Илья Шумей - Звезды нового неба
К реальности меня вернула Кадеста, напомнив, что сегодня после обеда у меня назначена встреча с ее дядей Оскаром. А я изрядно ее повеселил, заметив, что до обеда еще нескоро. Кто же знал, что мы кувыркались тут уже битых три часа! Как будто носились с околосветовыми скоростями так, что время замедлилось!
Напоследок девчонка таки изыскала способ подпортить мне общее впечатление от тренировки. Она забрала у меня омниджет и, заправив его, нацепила себе на левую руку.
– Смотри, – отрывисто бросила она и оттолкнулась от стены.
Я открыл было рот, чтобы спросить, на что именно мне следует смотреть, да так его и не закрывал, пока оба омниджета Кадесты не опустели. Она нажала на гашетки и, как мне показалось, ни разу их не отпустила до полного исчерпания заряда. Девчонка завертелась волчком, окружив себя белесым облаком вырывающегося из сопел тумана, а затем вскинула руки вверх и дымчатой спиралью буквально ввернулась в воздух. У противоположной стороны она резко выбросила руки в стороны и затормозила, перекладывая вращение в другую плоскость, затем заложила плавный вираж и полетела обратно, выписывая по пути замысловатые кренделя.
Оставляя за собой туманный след, Кадеста кометой носилась по залу, демонстрируя все новые и новые трюки и фокусы, а я так и висел на месте, завороженный этим зрелищем. А я-то полагал, что уже довольно неплохо освоил науку полетов с омниджетом. Вот ведь самонадеянный болван! На самом деле я был лишь годовалым младенцем, который только-только делал свои первые шаги, а Кадеста… она даже не летала, она танцевала, и ее сценой было все пространство огромного зала.
Кувырки, пируэты, спирали и змейки – одно движение плавно перетекало в другое, сплетаясь в причудливый рисунок, в сравнении с которым традиционные балетные па и фигуристские прыжки в четыре с половиной оборота выглядели жалкими потугами хотя бы на мгновение оторваться от земли. Невесомость же давала такую свободу движений и самовыражения, о которой раньше можно было лишь грезить во снах. И, знаете, я даже начал понимать, почему никары презрительно называли остальных людей «земляными червями». Ведь им никогда не было суждено порхать вот так свободно, как бабочки – гравитация обрекала их всю свою жизнь лишь ползать.
Омниджеты Кадесты чихнули в последний раз и затихли. Она перехватила проплывавший мимо поручень, перевернулась, и одним точным прыжком оказалась рядом со мной.
– Извини, – девушка виновато улыбнулась, снимая омниджеты с рук, – с учебными аппаратами особо не разбежишься. Сделала, что смогла.
– Это… то есть… – нет, ну надо же! Планета Земля отправила на переговоры человека, начинающего заикаться по малейшему поводу! – что значит, «что смогла»!? Это было просто фантастическое зрелище! По-моему, ничего более завораживающего я отродясь не видывал!
– Подожди, – рассмеялась Кадеста, – вот посмотришь, что вытворяют профессионалы на открытой площадке – передумаешь.
– А что они вытворяют?
– Если не возражаешь, я предлагаю обсудить это за обедом, согласен?
Вопреки моим ожиданиям, мы не стали возвращаться в гравизону и устроились в одном из заведений, в изобилии разбросанных по ярусам основного блока «Ньютона». Здесь, конечно же, не наблюдалось того разнообразия блюд, что в ресторанчике, где мы ужинали. В меню преобладала растительная пища, а что касается пунктов «с куриным вкусом» или им подобных, то Кадеста лишь скептически пожала плечами, заметив, что я вряд ли стану их есть, когда узнаю, из чего они изготовлены. В ее словах сквозила легкая пренебрежительность и даже брезгливость. Как я понял, возможность харчеваться в гравизоне являлась определенным шиком, который могли себе позволить лишь те обитатели станции, которые регулярно ее посещали. Поскольку таковых было относительно немного, они могли позволить себе смотреть на остальных, кто вынужден питаться вот такими суррогатными блюдами, с чувством превосходства. Я благоразумно предпочел не углубляться в гастрономические подробности, предоставив Кадесте право выбора, а сам занялся изучением окружающей обстановки.
Здесь по возможности была сохранена такая же комфортная и уютная обстановка, как и в кафе гравизоны, пусть даже и без пруда с рыбками. Впрочем, для земного человека здешний уют выглядел несколько странно, поскольку столики равноправно расположились по стенам цилиндрического модуля так, что одни посетители оказывались сидящими над головами у других. Тем не менее, на вкусовых ощущениях данное обстоятельство никак не сказывалось, да и крошки на голову не сыпались, так что придраться было не к чему. Официант катался туда– сюда на небольшой платформе, установленной на трубе, протянувшейся по центру помещения. Он удивительно шустро управлялся со своей работой и буквально через пару минут после того, как Кадеста сделала заказ, очутился у нашего столика, зависнув у нас над головами. Он приветственно ей кивнул, с интересом взглянул на меня, но ничего не сказал и ловко расставил перед нами заказанные блюда.
За последнее время меня, похоже, изрядно избаловали роскошной сервировкой и едой при помощи ножа и вилки, поскольку в первый момент я даже не придал особого значения стоящим передо мной тарелкам. Но как только я попытался взять в руки ложку, а она, вывернувшись, поплыла по воздуху, мое внимание немедленно сфокусировалось на столике.
С него ничего не пыталось улететь, несмотря на то, что, на первый взгляд никак к нему не крепилось. Тарелки спокойно стояли, а ложки и вилки лежали, как ни в чем не бывало, словно никакой невесомости не было и в помине. Я осторожно положил ложку на место, и мои пальцы ощутили легкий холодок. Опустив ладонь на столешницу, я почувствовал, как она к ней прилипла, и наконец, сообразил, в чем здесь секрет. Под приподнятым краешком скатерти обнаружилась сетка из мельчайших отверстий, покрывающая всю поверхность стола.
– Вентилятор находится в ножке столика, – пояснила Кадеста, наблюдавшая за моими изысканиями.
– Ясно. Просто и изящно, как и все гениальное, – хмыкнул я, возвращая скатерть на место, – что-то вроде аэрохоккея наоборот.
Теперь мне стал понятен источник того равномерного шипения, которое заполняло ресторанчик. Поток воздуха, всасываемого через столешницу, притягивал к ней все оказавшиеся поблизости предметы, будь то тарелка, ложка или пресловутые хлебные крошки, наделяя стол еще и функциями пылесоса, что в подобном заведении оказывалось совсем нелишне. Тот, кому довелось пожить и поработать в невесомости, несомненно, оценит возможность хоть иногда не беспокоиться о постоянно улетающих вещах и не маяться, постоянно цепляя их на липучки или подсовывая под резинки. Нормальная трапеза не должна омрачаться подобными раздражающими мелочами. Ведь именно из таких вот несущественных деталей и складывается то, что мы именуем уютом.
Касательно собственно еды, я ничего примечательного сообщить не могу – все тот же уже набивший оскомину «космический» рацион, отличающийся главным образом тем, что чертовски хорошо удерживается в тарелке, плюс флаконы с трубочками для напитков. Хоть не консервы, и на том спасибо. Нет, все-таки я здорово избаловался за последнее время!
С другой стороны, непритязательность застолья позволяла продолжить начатый ранее разговор, не отвлекая нас на смакование вкусовых ощущений.
– …профессиональные омниджеты открывают совершенно фантастические возможности, но требуют, конечно, гораздо более высокого уровня мастерства, – рассказывала Кадеста, не переставая жевать, – их использование строго регламентировано, и вот так просто взять его и побаловаться не получится.
– Все так серьезно? Почему?
– Так они почти на порядок мощнее учебных игрушек! И заправляют их уже не просто воздухом, а гелием, который хранится в рюкзаке за спиной. Если из такого аппарата себе в лицо заедешь, то легким румянцем уже не отделаешься, – она бросила насмешливый взгляд на мою обмороженную щеку, – может и кожу содрать. А уличные модели, которые с термобустерами, к использованию в закрытых помещениях вообще запрещены.
– «Уличные» – в смысле для открытого космоса?
– Угу.
– Любопытно, – я задумался, и моя ложка застыла на полпути ко рту, – вот уж где можно развернуться как следует!
– Это точно. Такие соревнования – самое популярное у нас здесь зрелище. Да, по сути, и единственное.
– Ишь ты! – присвистнул я, – я как-то предполагал, что вы тут в некие варианты трехмерного баскетбола играете, а у вас, оказывается, все куда интересней!
– С командными играми на «Ньютоне», увы, не сложилось. Играть в них без омниджетов невозможно, а с ними – опасно. Тем более в открытом космосе, где любое неудачное столкновение может привести к разгерметизации. Ребятня в зале балуется иногда этаким вариантом квиддича, но серьезного спорта из этого так и не выросло.
