Сергей Лукьяненко - Звёзды — холодные игрушки
— Очень неудобная, — решил он. — Тяжелая, непрочная, из отдельных кусков ткани. Сплошные швы. Такая одежда была у наших предков. А как ты ее порвал?
— На меня нападали.
Таг прищелкнул языком, поправил платок на шее.
— Тебе не жарко в этих тряпках, Ник?
— Жарко, — сказал я.
Мы подошли к низкой белой платформе. Вначале мне казалась, что она стоит на траве, потом я заметил, что между землей и днищем платформы остается узкая щель. Все поднялись на платформу и уселись. Старик на корточки, Катти — полулежа, Таг сложив ноги под себя. Я тоже присел на платформу.
— Сейчас мы отправимся к Тагу, и посмотрим, что с тобой стряслось, — Пер строго смотрел на меня. — Не боишься?
— Чего? — растерялся я.
— Что если все будет в порядке, отправят в переплавку! — с хохотом предположил Таг. Пер улыбнулся, и даже на лице Катти появилась слабая улыбка.
— На самом-то деле я не знаю, чего ждать, — сказал я. — Я удивился, услышав о переплавке корабля. Я ведь и вправду ничего не помню.
С лица старика первого сошла улыбка.
— Ник, все будет хорошо.
Мне уже начало надоедать это заклинание…
— Ты ведь мне веришь?
— Наверное.
Пер вздохнул:
— Наставник, которому говорят, что «наверное, верят», должен заняться чисткой пляжа… Но я не обижаюсь, Ник. У тебя особый случай. Верь мне.
Платформа тронулась, наверное, кто-то отдал мысленный приказ. Скорость очень быстро была набрана порядочная, но какое-то поле ослабляло воздушный поток до слабого, приятного ветерка.
— Ган проверит твой корабль, — сказал Пер. — Он очень хороший специалист по интеллектуальным системам. Ты с ним никогда не мог соревноваться…
Я промолчал.
— А Таг проверит тебя. Он специализируется на нечеловеческих формах жизни.
До меня не сразу дошел смысл этой фразы.
— Наставник…
— Ник, я почти уверен, что ты — это ты. Я тебя знаю с шести лет. Но ты должен понимать ситуацию. Мы оказались здесь, в чужом пространстве. То, что Матушка по прежнему светит на Родину и планеты Друзей — факта не меняет. Мы в чужом мире. И каков он будет… добрее нашего, или безжалостнее — неведомо. Человечество должно убедиться, что ты не чужак. Прошла почти неделя, как ты отправился в поиск. Девять дней! Ты был в плену. И кто вернулся из плена, мы пока не знаем.
— Это Ник, Наставник! — воскликнула Катти. — Я могу это сказать сама! Как врач… и как друг.
— Я почти уверен, — согласился Пер. — Почти.
Меня словно ледяной водой обдало.
Вернуться домой — и узнать, что в тебе подозревают чужака. Не-дружеского регрессора!
Я откинулся на спину, глядя в ровные полосы облаков. Прищурился от Матушкиного света. Летящая платформа слабо подрагивала подо мной.
— Не раскисай, Ример, — строго сказал Наставник. — Не раскисай!
— Никки, если я обнаружу, что ты чужой, то готов проглотить всю свою коллекцию! — добавил Таг. Он сидел, покусывая травинку, сорванную где-то по пути, и казался вполне спокойным.
— А что ты собираешь? — спросил я.
— Минералы с других миров. Это невкусно, наверное… Да ты же сам их мне привозил.
Я вздохнул, роясь в пустой кладовой своей памяти. И с восторгом обнаружил, что слова Тага чем-то отозвались во мне!
— Я помню! Кажется, помню!
Катти облегченно вздохнула:
— Вот видишь. Все вернется… как раньше.
— Вероятно, у тебя сработала психоблокировка, — сказал Пер. — Ты подвергался допросам, пыткам. Защита отключила память. Это очень удачно. Я никогда не верил в это до конца, но теперь… Ник, мальчик мой, расскажи все, что ты помнишь.
— Я пришел в себя, лежа на помосте, — сказал я. — Вначале увидел потолок, и понял, что это такое. Потом повернул голову, посмотрел на стены. Так вот… по кусочкам. Что-то начало выстраиваться…
Свой рассказ я закончил уже на обследовании у Тага. На одном из верхних этажей большого пирамидального здания, сидя под белым, тихо гудящим металлическим колпаком. За прозрачными стенами зала был виден город. Парки, узкие пешеходные дорожки, скользящие по магистралям машины…
— Тогда оказалось, что мы уже приближаемся к Родине, — сказал я. Потер предплечье, куда было сделано несколько уколов. Впрочем, не только туда… — Мы опустились, без всяких проблем… Все, пожалуй.
Мой голос гулко отдавался под полусферой диагностического аппарата. Похоже, какое-то поле отделяло меня сейчас от зала. Может быть, чтобы предотвратить помехи или вредное излучение аппаратуры. А может, чтобы удержать меня, если раскроется подмена.
Но я же знаю, что я никакой не регрессор чужой цивилизации!
Таг и Катти сидели за пультом в сторонке. Пер — напротив меня, на стульчике. На протяжении всего рассказа он пару раз перебивал меня, просил что-то уточнить, рассказать подробнее. А в основном просто кивал.
Странно выглядела эта лаборатория по изучению чужих форм жизни. Здесь было достаточно много аппаратуры, за стеклами шкафов скрывались какие-то не слишком симпатичные субстанции, упрятанные в плоские сосуды. Но при всем этом правильном антураже пол биологической лаборатории покрывал мягкий ковер с абстрактными узорами, на стенах висели картинки в тоненьких деревянных рамках — в основном, с морскими пейзажами. Чуть дальше главного диагностического пульта, куда стекались сейчас данные моего несчастного организма, располагался высокий стол, уставленный чашками, тарелками, прозрачными коробочками с пищей. Почему-то мне казалось, что это, скорее, интерьер жилого помещения.
Впрочем, разве я могу быть в чем-то уверен?
Катти встала из-за пульта, прошла куда-то вбок, так, что мне не было ее видно. Я напрягся. Туда унесли мой анализ крови и соскобы кожи, взятые на голени и предплечье. Хоть я и был уверен в себе, но…
Вдруг произойдет ошибка? Нет, нет, ошибки быть не может. И Таг и Катти — специалисты. Они желают мне добра.
Когда появилась Катти, я все понял по ее лицу. Расслабился, и даже попытался устроиться поудобнее в жестком кресле. А Катти протянула Перу листок бумаги и помахала мне рукой:
— Привет, Никки! Не скучай, уже скоро!
— Пять минут, Никки! — откликнулся от пульта Таг.
Я свой! Я свой!
Наставник внимательно смотрел на листок. Бережно сложил его, опустил в карман, посмотрел на Катти:
— Спасибо, девочка… спасибо. Таг, поторопись!
Он встал, подошел ко мне. Я скорее почувствовал, чем услышал, что разделяющее нас силовое поле исчезло.
Значит — боялись меня…
— Никки… — старик взял меня за руку. — Если бы ты знал, как я боялся. Боялся, что тебя уже нет, а передо мной — копия. Муляж.
— Пер, выйдите из-под детектора! — резко окликнул его Таг. — Вы вносите искажения!
Похоже, когда дело касается работы, Наставника можно одернуть без всякого смущения.
Я просидел еще пять минут. По командам Тага расслаблялся, натужно пытался что-то вспомнить, называл слова на свободные ассоциации. «Свобода — жертвы, любовь — ответственность, Родина — труд…»
И все-таки главные сомнения уже исчезли.
— Выходи, Никки. Одевайся.
Голос Тага был не очень-то радостный, и я вновь насторожился. Торопливо натянул шорты — подаренную одежду и нож уже куда-то унесли. Вместо нее я получил белую рубашку с короткими рукавами из плотной мягкой ткани. А вот обувь, очевидно, не полагалась.
Пер тоже напрягся.
— Ник, твоя память не заблокирована… как мы надеялись… — Таг мялся, отводил глаза. Ему было нелегко говорить эти слова. — Она… стерта. Начисто. Психоблокада не могла оказать такого… калечащего действия.
— Как это — начисто? — мной овладело нелепое желание спорить. — Я ведь хожу, говорю, думаю! Я ведь не стал здоровущим младенцем!
— Я неточно выразился… стерты воспоминания. Личностная память. То, что ты видел, то что чувствовал. Вся твоя жизнь.
— Зачем?! — это воскликнула Катти.
— Видимо, так у чужих происходит процесс ментоскопирования. Съем информации! Они все-таки выпотрошили твою память, — Таг наконец-то посмотрел на меня. В его глазах была мучительная боль. — Все забрали… и нашу дружбу тоже…
Я подошел к нему. Взял за руку, и прошептал:
— Ведь я — это все-таки я? Таг, если мы были друзьями, мы ими снова станем.
— Никаких надежд? — спросил из-за спины Наставник.
— Нет, — Таг неловко отвел свою руку. — Наставник, какие-то ассоциативные связи сохранились. Никки иногда будет что-то вспоминать… нет, скорее — узнавать заново, но помнить, что это было. Я думаю, что он останется нормальным человеком… — Таг неловко улыбнулся мне, — но вот вспомнить себя прежнего ему не удастся.
Пер стоял, глядя в пол. Как человек, отыскавший дорогую ему потерянную вещь, но убедившийся, что она непоправимо испорчена…
