говоря. Причесал я волосы, чтобы дыбом не мешались, отвлёк Нахав-Цаца и Френча от погрузки, вызвал их к себе в диспетчерскую и показал, как тут и что. Надо фиксить хотя бы вот этот,
