Глен Кук - Рейд
– Стоять можете? – доносится откуда-то из мутного далека голос приставленного ко мне санитара. Тут планетарная атмосфера, к тому же он в респираторе. Я утвердительно хрюкаю.
– Раздевайтесь. Сэр.
Это сплошное страдание, но я справляюсь.
– А мои вещи?
Санитар сгребает лохмотья в корзинку пластиковыми вилами.
– Получите обратно. Если захотите.
– Я имею в виду мои вещи с корабля. Они мне совершенно необходимы.
Вот это критично. Мои дневники и фотографии исчезнут, а я пальцем шевельнуть не могу.
Из трубы, по которой мы перебирались, вырывается дикий кошачий вопль. Оттуда летит оранжевая фурия. Неустрашимый не хочет покидать родной дом. Космопеху он выдает все, что может. Господи, он же взбесится, когда этот со шлангом возьмет его в работу.
Я не прав. Старина Неустрашимый слишком оглушен творящимся вокруг неслыханным безобразием. Он едва реагирует, когда я выволакиваю его из бассейна. У него даже нет сил натянуть на себя обычную маску безразличия.
Передо мной возникает рука.
– Выпейте это.
Я осушаю маленькую пластмассовую бутылочку.
– Теперь идите в душ, – указывает санитар. – Отмойтесь хорошенько, но не теряйте времени. Ваши приятели ждут. И завтрак тоже.
– Как это завтрак?
– У нас сейчас утро, сэр.
– Пойдем, Неустрашимый.
Я моюсь недолго. В бутылочке, которую мне дали осушить, было невероятной силы слабительное. В моем желудке не много того, от чего можно было бы избавиться, но он старается изо всех сил.
Завтрак оказывается ленчем. Перед тем как отправить в лазарет и покормить, нас четыре часа очищали от загрязнений. Я так оглушен, что не знаю, где нахожусь. Валюсь спать под капельницей, чувствуя себя шаманской куклой после ритуальной церемонии.
Просыпаюсь не скоро. Боль. Сила тяготения вгрызается в каждую клеточку моего тела. Однако я чувствую себя таким здоровым, каким не был долгие месяцы. Тело очищено от ядов.
Желудок от голода завязывается узлом.
Чистота! Я чистый. Есть ли что-нибудь на свете сладострастнее, чем прикосновение чистой простыни к отскобленной коже?
Санитар помогает мне сесть. Я оглядываю палату. Похоже, мы все еще на борту спасательного судна. Слева от меня Уэстхауз, справа – Яневич. Не спят, таращатся в никуда.
– Где Старик?
Вейрес, Дикерайд и Пиньяц лежат позади астрогатора. Нас уложили в порядке мелочной служебной иерархии.
Уэстхауз избегает моего взгляда. Я знаю, что он меня слышит. Но отвечать не хочет.
– Стив?
– В психическом изоляторе, – шепчет Стив в ответ. – Вытащили в смирительной рубашке. Не понимал, что все уже закончилось. Хотел отключить двигатели. Кричал, что надо спасать Джонсон.
– Черт! Вот дьявольщина. Интересно, удастся ли мне отыскать Мери? Может, ей удастся ему помочь. Гадство. Паскудная война.
– Не найдешь Мери. Никому из нас больше не видать Ханаана.
Я оглядываю палату. Все здесь. Даже Бредли со своей командой. Как это так? В них же попала ракета… или нет? Или Ито сбил ее последним отчаянным выстрелом?
Яневич выкладывает правду:
– Они высадили войска на Ханаан.
Что? Если Ханаан потерян, то для этого бьшо сделано все. Вот дерьмо. Я поворачиваюсь к Уэстхаузу. У него там семья. На его щеке след слезы.
Со мной рядом что-то копошится. Неустрашимый встает, потягивается и перебирается на новое местечко – ко мне на грудь. Что делают санитары?
– По крайней мере ты спасешься, одноглазый разбойник. Хочешь ты того или нет. Когда мы прибываем на Тервин, Стив?
Яневич смотрит таким же пустым взглядом, как и Уэстхауз.
– Мы летим в другую сторону. Они прорвали оборону Тервина. Последние сведения – идут рукопашные бои. Спасатели говорят, что связь с Тервином потеряна.
Уэстхауз тихо произносит проклятие.
Роуз с Тродаалом развивают планы на отпуск, им все равно, куда мы направляемся. Ларами обменивается с Берберяном равнодушными оскорблениями. Рыболов сидит на своей кровати в позе лотоса и общается с Господом, больше похожий на йога, чем на христианина. Диксрайд рассказывает Бредли всем давно надоевшую историю. Вейрес и Пиньяц удалились в свои мрачные солипсические миры. Кригсхаузер лежит в позе эмбриона лицом к стене. Все здесь. Все, кроме отца семейства.
– Черт! Гадская война.
Ты провел меня, приятель, я так и не выманил тебя из кустов. Ты не снимал боевой раскраски и. не показывал человеческого лица. Может быть, теперь ты так спрятался, что никто уже тебя не увидит. Если так, то прощай. Мы тебя любили. Хотели бы, чтобы ты дал нам шанс и понять.
Проклятая война.
Похабник Ларами напевает себе под нос «Уходящий корабль». Один за другим, с язвительными ухмылками, мы подхватываем песню.
Что кому не нравится? В вашу честь поем, Фред Танниан! «Ум-ум-ду-думм…»
Эпилог
Двадцать лет прошло с тех пор, как «Клара Бартон» вывезла экипаж «Б-53» из системы Ханаана. Госпиталь был последним судном, которому господа из той фирмы дали уйти. Через двадцать дней, когда Тервин окончательно пал, погиб с оружием в руках адмирал Фредерик Мин-Танниан. Он жил и умер так, как того требовала его роль.
Смерть стала его величайшим триумфом. Историки отмечают ее как переломный момент войны.
Мы, служившие ему в одном полете или во многих, не можем ни забыть его, ни простить. Но он был гением. Он поставил перед собой цель, и он достиг ее. С упрямством дворняги, впившейся в подколенную жилу врага, он притормозил неумолимую поступь Уланта. После этого война была выиграна. Нас было больше, наша промышленная база была сильнее, хотя орала перековываются на мечи не быстро.
Они были героями, люди из Первого клаймерного флота. Все, что говорил о них Танниан, – правда. Но мы – каждый из нас – были людьми, подверженными страху, людьми, захлопнутыми в плавильном котле войны.
Истинный герой редко кажется героем. Настоящий герой просто делает свою работу, хоть в зубах дракона или в середине ада.
Двадцать лет прошло. Лишь теперь боль утихла настолько, что можно рассказать правду. Попыток подвергнуть меня цензуре не было – тогда. «Гражданин» решил, что публика еще для такого не готова. Даже сейчас те, кто это напечатал, боятся шума, который может подняться…
Уже, казалось, навсегда разбитый и потерянный, мой друг воспрянул обновленный и стал еще более уверенным в себе. Через шесть лет он командовал спецсоединением, освободившим Ханаан.
Яневич, Уэстхауз и Бредли процветают. Первый и последний до сих пор на службе, адмиралы. Уэстхауз – профессор математики на Ханаане.
Пиньяц погиб во втором полете на собственном клаймере. Дикерайд был у него инженером. Что сталось с Вейресом, не знает никто.
Войну пережили шестеро солдат с клаймера «Б-53». Только двое из них пережили мир. Цену клаймеров, цену нашей победы мы все еще платим. Порой мне кажется, что Улант вышел из войны с потерями меньше наших.
1
Fliegende Hollandren – Летучие голландцы.
2
Hexenkessel – Ведьмин котел (нем.).
3
Verboten – Запрещено (нем.).
4
Voila – Ну вот (фр.).
5
Coup de grace – Удар милосердия, которым добивали смертельно ранен ного. (фр.)
6
Capiche – Понимаешь (ит).
7
Que sera, sera – Что случится – случится (исп.).
8
Festung – Крепость (нем.)
