Александр Зорич - Повести о космосе (сборник)
На погрузчике их приехал встречать комендант, некто капитан Маканьковский.
Казалось бы, рутинный перелет… Казалось бы, Тихон по сути ничего не делал, никаких решений не принимал… Но он так вымотался, что почти не воспринимал окружающий мир.
Путь от «Орлана» до столовой Тихон провел в полудреме.
Повар космодрома встретил их как родных: обогрел, накормил и чаем напоил.
После ужина милейший Маканьковский предложил «пропустить по сорок капель», но комэск, игнорируя умоляющий взгляд Ниткина, отбоярился:
– Спасибо за предложение. Но я должен провести инструктаж. А потом будем спать, наверное. Сильно из графика выбились…
– Тогда, может, молочка горячего, с имбирем? – Маканьковский из кожи вон лез, хотел быть полезен родным ВКС. – У нас на складе целые залежи, никто не пьет.
Насчет молочка – одобрили.
Маканьковский ушел.
Саржев обвел тяжелым взглядом присутствующих.
Точнее, он попытался изобразить «тяжелый взгляд», но, на самом деле, его незлое лицо было чуть обиженным и очень усталым. Обижался он на глупого Пейпера, а устал от всего вместе.
– Значит так. ЧП с Пейпером это ЧП с Пейпером. А праздник это праздник. Из–за того, что Пейпер слез с автопилота когда не просили и угробил свою машину, праздник никто отменять не собирается. Новый «Орлан» перегонят с авианосца в Кирту как только позволят метеоусловия. Поэтому завтра нам все равно надо отлетать программу. И притом отлетать на «отлично». Давайте еще раз пройдем по всем пунктам… Слово предоставляется младшим товарищам. Доложи–ка нам, Тихон.
– Праздник состоит из двух частей. Первая часть атмосферная, вторая – космическая. Мы начинаем над Киртой в девять тридцать пять. Крутим каскад фигур высшего пилотажа. В конце каскада ставим «свечу», набираем высоту и выходим на параболическую орбиту. Вторую космическую мы должны иметь в десять ноль три. К этому времени Эфиальт будет в ракурсе, обеспечивающем оптимальное решение задачи встречи. Таким образом, зоны низких эллиптических орбит Эфиальта мы должны достичь уже в двенадцать двадцать одну. После чего мы производим окончательное торможение, снижение и переход в горизонтальный полет над дневной стороной спутника. Берем курс на плато криовулканов, которое называется… Называется… – Тихон начал краснеть. Больше недели, понукаемый Саржевым, зубрил он эту показушную программу! И все равно!
– Да неважно как, – успокоил его капитан–лейтенант. – Как оно по астрографии – в туристическом буклете написано. А на летных картах плато – это три номерных квадрата сетки. Автопилот везет, прочее – детали… Ну, валяй дальше, Тихон. Что там, над криовулканами–то?
– Там у нас запланирован показательный бой с шестеркой «Горынычей» модификации ПР. Это перехватчики из Махаонского Крепостного полка ПКО. Местные, значит. Мы изображаем «синих», то есть коварного условного противника. «Горынычи» – «зеленые», то есть благородные условные наши. Мы обнаруживаем их первыми и подкрадываемся на предельно малых, используя фон местности и маскировочные свойства ледовых вулканов…
Заслышав о предельно малых высотах и вулканах, Ниткин мрачно улыбнулся, но, в ответ на вопросительный взгляд Саржева, только махнул рукой. Дескать, ничего по существу.
– А какие у них маскировочные свойства, кстати? И что это вообще такое? – спросил Саржев, обращаясь к Ниткину.
Бывалый космический волк относился к инструктажу без пиетета. Поэтому ответил капитан–лейтенанту не как командиру, а как умненькому, но тем и докучливому ребенку.
– Криовулкан это тот же гейзер. Ну, фонтан воды, который бьет под давлением из дырки в земле. Однако, поскольку действие происходит на небесном теле с очень слабой гравитацией, этот фонтан поднимается на огромную высоту. Также, из–за особых условий, а эти условия называются «жуткая холодина», вода успевает замерзнуть прямо на лету. Откуда и маскировка.
Ниткин замолчал. Похоже, счел свой ответ исчерпывающим.
– Так откуда же? – переспросил Саржев.
– Оттуда, что из земли торчит такая сосулька высотой километров пять. А то и все пятьдесят. И ширины соответствующей. Это уже от тяготения планетки зависит и прочей физики. На Энцеладе вот, возле Сатурна, бывает и шестьдесят километров, и выше. А на Эфиальте, где мы завтра летать будем, от трех до пятнадцати.
Ниткин снова замолчал.
– Да что я все должен из тебя клещами тянуть?! – Саржев вспылил. – Докладывай, старший лейтенант, как положено! Про маскировочные свойства!
– Виноват, товарищ капитан–лейтенант, но десять раз уже все это жевали… Летит толстый столб воды в космос, летят брызги, разные твердые фракции. Песок, вулканический туф, соли, окислы металлов… Одним словом, непрозрачные для средств обнаружения субстанции, если говорить с точки зрения тактических свойств, – уточнил Ниткин с нескрываемым ехидством. – Из столба воды, как я уже сказал, получается сосулька высотой с Эверест. Если таких сосулек много, они сами по себе неплохо затеняют флуггер от средств наблюдения. Также случается, что тучи замерзших брызг образуют гигантские завесы, которые оседают очень медленно из–за низкой гравитации. В общем, если грамотно маневрировать, то под прикрытием криовулканов можно подойти к целям довольно близко, оставаясь незамеченным. После чего внезапно атаковать и сбить к чертовой матери!
– Вот. Это по существу. Спасибо за доклад, старший лейтенант. А теперь…
– И вот там, на плато ледовых вулканов, могло бы начаться самое интересное! – перебил Ниткин. – Но не начнется, шкимушгар им в нюх солидоленный!
– Потише, – Саржев предупредительно выставил ладонь.
– А чего потише, я и так тихо! – Ниткин вдруг разошелся не на шутку. – Хорош праздник! У них праздник, а мы мало того что противника изображаем, так нас еще всех собьют по сценарию! Бой должен быть честным! Это значит – без всяких сценариев! Даже если он показательный!
– Ну что я, снова прописные истины разъяснять должен? Сам сказал: десять раз уже жевали. Пресс–служба флота верно рассудила. Тут одно из двух: либо бой будет похож на реальный, либо бой будет красивый. Ясное дело, что по случаю праздника он должен быть красивым… Для этого каждый маневр обязан подчиняться точному расчету. Такой расчет сделан, все летно–боевые эволюции заложены в автопилот… И точка. Больше я к этому вопросу возвращаться не намерен… Точнее, нет. К этому вопросу мы сейчас и переходим. Расскажи–ка нам, Мамонтов, про особенности летно–боевой программы…
Они поговорили еще минут десять.
Потом Саржев разрешил разойтись.
Ниткин отправился спать. Тихон тоже хотел было отправиться в койку, но вместо этого вышел на улицу.
Было холодно, но ему так даже нравилось.
Спустя минуту за его спиной раздались шаги. Мимо прошел комендант космодрома.
Тихон запоздало отдал честь. Тот не заметил.
Еще через минуту появился Саржев.
– Там комендант молока принес. Говорит, имбирь согревает. Будешь?
– Буду.
– Ну пойдем тогда.
– Вообще–то действительно обидно, товарищ капитан–лейтенант, – деликатно начал Тихон.
Саржев вздохнул.
– Чего обидно? Чего тебе обидно–то? Скажи вообще спасибо, что тебя в пилотажную группу ввели!
– Спасибо, – согласился Тихон для протокола. – Но я вот думал: планету посмотрю, Кирту, показательный бой проведу…
– Ну так и посмотришь. Уже смотришь.
– Да на что здесь смотреть?! На тундру? На панель автопилота?!
– Вам, молодым, не угодишь.
– Понимаете, Леонидвасильич, когда я в пилоты шел… Я о чем–то другом думал, другого хотел…
– Ну и о чем ты таком думал?
– Думал, буду Родину защищать… И тэдэ.
– Уверен? – капитан–лейтенант внимательно посмотрел на Тихона. – Прямо так? Родина и тэдэ?
– Ну не совсем так…
– А как?
– Вначале я служить не хотел. Вообще. У меня отец – металлист, технолог субмолекулярной сшивки сплавов. Он мне такие вещи рассказывал! Из сборки центроплана «Горыныча» умел приключение сделать, роман! «Капитанская дочка» рядом не лежала… Ну или только она и лежала.
Саржев улыбнулся.
– Смеетесь?
– Да нет, своего батю вспомнил. Он у меня нормировщик Минкульта. Но тоже как увлечется, начнет руками махать… Глаза горят! Утверждается проект сценария для детского утренника, а он так в тему уходит, будто это «Жизнь за царя» в новой экспортной постановке. Энтузиаст, одним словом…
Тихон вежливо улыбнулся. Он думал, что на том их разговор и закончится.
Обычно ведь как: обратишься к командиру с какой–нибудь душевной тягостью, он тебя послушает минуты полторы, потом задаст для проформы ничего не значащий вопрос, ты ответишь, он быстро уведет разговор подальше, потом еще минута – и он уже бодро напутствует тебя дежурными словами вроде «Не раскисай, пилот, на то и служба!» После чего следует уже официальное «Можете идти, товарищ лейтенант» – и конец разговору.
