Глен Кук - Рейд
Он поднимает бровь, насмешливо улыбается.
– Степень твоей осведомленности налицо. Эти ребята – профи. Они знают, кто мы такие. Знают командира. Знают, сколько топлива мы можем нести. – Он кивает. – Да, у нас неплохие шансы. Чертовски хорошие шансы, поскольку нет Ратгебера. Самые опасные места позади.
А я не вижу ничего такого страшного. Уже двенадцать часов нет контакта.
Экипаж особенной пользы из этих часов не извлек. Все они на грани полного истощения. Людям надо отдохнуть, по-настоящему расслабиться, надо похоронить призраки тех, кто остался позади…
Кое-кто из ветеранов странно на меня смотрит. Надеюсь, меня не сочтут Ионой… Не уговаривай себя, лейтенант. Не остались бы в живых те люди, если бы ты не протолкался на борт? Не был бы сейчас в патруле джонсоновский клаймер?
От таких мыслей можно рехнуться.
Глава 9
Погоня
Мы все ближе и ближе к рекорду длительности полета. Яневич говорит, что до сих пор самым долгим был полет около девяноста дней, точно он не помнит. Память вообще выкидывает странные штуки. Адаптируется к требованиям службы на клаймере. Вот, например, погибшие – никак не могу вспомнить лиц.
Ни одного из них толком не знал, кроме Холтснайдера, да и того не настолько хорошо, как мне хотелось бы. Могу составить список формальных физических характеристик, но лица не вспомню. Чтобы горевать, необходимо делать над собой усилие.
Недостаток чувств становится общим свойством. Мы под прессом ситуации.
Для нас нашлась необитаемая звезда-укрытие. Кругом планеты, их спутники и полный набор астероидных осколков. Чтобы спрятаться, лучше места не найти. И оппонентам не найти лучше места, чтобы установить простенькие космические зонды пассивного наблюдения, обнаруживаемые не легче наших маяков.
Чувство вины за то, что я мало переживаю за погибших, для меня не ново. Нечто подобное со мной происходит на всех похоронах. Видимо, это последствия социализации. Но мне просто не больно.
И горе с гневом, когда девчонки Джонсон сели на лошадь Гекаты, тоже недолго длилось. Наверное, им просто не нашлось места в этом карманном мирке.
Пиньяц перевел меня на гамма-лазер. При правильном ведении цели эта пушка пробьет любые защитные поля. Ненадежность этого оружия – притча во языцех, и наша пушка не исключение. Она уже несколько недель барахлит.
Первые симптомы появились в виде еле различимых аномалий в показаниях расхода мощности. Изменялась входная мощность при постоянной мощности на выходе. Кривая мощности на входе лезла вверх, а это значило, что все больше энергии уходит в паразитные спектры.
От этого пушка не превращалась в генератор тепла, но будущее ее как оружия оказывалось под большим вопросом.
И это лишь одна из кучи проблем, в которых тонет корабль. Плесень, с которой не справиться. Зловоние, проникшее, кажется, даже в металл. Изнашивается все сильнее одна система за другой. В большинстве случаев нам придется их форсировать. Запчастей у нас с собой мало, и на маяках тоже не все есть. Основное освещение постепенно тускнеет. Все больше и больше времени экипаж тратит на ремонтные работы.
И запасы продовольствия начинают иссякать.
Жутко наблюдать, как вокруг тебя разваливается корабль.
Еще страшнее наблюдать разложение команды. Наша определенно катится вниз. Идиотская практика бесконечного перешвыривания людей с корабля на корабль приносит свои плоды. У них нет того командного духа, что дает лишнюю крупицу стойкости.
А именно это критично в тот момент, когда повисаешь на самом краю пропасти и едва-едва держишься.
– Мистер Пиньяц, – говорю я, – у меня неприятности. Выходная мощность скачет.
Пиньяц угрюмо изучает показания приборов.
– Вот гадство! Еще повезло, что она так долго продержалась. – Он звонит в операционный отсек. – Командир, в газовых картриджах гамма-лазера сильные перепады давления.
– Насколько сильные?
– Больше десяти минут не проработает.
– С тех пор как я здесь, – обращается он ко мне, – не устаю твердить, что нужны лазеры на кристаллических кассетах. И что? Они слушали меня? Шиш. Они сказали, что кристаллы быстро выгорают, и нечего тратить объем-массу на запасные.
– Подождите, мистер Пиньяц, я сделаю кой-какие расчеты.
– Жду, командир.
– Неужели нет запасных картриджей? – спрашиваю я. – На бомбардах мы их меняли в пять минут. Щелк-щелк – и все.
Пиньяц качает головой.
– У нас на клаймерах не так. Добраться до картриджей можно только снаружи. А главный довод командования – что мы никогда не участвуем в столь длительных операциях, чтобы брать с собой запасные.
– Но в этой межзвездной операции…
Он пожимает плечами:
– Теперь-то что поделаешь?
Командир заявляет:
– Мистер Пиньяц, можете им пользоваться, но лишь когда это понадобится мистеру Бредли для поддержания внутренней температуры.
– Больше нагрузки на остальные, – хмыкает Пиньяц.
Одним ухом я слушаю, как командир обсуждает это с Яневичем. Мои наушники позволяют влезть в личные дела каждого.
Командир с Яневичем решают, что мое оружие сдохло и что нужно уводить корабль в укрытие попрохладнее. Меня устраивает. Иметь под ногами весь этот не спадающий яростный поток энергии – это бодрости не придает.
Уэстхауз рассчитывает переход на поверхность маленькой луны. Там гравитация не создаст ненужных напряжений в конструкциях корабля.
Вейрес тоже подслушал разговор по интеркому. И вычислил последствия.
– Командир, говорит инженер. Разрешите напомнить, что у нас АВ-топливо на исходе.
– Разрешаю, лейтенант. Но можете быть уверены, что я об этом не забыл и принял во внимание.
В его голосе слышится нотка сарказма. Вейреса он не любит.
По моим предположениям, у нас осталось топлива максимум на тридцать часов клайминга. Этого едва-едва хватит, если нам не повезет с перепрыгиванием между звездами.
Преследуют ли они нас до сих пор? Уже много времени прошло после налета. И после контакта. Может быть, они справились с эмоциями и отправились эскортировать свой конвой?
Что происходит на белом свете? Мы ничего не знаем, связи с маяком не имели. Самая крупная операция войны… Из-за отсутствия новостей у меня такое чувство, будто перерезана последняя нить к дому.
Дал ли наш налет необходимый перевес волкам Танниана? Удалось им вызвать панику у транспортов? Если конвой удалось рассеять, транспорты не защитить никаким количеством новых боевых кораблей. Клаймеры перебьют неповоротливые грузовые корабли практически безнаказанно. Некоторые смогут спастись просто потому, что у наших не хватит времени на всех.
Так. Если конвой рассеяли, господа из той фирмы могут счесть своим долгом поймать тех, кто в этом больше всех виноват. И они знают этот корабль давно. За ним долгий кровавый список. Мысль, что он выживет после всего, что сделал, может показаться им невыносимой.
Я пойман в ловушку порочного круга мыслей, куда люди попадают, когда им нечего делать, а по следу идет невидимый и неопределенный противник. Хочется визжать. Я хочу требовать определенности. В такой обстановке любые, даже плохие новости лучше, чем ничего. Лишь бы знать хоть что-нибудь наверняка.
У Вейреса и командира в процессе расчета перелета к новому укрытию происходит жаркая баталия на тему об уровне АВ-топлива. В конце концов командир вопреки собственному мнению решает, что перелет пройдет без клайминга.
– Черт побери! – взрывается Пиньяц, когда выходит из строя лампа над его постом. – Чертово мусорное барахло из Внешних Миров!
Он принимается поносить службу контроля качества на Ханаане, настаивая, что с изделиями Старой Земли ничего подобного случиться не могло бы. Он свиреп и желчен. Его подчиненные вжимают головы в плечи и терпеливо пережидают бурю.
В его словах есть доля правды, хотя про производителей со Старой Земли – это перегиб. Человечество, похоже, никогда не сможет преодолеть собственную природу. Работать по минимуму, лишь бы прошло.
При одной пушке, отказавшей наглухо, и с остальными, которые тоже рассыпаются, резко ограничивается возможность сброса тепла. Если погоня нас прижмет, на одни радиаторы рассчитывать нельзя.
Гигантский маятник. Туда-сюда, туда-сюда, как на качелях. Стоит только блеснуть надежде, сразу поднимает голову еще какая-то гадость. Завязли, как в трясину юрского периода.
А иногда все идет от плохого к худшему, не давая вообще никакого повода для оптимизма.
Командир был прав, а Вейрес ошибся. Надо было делать перелет в клайминге, и черт с ним, с АВ.
Мы пали жертвой новой системы тактической разведки. Конкуренты рассеяли возле звезд крошечные космические станции, оборудованные инстелом, для отлова таких, как мы, прыгунов от солнца к солнцу. Стоит такой станции засечь тахионный хвост клаймера, она тут же посылает сигнал.
